Что купить воспитательнице?

Я лежу на диване в полном облачении. Над моей головой — горящее бра, под ногами — утренняя газета. В голове мысли гоняются друг за дружкой. Моя совсем маленькая женушка присела у зеркала в другом конце комнаты и намазывает на лицо биоплацентарный крем, существенно освежающий клетки кожи. Это время нелегкого покаяния для творца моего возраста. Вот уже несколько недель я решаю непростую дилемму, и я больше не могу игнорировать ее, я должен поделиться с кем-нибудь тем, что решит мою судьбу на ближайшее десятилетие. Ведь для этого человек женится, не так ли?

— Дорогая, — говорю я сдавленным голосом, — я должен тебе кое-что рассказать, и я прошу не пугаться и не делать поспешных выводов. Вот уже давно зреет во мне ощущение, что я как художник зашел в тупик и что мне лучше прекратить писать на год-два. Я уже не могу придумать ничего нового, занятие сочинительством опустошает меня начисто. Только ты должна правильно меня понять. Мне нужен отдых…

Жена молча намазывает биоплаценту.

— Разве я не прав? — спрашиваю я в некотором напряжении. — Скажи, я не прав?

Жена поворачивается ко мне, смотрит проникающим взглядом и некоторое время не отвечает.

— Эфраим, — тихо говорит она, — надо купить что-то воспитательнице.

— Когда?

— Она уходит в конце недели, ее мужа переводят в Беэр-Шеву. Нужно купить ей какой-то подарок от имени всех мам.

Этот ответ меня совершенно не удовлетворяет.

— Скажи, почему ты не слушаешь, когда я к тебе обращаюсь?

— Я слушаю, — она намазывает новый слой, оранжевый, — я помню каждое твое слово.

— Ну и что же я сказал?

— «Скажи, почему ты не слушаешь, когда я к тебе обращаюсь?»

— Правильно. Так почему же ты мне не отвечаешь?

— Думаю, потому и не отвечаю…

Да, проблема не из легких, надо признаться.

— Ты полагаешь, — говорю я, — что мне нужно сделать над собой усилие, чтобы преодолеть минутную слабость?

Она не слушает.

— Ты меня слушаешь?

— Ну конечно, что я, глухая? «Усилие, чтобы преодолеть минутную слабость».

— Ну и?

— Может, коробку конфет?

— Где?

— Это недорого, а в качестве подарка может произвести впечатление, правда?

— Конечно, — я соглашаюсь, чтобы не вступать в спор, — но как это решит мою проблему, дорогая? Если я прекращу работать на годик-другой, чем я буду заниматься, чем я заполню образовавшийся интеллектуальный вакуум?

Жена бьет себя легонько по щекам и оборачивается ко мне. В ее глазах — воспитательница.

— Ты вообще слушаешь, что я говорю? — говорю я.

— Ну зачем ты каждый раз спрашиваешь, слушаю ли я? «Образовавшийся интеллектуальный вакуум».

Она помнит каждое слово.

— Я полагаю, что первое время я буду немного заниматься рисованием и музыкой.

— Почему бы и нет?

— Потом буду преподавать вязание бегемотам…

— Возможно.

Она снимает туалетной бумагой биоплаценту. Ее брови поднимаются.

— Все-таки, — бормочет она, — надо все обдумать…

Мне в этот момент нечего было добавить. Я промолчал.

— Ну, что же ты молчишь? — говорит она.

— Я не молчу. Я размышляю — может, пришло время расчленить тело нашей домработницы и упаковать его в зеленый чемодан?

Женушка погружена в свои мысли. Она перелистывает иностранный женский журнал.

— Ты не слушаешь!

— «Упаковать тело домработницы в зеленый чемодан».

Слово в слово. Она начинает работу над ресницами с помощью иностранной кисточки. Включает транзистор. «Иерусалим мой золотой».

— Если министр финансов не будет возражать, — плету я ткань своих мыслей, — я куплю при случае молодую зебру для воспитательницы.

Не сработало. Нет зажигания.

— Конечно, — говорит она, массируя шею вниз-вверх, — очень хорошо.

— Ладно, — подвожу я итог вечера, — тогда я сейчас схожу к своей давней содержанке и буду развлекаться с ней до утра. Ты слышишь?

— Будешь развлекаться с ней до утра.

— Ну и?

— Я думаю, что лучше всего подойдет ваза с цветами…

Она уходит в ванную смывать все с лица. Я остаюсь наедине со своими мыслями, обгоняющими друг дружку. Очевидно, мне придется потихоньку продолжать писать.

Загрузка...