Возвращаюсь к Виктору.
Пока неторопливо вышагиваю под его пронизывающим взглядом, чувствую себя одновременно на подиуме и на пути к эшафоту.
Как такое могло случиться, что я залетела?
И ведь иначе это не назовешь.
Я не планировала беременность, не боялась того, что она может вот так внезапно произойти к моим сорока годам.
Сажусь, придвигаю стул к столу, на котором меня уже ждет мой шоколадный десерт.
Поднимаю взгляд на молчаливого Виктора.
И вот он тот момент, который можно описать глупостью “он знает, что я знаю, что он знает”.
— Да, уже успели принести десерт, — он едва заметно щурится, — ты вовремя.
В прошлый раз после удачного ЭКО и новости, что мы станем родителями, мы прыгали до потолка, орали, смеялись, обнимались и плакали, а сейчас сидим друг напротив друга, как мафиозники, которые пришли на серьезные разборки.
Пока я смотрю на Виктора, а он на меня, аромат от брауни и фисташкового мороженого провоцирует во мне обильное слюноотделение.
— Ты все… — подхватываю вилку и крепко ее сжимаю.
— Понял, — тихо заканчивает за меня Виктор.
— Когда?
— Когда помешали дворнику делать его работу, — откидывается назад. — И ты сама виновата.
— Чего?
— Я бы ничерта не понял, если бы ты мне в свое время не плакалась каждый день, что стала пятнистой как гепард, — улыбается. — Каждый день спрашивала, а стали ли пятна на виске больше и темнее. И я ведь их внимательно разглядывал, — вздыхает, — под лупой, Маш. Буквально, блин, под лупой.
Поджимаю губы. Да я мнительная. И да, я ходила за Виктором с лупой и в слезах, что я страшная, опухшая и пятнистая.
— И почти каждый день ты требовала брауни с фисташковым мороженым.
— Ну, знаешь, кто-то огурцы с медом жрет… — отламываю вилкой от брауни кусочек и сердито отправляю его в рот, — или штукатурку.
— А я и не говорил, что меня это раздражало, — взгляда от меня не отрывает, — меня это радовало. И мне нравилось наблюдать за тем, как ты яростно безжалостно расправляешься с брауни.
И я понимаю, что я уже третий кусок брауни глотаю.
— Мне нравилось еще кое-что…
— И что же? — зло спрашиваю с набитым ртом.
Опять прищуривается, встает, подхватывает стул и через секунду уже сидит рядом со мной.
— Ты многое забыла, да?
— Я тебя не понимаю, — разворачиваюсь к нему.
— Я тебе напомню, что мне еще нравилось.
Сгребает в охапку, игнорируя мои возмущения, и жадно накрывает мои губы своим горячим ртом.
И я вспоминаю.
Почему-то брауни я всегда ела неаккуратно, как голодный поросенок, который с голодухи дорвался до шоколада.
Леди отключалась, уступая место варварке, что не умеет нормально есть десерты. Мой рот весь был в шоколаде и мороженом, и Виктор подгадывал такие моменты, чтобы с поцелуем “отведать” сладенького.
Я так же, как и сейчас, с негодующим мычанием пыталась вырваться из его объятий, а ему было все равно.
— Вспомнила? — отстраняется он и всматривается в мои глаза.
— Пусти, — шепчу я.
— Да разбежался, — хмыкает он.
— Вить…
— Что?
— С чего ты такой довольный, блин?
— Сладенького покушал.
— Вот с тобой всегда так, да? — медленно выдыхаю через нос. — То восемь лет пытаемся, пытаемся, проходим все круги ада…
— А в разводе раз и оплодотворил тебя, — расплывается в самодовольной улыбке.
— Оплодотворил? — в ярости шепчу я. — Может, чо уж стесняться… Осеменил? И еще нам почти по сорок, блин! Да как тебе удалось?! — отталкиваю его и встаю, всплеснув руками. — Это возмутительно!
— Многие бы назвали это чудом, а меня волшебником.
— Да сволочь ты такая, — рычу я в ответ, — волшебник! — хватаю со стола салфетку и бью его по плечу. — Вот этого я точно не планировала! От бывшего в сорокет забеременеть!
Официантка в стороне округляет глаза и пятится.
— С тобой всегда так!
Виктор встает, опять хватает меня и прижимает к себе, и меня прорывает на рыдания.
— Козлина ты, а не волшебник…
— Знаю.
— И это ничего не меняет… ничего не меняет… я сама справлюсь.
Резко отстраняюсь и поднимаю взгляд. Шмыгаю и повторяю:
— Сама.
— Вот как? — его глаза темнеют.
— Да, вот так! — отталкиваю его. — Думаешь, нашел лазейку вернуться ко мне?
Остальные гости давно уже отвлеклись от своих обедов и напряженно наблюдают за нами.
— То есть сама будешь себе брауни покупать, да? — Виктор повышает голос. — Массировать ноги, готовить чай…
— А что мне за тебя опять замуж выходить?!
— Да, блин! И ты в любом случае должна была выйти за меня второй раз замуж! Я уже кольцо купил!
— Какое нафиг кольцо?!
Виктор лезет во внутренний карман пиджака.
— Не смей… — в отчаянии шепчу я.
— Вот это кольцо! — резко протягивает в мою сторону черную бархатную коробочку на ладони.
— Божечки, это так мило, — попискивает за угловым столиком девушка с ровным каре.
— Да нифига! — рявкаю я. — Я в разводе с этим волшебником!
— Ой, хватит, Маша! — рычит Виктор. — Как развелись, так свелись опять!
— Как у тебя все просто!
— Да мы развелись с тобой, потому что я, дура ты такая, сложно смотрел на жизнь! Ясно?!
— Так я еще и дура?!
— Ой, извини, — шипит Виктор. — Ты не дура, ты стерва! Стерва, которая решила меня мурыжить до моих похорон! Тебе нравится, да? Нравится держать меня в подвешенном состоянии?
— Да! И ты все испортил опять! Только мне что-то нравится, так ты это рушишь!
— А я был готов бегать за тобой до своих похорон! Я ждал от тебя знака! И вот он! На твоем виске! И да, я теперь понимаю, что ты бы не сказала мне, — передразнивает мой голос, — Вить, давай попробуем еще раз! Вертихвостка!
— Да! Я такая!
— Ты будешь моей женой?! — гаркает он.
— Да!
Замолкаю, и все остальные аж рты открывают. Кто-то несмело хлопает в ладоши:
— Ура…
— Вот блин… — шепчу я и медленно отступаю, когда Виктор с жутким оскалом и щелчком открывает коробочку. — Вот блин… Вить, я не то сказала.
— То, Машуль, то, — он делает ко мне шаг. — Не отвертишься.