В тот день Ксюша осталась ночевать у меня. Она сильно обиделась на Рому, не сказавшего нам про день рождения Оболенцева. Сначала он оправдывался, что якобы думал, будто приглашение Матвея распространяется только на «А» класс. Но когда она попросила замолвить за нас словечко, потупился.
– По правде говоря, я не хочу, чтобы вы туда ехали.
– Почему это? – удивилась я.
– Потому что, скорей всего, будет пьянка, и делать вам там нечего.
– Как это нечего? Тебе, значит, есть чего, а нам нет? – накинулась на него Ксюша. – Твоя Жанна небось поедет?
– Жанна поедет. Но она не такая…
– Какая «не такая»? Что значит «такая»? Ром, ты серьезно? Ты вообще за кого нас держишь?
– Блин, да ты не то подумала, – разозлился он. – Я просто не хочу, чтобы у кого-то потом были неприятности.
– У нас или у тебя?
– Ни у кого. Матвей Ивана Сергеевича тоже пригласил.
– Что? Учителя? – ахнула я. – А так можно?
– Пьянка с учителем? – Ксюша почти кричала. – Вы вообще в своем уме? А Аксенов?
– У него проблемы, и мы хотим его поддержать.
– Так, ну хорошо! – Подруга попыталась взять себя в руки. – Повтори, пожалуйста, еще раз, почему у кого-то из-за нас должны быть неприятности?
– Я же вас знаю, – Рома кусал губы, старательно подбирая слова, – вам нужны любовные приключения, и вы будете их там искать.
– А ты своей Носовой собираешься просто бумажные платки подавать?
– Если Алиса поедет, то и Кирилл поедет и будет бычиться, отгонять от нее всех. Я прямо-таки уверен, что какого-нибудь кипежа точно не избежать.
– Шикарно! – Ситуация казалась мне возмутительной. – Ты сам понимаешь, как это звучит? Мне Мартов никто. Почему я постоянно должна на него оглядываться? Я вообще пойду и напишу на него заявление в полицию, что он меня преследует.
– Обалдела? У него к тебе настоящие чувства, а ты его в полицию.
– Это не чувства, Ром, а терроризм какой-то.
– Значит, не поговоришь с Матвеем? – зло перебила нас Ксюша.
Рома помялся, но твердо ответил: «Нет».
Я не помнила, чтобы когда-нибудь он так вредничал и упрямился. Но, похоже, математики основательно промыли ему мозги. И то, что он говорил о нас в таком тоне, мол, вам там не место, звучало оскорбительно.
Мы с Ксюшей лежали под открытым окном плечом к плечу и, вдыхая ароматный ночной воздух, фантазировали о нашем будущем.
– Сразу накопить на две квартиры не получится, – ее профиль в полумраке выглядел призрачно-прекрасным, – сначала купим одну на двоих, а потом наберем и на вторую. Первую продадим и возьмем две рядом, как у нас сейчас.
– Это огромные деньги. Думаешь, мы столько накопим?
– Конечно, накопим! Может, даже довольно быстро. Я когда поступлю, начну видеоблог вести. Думаю, у меня получится. А блогеры квартиры покупают направо и налево.
– А я даже не знаю. Если стану расследовать преступления, как хотела, то вряд ли смогу что-то накопить в ближайшие пять лет. Может, мне вообще придется переехать в другой город.
– Да ну! С этим вообще проблем быть не должно. Заведем тебе канал на «Ютубе», найдем мальчика-оператора, и ты станешь расследовать, а он снимать. Если это по-настоящему интересные преступления, то миллионные просмотры нам обеспечены.
– Главное, чтобы получилось что-то расследовать, а то я уже начала сомневаться, что это возможно.
– Не поняла? Откуда сомнения?
– Да я со своими непонятками разобраться не могу, а там все неизвестное.
– А это нормально. Парикмахеры себя хорошо не постригут, а стоматологи не вылечат. Самому с собой всегда сложнее.
– Слышишь? – Я привстала на локте.
– Что? – Ксюша прислушалась.
– Твоя любимая песня.
– Обнимай меня, обнимай всю ночь,У тебя на сердце шрамы, у меня по телу дрожь.Обнимай меня, обнимай всю ночь,Даже если утром ты меня убьешь[1],
– пропела она и рассмеялась. – А на день рождения к Матвею мы все равно попадем!
– Как?
– Без понятия. Но точно знаю, что мы там будем.
О том, какие именно знаки мир ей подавал, Ксюша молчала, но это вовсе не значило, что она не научилась их понимать.
На следующий день в столовой к нам подошел Оболенцев и запросто подсел рядом.
– Привет. Как дела?
Ксюша перестала жевать, я чуть не поперхнулась чаем. Матвей – самодовольный позер, неприкрыто кичившийся умом, внешностью и властностью. Он ходил по школе как полноправный король, хотя проучился здесь всего два года. С учителями держался на равных, а на учеников смотрел свысока. Все парни искали его одобрения, а девчонки приходили в восторг, если он обращал на них внимание.
Фишка заключалась в том, что он действительно был умным, решительным и красивым: открытое, с безупречно правильными чертами лицо, темные волосы, острые золотисто-карие глаза. По Ксюшиным меркам он тянул на девять с половиной баллов, а по моим – лишь на восемь с половиной. Наша оценка разнилась из-за его апломба, который так нравился Ксюше, но раздражал меня.
До того Нового года она только и думала, как начать с ним встречаться. Но потом словно отрезало, а о причине я начала догадываться лишь сейчас. Матвея же Ксюшино бегство, казалось, раззадорило, потому что время от времени с регулярной настойчивостью он предпринимал попытки к ней подкатить.
– Все хорошо, спасибо, – пробубнила Ксюша, торопливо проглатывая булку.
– Вы же в курсе, что у меня в субботу день рождения? – Матвей смотрел на нее. – Хотел вас лично пригласить. Шашлыки, танцы, бассейн. Все по-взрослому.
– Тебя Рома попросил нас позвать? – спросила я.
Он загадочно улыбнулся.
– Рома просил вас не звать, но я передумал.
– Как? – Ксюша от удивления раскрыла рот. – Да я ему…
– Нет-нет, не нужно! – Матвей придержал ее за руку. – Я не хочу с ним ссориться. Вы просто приезжайте, и все. А там уже разберемся. Я потом адрес скину. Или, может, Тим вас захватит – они со Степой такси собираются заказывать. Просто пока не говорите никому, ладно? – Он повернулся ко мне: – Особенно Мартову.
Оболенцев ушел так же быстро, как и появился, а мы еще несколько минут сидели молча, переваривая информацию.
Гудвин писал всю неделю каждый день и засыпал нелепыми вопросами. О чем я мечтаю? Что спасла бы из горящего дома? Когда в последний раз плакала? Верю ли в любовь с первого взгляда? Какие книги читаю, какую музыку слушаю? Куда собираюсь поступать? Какого цвета у меня зубная щетка?
То вдруг его прорывало, и он, бурно признавшись в любви, резко прекращал общение, а потом, вернувшись, переходил на другую тему, словно эти признания причиняли ему боль. Больше он не писал ни о красном платье, ни о чем-либо другом, что свидетельствовало бы о его нездоровом увлечении мной.
Иногда он держался сухо и лаконично, а бывало, заигрывал и делал непрозрачные намеки на близость, которые скорее смешили, чем пугали.
Постепенно желание вычислить, кто он, сменилось интересом разобраться, какой он. Хотелось лучше его узнать и выяснить, что с ним происходит. За время нашей переписки я поняла, что у него есть какая-то темная тайна, о которой он не сказал ни слова, но я прочла это между строк. А еще признался, что однажды уже был сильно влюблен и, хотя его любовь «умерла», его обязательства перед ней не исчерпались.
Всякое подобное заявление Гудвин делал внезапно и никаких последующих комментариев не давал. А если я начинала настойчиво расспрашивать, просто пропадал. Как-то я спросила, может ли он признаться, кто он, если я пообещаю, что никому об этом не расскажу.
«А ты представь, что очень сильно кого-то любишь, – ответил он. – Так сильно, что ни о чем другом думать не можешь. И тебе это мешает есть, спать, заниматься делами. Готовиться к экзаменам, в конце концов. Просто представь, если ты подобного никогда не испытывала. Предположим, это Лу». – «Почему сразу Лу?» – «Но ты ведь писала Ксюше, что он «пляжный краш». – «Это было давно и в шутку». – «Значит, сейчас тебе он не нравится?»
Я собиралась ответить, что из-за Лу точно не перестану есть и спать, но потом вдруг подумала, а если Гудвин на самом деле и есть Лужников, то получится жестоко, поэтому ответила, что Лу встречается с Марго.
«Это не важно, – написал он, – я всего лишь попросил представить». – «Ну хорошо, представила, и что дальше?» – «А дальше ты приходишь к нему и говоришь: «Саша, я тебя люблю». Как думаешь, что он ответит? Нет, лучше представь, как он на тебя посмотрит». – «Допустим, как на дуру». – «Вот именно. Но даже если не выскажет этого прямо, то станет прикалываться за глаза, обсуждать с друзьями и никогда в жизни не отнесется к тебе серьезно». – «А если я не посмотрю на тебя как на дурака? Вдруг ты мне тоже нравишься? Ты об этом не думал?» – «Конечно, думал». – «И?» – «И даже фантазировал на эту тему». – «Серьезно?» – «Да, и это тупик, Алиса, из которого выход только один – чье-то разбитое сердце».
Ксюша считала, что с Гудвином все просто: ну поклонник и поклонник. Мало их было? Записки, признания, сообщения, взгляды, намеки – неотъемлемая часть любой девчачьей жизни. А то, что кто-то там себе напридумывал больше обычного, не наша проблема. Люди вообще постоянно хотят именно то, чего не способны осилить.
В детстве меня отдали в музыкальную школу по классу скрипки. Но проучиться больше двух лет я не смогла. Мне очень хотелось играть так же прекрасно, как Зоя Степановна – моя учительница по специальности, и выглядеть на сцене со скрипкой столь же потрясающе, как Катя Осокина из выпускного класса, но репетировать до зубного скрежета каждый день было невыносимо. У меня отваливались пальцы, болели руки, запоминать унылые гаммы не получалось и тратить драгоценное время, сидя пнем на стуле, не хватало никакого терпения.
Мама говорила: «Нужно просто очень-очень захотеть – и тогда все получится». И я честно старалась хотеть как можно сильнее. Сидела, отложив скрипку подальше, и, зажмурившись, призывала все силы хотения. Но гаммы от этого все равно не учились, а руки более гибкими не становились. Да, какое-то время я мечтала стать скрипачкой, ведь Зоя Степановна меня хвалила и не сомневалась в моих способностях. Но, как выяснилось, одного хотения и способностей недостаточно ни для чего – ни для скрипки, ни для любви.
Ксюша ошибалась. С Гудвином не было «все просто». С ним было явно что-то не так. Я сто раз перечитала все его сообщения, но отыскать ответ пока не смогла.