Тим выскочил за мной на кухню.
– Алиса, прости. Все не так.
Мой телефон лежал на столе там, где я его и оставила, рядом стояла открытая бутылка шампанского, тюльпаны заполняли всю раковину и умопомрачительно пахли свежей зеленью. Из дальней комнаты доносились громкие голоса парней.
– Я домой.
– Это не обязательно. Я поторопился. Извини.
– Наоборот. Ты опоздал! – Схватив бутылку, я глотнула из горлышка. – Я ухожу.
– Ну куда ты пойдешь одна? Обожди, я предупрежу Матвея и провожу тебя.
Рощин исчез в коридоре.
Когда все по-настоящему, точно знаешь, кто тебе нравится и как. История про Гудвина меня, конечно, тронула, однако ее оказалось недостаточно, как и тех чувств, которые Тим во мне пробуждал. Он вполне подходил для поцелуев в парке, но, пожалуй, на этом все. И провожать ему меня не стоило, потому что я должна буду что-то объяснять, а как – я не знала.
Тихонько отперев замок входной двери, я выскользнула на лестничную клетку и побежала по ступенькам вниз. Пока спускалась, набрала Мартова, но его телефон по-прежнему не отвечал. Зато Ершов был онлайн.
«Ты дома?» – написала я ему, остановившись в пролете между первым и вторым этажом. «Допустим», – ответил он сразу же. «Можешь прийти за мной к Матвею?» – «Нет». – «Тогда я сама к тебе сейчас приду». – «Не понял». – «А что тут непонятного? Приду, и все». – «Вообще-то я живу не один». – «Но спуститься к подъезду ты хоть сможешь?» – «Ты совсем с головой поссорилась, Серова?» – «Да». «Жди».
Я поняла, какая я идиотка, только когда, крепко зажав в руке телефон, бежала по длинному подземному переходу, а с противоположной стороны появились двое неприятного вида мужчин в спортивных костюмах. Они громко переговаривались и очевидно были пьяны.
Ситуация хуже не придумаешь. Девочка в школьном платье и белых гольфах совершенно одна в час ночи в пустом переходе. Сердце ухнуло вниз. Мысли заметались. Нужно было совершенно потерять голову, чтобы отправиться гулять по району в такое время. Но от снизошедшего на меня озарения и шампанского, кроме любви, я ни о чем больше думать не могла. Сердце сжималось и норовило выскочить, щеки пылали, в ушах шумело.
Ершов перезвонил через пять минут после того, как я, покинув квартиру Матвея, уже бежала к шоссе.
– Ты серьезно собралась ко мне? – Голос был тихий, но встревоженный.
– Ага, – шумно переводя дыхание, выдохнула я, – минут через семь буду.
– Что-то случилось?
– Да.
– Не пугай меня.
– Просто жди!
Мужики приближались. Признаков явной агрессии они не проявляли и смотрели на меня скорее удивленно. Я замедлила шаг.
– Привет, девочка, – бросил один из них.
– Какая куколка, – подхватил второй. – Куда спешишь?
Сделав суровое лицо, я посмотрела на них исподлобья.
– Идем с нами! – Первый двинулся на меня. – Мы угостим тебя мороженым.
У него было серое одутловатое лицо и узенькие глазки.
– Слесарь принес домой четыре задвижки, плотник – три рубанка, а электрик – шестнадцать лампочек, – произнесла я замогильным голосом, – сколько у них получилось вместе?
– Что? – Мужик растерялся.
– Ты заблудилась? – поинтересовался его приятель, – тощий дерганый тип с сальными волосами.
– Вместе у них шесть лет строгого режима! – не сводя с них глаз, отрезала я так же отрешенно.
– Она, похоже, больная! – Первый мужик напряженно вглядывался в меня.
– С тобой разговаривает мир, – сообщила я. – Уродство появляется, только если есть прекрасное. Ненависти без любви не существует, а добро порождает зло.
Мы поравнялись, и я прижалась к стене. Сворачивая на меня головы, мужики медленно прошли мимо.
– Будьте бдительны! – для пущей убедительности добавила я.
Шлейф перегара, тянувшийся за ними, заполнил весь переход. И я вылетела из перехода с одной лишь мыслью – отдышаться, но возникшая на лестнице темная фигура заставила снова задохнуться.
Ершов стоял, широко расставив ноги и глядя на меня сверху вниз. На нем был черный плащ, волосы всклокочены, руки в карманах.
– Что случилось? – сухо спросил он, не дожидаясь, пока я поднимусь.
Я остановилась.
– Ты знаешь, что я создана для любви?
– И что это значит?
– Так Мартов сказал.
– И для чего же эта замечательная информация мне?
– Почему ты не пошел вместе со всеми в «Сто пятьсот»?
– Не хотел.
– А это правда, что у тебя есть татуировка с моим именем?
– Нет.
– Докажи!
– Прямо здесь?
– А что, слабо?
– Слабо! Давай поднимайся, будем думать, что с тобой делать. Много выпила? – спросил уже наверху.
– Нет, но мне много и не надо.
– Все ясно! – Несколько секунд он колебался, оглядывая меня без привычной усмешки и иронии в глазах, словно в голове у него происходил сложный математический процесс.
Но я уже пришла и была полна решимости. Нырнув под расстегнутый плащ, обхватила его и прижалась щекой к груди.
– Классные хвосты! – Кеша смягчился. – Скажи честно, чего тебе надо?
– Хочу целоваться с тобой всю ночь.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
– А как же Рощин?
– Он мне не подходит.
– Что так?
– Я хочу с тобой.
– Что со мной?
– Все.
Я подняла голову, лицо его менялось на глазах: губы расползлись в кривой усмешке, взгляд сделался циничным и одновременно игривым.
– Что ж, хорошо. Все так все. Тогда идем ко мне.
Как только подъездная дверь за нами захлопнулась, он резко прижал меня к стене, впихнул ногу между моими коленями и обнял меня за шею.
– Чего бы ты там ни болтала про меня, сейчас не имеет значения. Сейчас – это сейчас. Даю последний шанс передумать.
– Ты забываешь, что я замечаю больше, чем другие. – Я улыбнулась. – Интуитивная динамика в действии.
– Интуитивной динамики не существует.
– Ты говорил.
От него пахло зубной пастой и мылом, но поцелуй был наполнен вкусом горячего жасминового чая.
Стараясь не звенеть ключами, он отпер дверь, и мы прошли в его комнату.
Горела настольная лампа. Кровать была разобрана, на стуле гора вещей. Собрав в охапку, Кеша скинул их на пол и перенес стул к двери, подперев спинкой ручку так, чтобы невозможно было войти.
– Все пройдет по моим правилам, – негромко объявил он, усаживая меня на этот же стул. – Снимай платье, но гольфы оставь. И волосы распусти. Это главное.
Я не пошевелилась.
– Зачем ты так?
– А чего ты ждала? Что я буду ползать у твоих ног, захлебываясь слезами счастья оттого, что ты снизошла до меня? – Быстрым движением он стянул футболку и картинно отшвырнул ее в сторону.
– Не понимаю, почему ты злишься? Я же выбрала тебя.
– Выбрала меня! – Он презрительно фыркнул. – Все-таки сколько же в тебе высокомерия, Алиса.
– Неправда!
– Тише! – Раскрыв на столе ноутбук, он запустил какое-то кино и, подойдя ко мне, навис, скрестив руки на груди. – Значит, танец со мной тебя не устраивает, а вот так завалиться посреди ночи – в порядке вещей.
– У меня непонятное чувство, – сказала я.
Вдохновенное романтическое возбуждение сменилось нервной дрожью. Все шло не так, как я себе навоображала, но, несмотря на разгорающийся конфликт, неприятия, как это случилось с Тимом, не было.
– У меня непонятное чувство, – испытывая его терпение, повторила я, подбирая подходящие слова. – Не знаю, как его правильно назвать… Доверие? Да, наверное.
– Доверие? Ко мне? – Ершов отшатнулся, как если бы я сказала гадость. – Давай только без этого, ладно? И вообще, ты собираешься раздеваться или нет?
– Мне самой кажется это странным, но странности в моей жизни – обычное дело, так что остается просто принимать их как факт. Если честно, знаешь, зачем я еще пришла? Есть кое-что, что можешь объяснить мне только ты. Нам с Мартовым удалось поговорить с тем самым попрошайкой из метро, о котором я рассказывала, помнишь? Так вот, он сказал…
– Если ты сейчас же не замолчишь, мне придется заткнуть тебе рот, – перебил Ершов и огляделся, словно подыскивая, с помощью чего можно это осуществить.
Я встала и сделала шаг к нему.
– А еще я узнала, кто такой Гудвин.
Теплый свет настольной лампы разливался по его голому животу и груди, но лицо оставалось в тени.
– Я тебя сразу спросил, зачем ты идешь ко мне. И если бы ты сказала, что хочешь поговорить, я тебя сюда не привел бы. Но ты сказала «все». – Протянув руку, он сначала стащил с меня один бант, затем другой. Распушил волосы и зарылся в них лицом, а потом, подхватив на руки, отнес на кровать.
То, что произошло дальше, я назвала бы бесконечно долгим падением с небоскреба: страх столкновения с землей и восторг полета. Дух захватывало, сердце готово было разорваться. Тело превратилось в оголенный нерв, вспыхивающий разрядами от малейшего прикосновения.
– Хочу тебя предупредить, – набравшись смелости, прошептала я, – у меня это впервые.
– В смысле? – Ершов резко приподнялся на руках.
– В прямом! – Я закрыла глаза ладонью, потому что обсуждать такое было неловко.
– Ты меня опять дуришь?
– Нет.
«В этот раз все было как полается», – произнес голос в кино.
Я открыла глаза. Ершов сидел на краю кровати, обхватив голову.
– Поклянись, что это правда.
– Клянусь.
С протяжным стоном он откинулся на спину, закрылся локтем и лежал так около минуты. Я просто ждала.
– Я тебя люблю, – наконец сказал Кеша, – по-настоящему.
И снова замолчал. Меньше всего я рассчитывала на подобное признание от Ершова.
– Что же в таком случае тебя расстроило?
Я пыталась разглядеть его лицо под рукой, но видела только плотно сжатые губы. Потом он вскочил, выдвинул ящик стола, достал сигареты и босиком вышел на балкон.
Закутавшись в одеяло, я побежала за ним.
– Ты что? Простудишься! – Схватив охапку сброшенных со стула вещей, я кинула ему под ноги. – Нельзя на холодном стоять.
Потянуло сигаретным дымом.
– Знаешь, почему я сказала про доверие? Потому что если бы ты собирался сделать мне что-то плохое, то уже давно сделал бы. Как с тем заброшенным домом, да? Слова и поступки не одно и то же. Ты со мной разговаривал так, как никто больше не говорил. И пускай никакой интуитивной динамики не существует, это было очень похоже на правду. И твой камень «Здесь и сейчас» – обычный бутылочный осколок, но он мне помогал. Не знаю, зачем ты все сочинил, но делал это для меня. Мартов для меня нашел Фламинго. Это тоже круто, но он думает обо мне как о котике и не чувствует, какая я на самом деле. А Тим… Тим придумал сетевой фейк, чтобы спрятаться за ним и ни за что не отвечать. Еще вчера я не знала об этом, так что, возможно, я тебя тоже люблю, просто пока не очень понимаю, как это должно быть по-настоящему.
Облокотившись о перила, Ершов задумчиво выпускал дым в зыбкую предрассветную темноту. Воздух был теплым с нотками легкой утренней прохлады и городскими запахами весны.
– Иди сюда, – позвал он, – вставай на вещи.
Придерживая одеяло, я вышла к нему.
– Я всегда считал, что вы с Михайловой… как бы это помягче сказать… не про отношения или чувства, а просто развлекаетесь.
– И что? Что в этом плохого? Какие отношения? Мы же до вчерашнего дня учились в школе. А в таком возрасте никаких адекватных отношений не бывает.
– Угу. – Над ним поднялось дымное облако и медленно поплыло в сторону соседнего балкона. – Что же в таком случае значат твои слова про любовь?
– Не знаю. Что есть, то и значат.
– Выходит, это тоже часть развлекательной программы?
– Ну хватит уже. – Я схватила его локоть и положила голову на плечо. – Почему обязательно все так усложнять?
– Потому что мои слова про любовь и твои – не одно и то же! – Затушив окурок о перила, он отшвырнул его в пустоту. – Проблема в том, что тебе этого никогда не понять. Мартов, Рощин, я – ты выбирала, как мороженое на прилавке.
– И выбрала самое вкусное, – попыталась отшутиться я, но он высвободил руку и повернулся ко мне.
– Ты делаешь мне очень больно, Алиса, и никак этого не поймешь.
– Единственное, что я понимаю, это то, что приходить мне не стоило.
Я вышла с балкона, скинула одеяло и подняла свое платье.
– Ты спрашивала про татуировку? – Он уже стоял за мной. – Вот она.
Ершов немного приспустил резинку трусов, и внизу живота я разобрала витиеватые буквы своего имени.
– Почему здесь? – единственное, что пришло в голову спросить.
– Потому что это всегда было секретом.
– Так себе место.
– Отличное место.
– Все девчонки в школе в курсе твоего секрета.
– Значит, ты тоже умеешь ревновать и ничто человеческое тебе не чуждо? – Его взгляд снова заблестел иронией.
– Я ревную только Ксюшу, но это совсем другое.
Медленно вытащив из моих рук платье, он положил руку мне на затылок и притянул к себе.
– Ты хотела, чтобы я тебе что-то объяснил.
– Да. Ты знаешь, как звучит хлопок одной ладонью?
– Знаю. Это классический коан.
– Правильный ответ – тишина?
– Нет никакого правильного ответа. В коане важен не ответ, а процесс его решения. Те переживания, через которые ты проходишь, перебирая варианты. Коаны позволяют очистить голову от мусора.
– А еще Фламинго сказал: «Наблюдая – создавай, создавая – выбирай». Это тоже коан?
– Возможно.
– Поможешь мне его решить?
– Ты такая теплая. – Он прижался своей голой грудью к моей. – Давай вместе поможем друг другу с этим решением.
И он снова стал целовать, но теперь мягко и нежно, так, как если бы действительно любил меня по-настоящему.