— Вить, — вздыхает на заднем сидении Маша. — Это все очень весело и задорно, но ты сейчас вернешь меня домой, потом привезешь девочек и уедешь.
Вывих ей вправили, тугую повязку наложили и порекомендовали покой без лишних движений.
Но я знаю свою бывшую жену. Она устроит скачки на одной ноге и начхает на рекомендации травматолога. Обязательно навернется, и здравствуй вторая вывихнутая стопа.
— Что ты молчишь?
— Ты отвлекаешь меня от дороги.
— Ты меня услышал?
Я готов приковать ее к кровати.
— Я нашел в одном из ящиков наручники, Маш, — кидаю взгляд на светофор, а затем в зеркало заднего вида.
Сидит злая, красная и с широко распахнутыми глазами.
— Они бонусом к платью прилагались?
Моя бывшая женушка планировала найти какого-то извращенца? Хотела пригласить его в дом и сыграла бы с ним в увлекательные ролевые игры?
Мне кажется, что у меня сейчас пар из ушей пойдет.
А еще пять лет назад она заприметила молодого горячего аниматора.
— Так наручники откуда?
— Надо было их выкинуть, — шипит себе под нос и отворачивается.
— Не понял.
— Что ты не понял? — повышает Маша голос. — Эти наручники не к платью! Эти наручники были приготовлены для ужина, но ты в тот день признался в любви к другой! Почему не выкинула? Не знаю! Я о них вообще забыла, блин!
Я молчу, сжимаю руль и смотрю на дорогу.
Сейчас наручники меня очень заинтересовали, а тогда?
Тогда бы они вызвали, наверное, глухое раздражение. Я все еще помню то состояние, в котором мне казалось, что я ушел по уши в черную густую жижу липкой тоски.
— Козлина, — шипит Маша. — Я тогда еще чулки в крупную сеточку купила. Шлюшьи такие!
Сглатываю.
— И знаешь, как на меня смотрели, когда я просила сеточку побольше? М? — буравит меня злобным взглядом. — Это хорошо, что у меня мозгов хватило не купить лакированные ботфорты на высоких каблуках! — замолкает и взвизгивает. — Моего размера не было!
Вот сейчас точно пар из ушей со свистом пойдет.
— Красные такие, — с пунцовым лицом сипит Маша. — Чтобы вот типичная проститутка с трассы получилась.
— Прекрати.
— Нет! Не прекращу, Витя! — рявкает Маша. — И большое тебе спасибо, что ты, сволочуга, пришел пораньше! Ты же мог мне все это сказать, когда бы я к тебе вышла в сетчатых чулках и красных сапогах!
— Ты же их не купила, — делаю тихое и напряженное замечание.
— Неважно! Важен посыл! Только представь эту картину! Я в чулках, с наручниками на пальце, в сапожищах по жопу, а ты мне говоришь…
— Не буду!
— Почему? — зло спрашивает.
— Потому что тебе потом придется стирать мои трусы! — повышаю голос.
Замолкает, переваривая мои громкие угрозы, и шепчет:
— Ты совсем охамел?
— А ты мне не устраивай тут горячие рассказики, когда я за рулем, — поскрипываю зубами. — И чулки, кстати, я не нашел.
— Наверное, как и кожаный комплект белья, — сердито усмехается. — Они в нижнем ящике комода в спальне.
— И где логика? — возмущенно спрашиваю я. — Где твой хваленый порядок, а? Наручники отдельно, кожаные трусы отдельно?
— А вот такой у меня порядок теперь.
— Знаешь, а я, может быть, ничего бы тебе и не сказал тогда, будь ты в красных сапогах! — низко и глухо рычу в ответ.
— Ага! А потом бы лежал и печально вздыхал, страдалец чертов! — бьет по переднему сидению. — И это, вот, кстати, вся мужицкая суть! Своего вы не упустите, да? О красные сапожки потретесь, чулочки порвете, а потом лежите и страдаете, как вам все надоело! Как все наскучило! Еще эта жена не дает нормально поговорить, да? То наручники, то сапожки, то пробочки с хвостиками! Вот стерва-то такая! Отвлекает мужика от глубоких и умных мыслей о мужском бытии!
— Вот ты сейчас и отвлекаешь!
— Да чтоб твой огурец больше ни на одну бабу не стоял!
— Так отдуваться будешь ты, Машуль! И сапоги-то даже не понадобятся!
— Пошел ты!
— Сама пошла!
Вместе выдыхаем и молчим на перекрестке, дожидаясь, когда красный свет сменится зеленым.
— Это глупо, — Маша откидываемся назад. — Бессмысленно сейчас ругаться, выяснять отношения и как двум макакам друг на друг друга орать с соседних веток. Все это должно было быть до развода, в зале суда с растерянными адвокатами, уставшим судьей… А сейчас? Что мы пытаемся сейчас друг другу доказать, Вить? Что зря развелись?
— Возможно.
— Да сучий ты потрох! — Маша опять переходит на крик. — Зря?! Ты меня через все круги ада зря провел?!
— Такие круги ада, что страдала ты в чужой футболке?! И плакала ты, поди, не о прекрасном Витеньке!
— О молодости своей! Растраченной на козла! О своих мечтах!
— Короче, о себе любимой страдала!
— Да! О себе любимой!
— Что и требовалось доказать! Эгоистичная ты дрянь!
— Хватит! — взвизгивает Маша. — Заткнулись! И ты, и я! Мы взрослые люди! Все! — вскидывает руку в мою сторону и грозит пальцем. — Молчим, Вить, — переходит на шепот. — Вить, мы с тобой в отношениях больше двадцати лет, и сраться мы с тобой можем теперь столько же.
— Согласен.
— Я же начну припоминать, как ты меня бесил, когда грыз карандаши на контрольных, — медленно выдыхает Маша. — Мои красивые новенькие карандаши.
— Все, Маш, спокойно, — сдеражанно говорю я. — Я молчу, и ты молчи.
— Вот нафига ты так делал?
— Что?
— Грыз карандаши.
— Да я помню, что ли?
— Ладно, — Маша прикладывает ладони к щекам, закрывает глаза и начинает мантру. — Мне ничего от бывшего мужа не надо. Мы развелись, и я полна умиротворения и благодарности. Мы прощаем его и отпускаем. На все четыре стороны.
— И что? Помогает?