Развод. Вспомни, как мы любили

Глава 42. Ты издеваешься?

— Это ничего не меняет, — я встаю, отбрасывая порванные трусики в сторону.

Виктор ловит их в воздухе, резко и ловко поддавшись вперед.

Молча прячет их в карман пиджака, а затем деловито приглаживает волосы.

— Ты что делаешь? — протягиваю руку. — Отдай!

— Нет, — поднимает на меня взгляд. — Я буду страдать с твоими трусиками. Алтарь сооружу для них в укромном уголке.

— Как ты меня достал, Вить, — зло выдыхаю я. — Какой ты бесячий мужик… Отдай мои трусы! У тебя никакого морального права на них нет! Ты мне больше не муж!

— Эти трусики, кстати, новенькие, да? Я не помню у тебя таких.

— Вали к своей Ларисе, козлина, и ее трусы воруй, — цежу я сквозь зубы.

— У меня как-то так вышло, что я Ларису поматросил и бросил, — смотрит на меня без тени стыда. — И ведь все было бы иначе, если бы ты вчера не ввалилась ко мне в мою берлогу.

— Так это я виновата?

— Я тебе был готов даже ножки помассировать.

— Чего?

— Что я могу сделать, Маш? Я честно попытался с Ларисой выйти в романтическое настроение, но…

— Но что?! — рявкаю я одновременно в дикой ревности и раздражении на Виктора, которого готова сейчас задушить.

— Во рту песок, а в голове жена, которая ехидничает. И ты такой сукой была, Машуль, — Виктор с осуждением качает головой.

— Ты, что, бортанул свою любовь любовную?

— Да, — пожимает плечами. — Я с ней серьезно поговорил. Она меня назвала придурком и ушла, кинув салфетку на пол.

— Ты и есть придурок, Вить.

— Что поделать.

— Проваливай. Я с тобой не сойдусь опять, — развожу руки в стороны. — Нафиг с пляжа! Трусы, так уж и быть, забирай, но большего не жди. То, что сегодня произошло, было ошибкой. И ничего удивительного, если честно. Такое случается.

— Да? — Виктор вскидывает бровь.

— Да! — повышаю голос. — Бывает! Мы сорвались! Мы на взводе! Стресс! И у нас, — опускаю руки, — было долгое воздержание. Вот и все.

— Звучит логично.

— Ага, а теперь иди, — смахиваю со лба волосы и шагаю прочь.

Но ноги у меня слабые, ватные, и я не замечаю на своем пути кресла из-за злости.

Напарываюсь на него, меня ведет в сторону, я путаюсь в ногах в попытке удержать равновесие.

Правая ступня подкашивается, ее простреливает боль с громким щелчком, и я с диким ором падаю в руки Виктора.

— Маша!

Я верещу отборные маты и кричу:

— Нога! Нога! — опять маты. — Витя, ты козлина! Ненавижу тебя!

— Да что случилось?!

Я пытаюсь наступить на стопу, но вновь из меня рвутся крики, которые переходят в слезы и в неразборчивые ругательства.

— Так, в больницу, короче, — Виктор подхватывает меня на руки.

— Не в таком виде! Ты сдурел?! Я без трусов! Витя, блин! У меня юбка порванная! Блузка мятая!

— Ладно, переодену.

Замолкаю и смотрю в его решительное лицо, а потом шмыгаю. Сглатываю, губы поджимаю и шепчу:

— Не надо больницу. Ничего страшного…

А затем утыкаюсь лицом в шею Виктора, когда ногу простреливает болью.

— Ну, конечно, ничего страшного, — недовольно шипит он и шагает прочь из гостиной. — Знаешь, Маш, давай-ка ты сейчас свои обидки на меня засунешь в одно место. Серьезно.

Но разве я могу сейчас заткнуться? Почему у меня все всегда идет наперекосяк? Столько месяцев сидела в своем унылом болоте и ничего не происходило, кроме слез, соплей и криков дочерей, а тут за одни сутки навалилось сразу по макушечку!

— Просто брось меня тут… — бубню в ответ. — Сама разберусь.

— Это уже будет совсем некрасиво.

— Да ты что?

— Ага.

— Ты мне всю жизнь испортил, — вою в его пиджак. — Я тебе лучшие годы отдала…

— Так я тебе свои тоже.

— Теперь вот уже ноги ломаешь…

— Какой изверг. Ужас.

Поднимается по лестнице, шагает по коридору, и я сквозь слезы у двери спальни шепчу:

— Нет, не входи.

— Ты там труп прячешь?

— Я не хочу чтобы ты входил.

— Почему?

— Мы в разводе.

— Да ты меня достала, — он буквально пинает дверь. — Как я с тобой прожил-то столько лет?

— Вот и вали!

— Свалю, а ты еще что-нибудь себе сломаешь, — глухо рычит он. — Шею, например. На зло, чтобы уж точно уродом меня выставить. Заткнись, Маша.

Я сердито выдыхаю и замолкаю. Усаживает на кровать, зло щурится на меня и шагает к гардеробной:

— Вот и молодец. Вот и молчи.

Морщусь, всхлипываю когда ногу опять дергает болью.

— Я не понял, — доносится голос Виктора из гардеробной, — куда ты трусики переложила? — молчание, слышу, как он выдвигает ящики, и затем говорит. — Тут лежали мои галстуки, Маша!

— А теперь не лежат! Все ящики теперь мои!

Выглядывает из гардеробной и кидает в меня красными кружевными трусиками:

— Мне эти понравились! — попадает в лицо.

— Да хорош, блин! — откидываю тонкие кружева.

Скрывается в гардеробной, и через минуту выходит с платьем цвета бордо. Глубокое декольте, узкая юбка.

— Ты издеваешься?

— Что не так?

— Это платье на свиданки!

— Теперь понятно, почему на нем бирочка. Свиданок, видимо, не случилось.

— Как же я тебя ненавижу, — клокочу в отчаянии и гневе. — Надо было тогда ту ручку с розовым заячьим хвостом тебе в жопу засунуть! Да поглубже!

— Я тебя либо в этих трусах и платье повезу, либо такой, какая ты сейчас есть.