Когда тебе восемнадцать, очень легко прорыдать все утро, желая умереть, а потом нарядиться в цветастый сарафан с глубоким декольте, надеть плетеные босоножки, накрасить губы ярко-красной помадой и весело хохотать с подругой, пока идешь в соседний микрорайон. В восемнадцать за полдня можно запросто пережить головокружительную влюбленность, потрясение от обмана, счастье примирения, отвратительную ссору с одним парнем и, избавившись от угрызений совести перед другим, мечтать о вечернем свидании с третьим.
Ты можешь умирать от страха, вообразив, будто твой учитель – страшный маньяк, но отправиться гулять по району в час ночи и напугать двоих мужиков анекдотом про электриков. В восемнадцать возможно пуститься в любовную авантюру, не определившись, кто именно твой избранник, или решить навестить знакомого, зная только его подъезд.
У нас просто было отличное настроение. Мы помирились, а все остальное не имело значения. По дороге с нами пытались познакомиться два обдолбанных хмыря лет двадцати, взрослый дядька на крутой красной машине и компания ровесников во дворе у Мартова. С последними мы немного поболтали, надеясь, что кто-то из них скажет номер его квартиры. Кирилла парни знали, некоторые из них учились с ним в старой школе, и нам удалось выяснить, что по выходным в шесть часов он выходит играть в футбол. Пришлось сидеть возле его подъезда двадцать минут. Но у нас накопилось столько тем для разговоров, что мы и не заметили, как пролетело время.
Мартов вышел с отрешенным видом, в ушах беспроводные наушники, на лице непробиваемая хмурость, он нас даже не заметил. Мы побежали догонять.
– Эй, Кирилл, – окликнула его Ксюша. – Нарочно игноришь?
Обернувшись, он несколько секунд смотрел на нас как на пришельцев.
– Привет! Нет, не ожидал. Что вы здесь делаете?
– К тебе пришли, – сказала я.
– Зачем? – Он напрягся.
– Прости меня, пожалуйста, – умоляюще проговорила я.
– За что? – буркнул он, не глядя на меня.
– За вчерашнее. – Я взяла Мартова за руку. – Пожалуйста! Я случайно.
– Что случайно? Забыла про меня?
– Отвлеклась просто, нужно было прояснить важный момент.
– Я так и понял.
– Ну прости ее, Кир! – Ксюша схватила другую его руку. – Это ведь Алиска, ты же ее знаешь.
– А вы типа помирились?
– Да! – подтвердили мы хором.
– Все ясно! – Он осторожно высвободился. – Не понимаю, зачем вам мое прощение, если мы общаться больше не будем.
– Как это не будем? – засмеялась я. – А кто собирался на мне жениться?
Ксюша удивленно раскрыла рот.
– Ничего себе! Сколько всего я пропустила.
– Теперь не собираюсь! – Кирилл так убийственно посмотрел, что все слова немедленно вылетели у меня из головы.
– Ой, да подумаешь! – Ксюша снова схватила его под руку. – Что-то ты слишком обидчивым стал. У всех бывают проколы. Я, например, тоже накосячила. И по-крупному накосячила, ты и представить себе не можешь. Но Алиса меня простила, потому что она человек с большим сердцем.
– Слишком большим, – кивнул он, соглашаясь. – Все, давайте. Удачи на экзаменах!
Повернувшись, Мартов торопливо зашагал по дорожке. Ксюша удивленно вытаращилась на меня.
– Что с ним? Впервые вижу, чтобы Мартов так себя вел.
– Я тоже. Даже когда психанул в ТЦ из-за щенка, то потом сказал, что не обиделся, а взял время подумать.
– Похоже, у них у всех какое-то помутнение! – Ксюша покрутила у виска. – Ботаники фиговы. Господи, никогда больше не свяжусь с математиками.
– А с физиками? – Я шутливо пихнула ее локтем, но она уже отвлеклась на сообщение.
Я заглянула в экран – Матвей.
«Встретимся?»
Ксюшины руки задрожали, я вопросительно посмотрела на нее.
– Что будешь делать?
– Козел, – сквозь зубы прошипела она, но продолжила гипнотизировать сообщение.
– Мы же собирались узнать у Мартова, знает ли он про видео Оболенцева! – вспомнила я.
– Даже если и знает, то вряд ли расколется. Видела, какой он злой? Лучше скажи, что мне ответить Матвею.
– Ничего не отвечай. А еще лучше заблочь.
– А если он раскаялся и попросит прощения?
– Ты забыла, что я тебе рассказала?
– А вдруг он выложит видео? Я там наверняка ужасно выгляжу, а еще говорю, что умру без него, и встаю на колени.
– Ты? На колени?!
– Все-все-все! – Она закрыла лицо руками. – Я понимаю, я раскаиваюсь, просто помутнение какое-то случилось.
– Бывает! – Я вспомнила, как ночью бежала к Ершову. – Просто определись: тебе нужно избавиться от видео или ты хочешь встретиться, потому что надеешься, что все вернется обратно?
– Ладно! – Ксюша убрала телефон. – Не буду отвечать. Пойдем лучше посмотрим, как Кир играет в футбол. Мне необходимы положительные впечатления.
– Он же злой, – засмеялась я.
– А мы просто посмотрим. Чистая эстетика. Заметила, какая у него футболка?
Футболка у Мартова была обычная, белая, но, пока я вымаливала прощение, Ксюша успела оценить, как она на нем сидит. Рядом с ней камень «Здесь и сейчас» не требовался: Ксюша всегда оставалась в моменте, что бы ни происходило, и, если я, по словам Ершова, балансировала на крыше небоскреба, крепко зажмурившись, то глаза Ксюши никогда не закрывались, она прочно стояла на ногах и держала меня за руку.
Парни гоняли мяч на площадке, обнесенной сеткой, и мы встали за ней. Однако наше присутствие как-то не пошло на пользу игре. Мы явно отвлекали игроков, и это было довольно смешно, но чем больше мы веселились, тем чаще они промахивались, наступали друг другу на ноги и переругивались.
В конечном счете Мартов не выдержал и подбежал к нам.
– Уйдите, пожалуйста!
– А что такого? – Ксюша захлопала густо накрашенными ресницами. – Мы мешаем?
– Мешаете.
– Мы больше не будем смеяться, честно, – пообещала я.
– Просто уйдите, и все, – Кирилл злился, но сделать ничего не мог.
– Тебе очень идет эта футболка. – Ксюша кокетливо навела на него камеру телефона. – Можно я тебя сфоткаю?
– Хорошо, – сдался он, – что мне сделать, чтобы вы свалили?
– Для начала простить меня! – Я приблизила лицо к сетке. – Даже если мы больше никогда не будем общаться, не хочу, чтобы между нами осталось дурное и недосказанное. Помнишь, как вчера было здорово? Зачем все портить ничего не значащей ерундой?
– Между вчера и сегодня – пропасть! – Он крепко сжал челюсти. – Если вы не уйдете, уйду я.
В ноги ему прилетел мяч, Кирилл поднял его, подцепив мыском.
– Ты меня больше не любишь? – решила я зайти с другой стороны.
Вопрос был ироничным, однако Мартов шутки не понял и, размахнувшись, со всей дури запустил мячом в сетку, ровно туда, где находилось мое лицо. Я резко отпрянула. Ксюша вскрикнула. Сетка и металлические столбы, удерживающие ее, противно загудели.
– Ну и иди к черту, дебил! – крикнула я в спину Мартову и, подхватив Ксюшу под локоть, поскорее утащила ее, пока она не очнулась и не расшумелась на весь двор.
На ночь Ксюша осталась у меня. Родители так обрадовались нашему примирению, что, не желая мешать, перенесли субботние посиделки к Михайловым в квартиру. Мама испекла специально для нас песочное печенье, и мы ели его, запивая молочным коктейлем, прямо в кровати. Погасили свет, включили музыку и, раскрыв нараспашку окно, устроились болтать. После нервотрепки последних недель, после непонимания, одиночества, слез и тревоги прежде обычный, довольно рядовой вечер теперь казался мне настоящим счастьем.
Я страшно соскучилась по Ксюше и то и дело обнимала ее, а она меня. Я делала ей массаж, а она расчесывала мне волосы, мы в два голоса пели «Зови не зови, целуй не целуй, беги от меня, пока не поздно»[7] и рассказывали друг другу важные события этих недель, которые не расскажешь при свете дня.
Как всегда, больше говорила Ксюша. Ее распирало от эмоций и переживаний: Матвей поступает в «Вышку», Матвей знает три языка, у Матвея спортивный разряд по теннису, Матвей умеет играть на гитаре и показывать карточные фокусы. Он подарил ей сумочку-багет, плюшевого медведя, что я видела на Роминой кровати, серебряный кулон с сердечком, шейный шелковый платок и годовую подписку на «Яндекс. музыку». Они ходили в итальянский ресторан, арт-кофейню, на мюзикл и в кино. Ездили гулять в Сиреневый сад и сидели на крыше, глядя на звезды. Он предлагал ей вместе поехать летом в Хорватию, где у его семьи апартаменты, и обещал научить кататься на серфе. А еще у Оболенцева было лучшее тело из тех, что она видела вживую, и целовался он как бог. Только не с пьянящим вкусом рома, а с энергетическим зарядом апельсинового фреша. И ей было так с ним хорошо, что временами получалось забывать о том, как она поступила со мной.
Она рассказывала об Оболенцеве с таким увлечением, словно они все еще встречаются и никакого разрыва не случилось. Будто не было ни видео с ее унижениями, ни его грубых слов, а Матвей по-прежнему оставался самым расчудесным человеком на земле. Ее сознание отчаянно сопротивлялось принятию существующего положения дел, ведь до этого момента они не ссорились, не выясняли отношения и, казалось, в равной степени были поглощены друг другом.
По своему темпераменту Ксюша была склонна к романтическим страстям. Ей нравилось, когда бурно, эмоционально и безрассудно. Однако прежде никто из парней недотягивал до градуса, необходимого, чтобы разжечь в ней огонь. А у Оболенцева получилось. Чувствуя, что все так и будет, Ксюша старательно избегала его, понимая: если вспыхнет, уже не сможет остановиться.
Будь я рядом с ней с самого начала этих отношений, возможно, смогла бы немного ее отрезвить и вернуть к реальности, но наш разрыв заставил ее довериться Матвею безоглядно, что было в общем-то понятно, ведь я и сама попала в ту же ловушку.
– Что ж, ладно! – Ксюша несколько минут обдумывала мою пылкую речь, в которой я пыталась ее убедить, что соглашаться на встречу с Матвеем не нужно, подобные поступки, даже если они спонтанные, прощать нельзя, а действия Оболенцева спонтанными, очевидно, не были, и, назначая ей встречу, он намеревался ее добить. – Если считаешь, что нужно объявить ему войну, то я это сделаю.
– Я ничего не говорила про войну. Прошу лишь не поддаваться на его развод и дальше. Он прекрасно понимает, как ты сейчас ранима, и сделает тебе еще больнее. Я почувствовала это, когда пришла к вам в комнату и когда ты разбила бокал. Меня потом весь вечер тошнило на нервной почве. «Районы-кварталы, жилые массивы…» Ершов сказал, что у меня страх смерти, но это не совсем так. Это не страх собственной смерти. Это… это… как будто ее дыхание, но где-то очень близко.
– Зачем ты пугаешь меня?
– Хочу, чтобы ты была осторожной.
– После твоей стычки с Тимом я скорее беспокоилась бы за тебя.
– Не нужно ни войны, ни мести. Оставь, забудь, отпусти!
– Тебе легко говорить, а если он реально выложит видео?
– Не выложит. Оно не сделает его героем.
– Алис! – Ксюша задержала мою руку в своей. – Ты на меня правда не обижаешься? Я была уверена, что ты возненавидишь меня, как я Оболенцева.
– В настоящей любви нет места ненависти, а я люблю тебя по-настоящему.