Смерть императору!

ГЛАВА ХХХІІІ Остров Мона

Был уже поздний полдень, и зловоние смерти и обугленного дерева висело над развернувшейся сценой, словно вуаль. Последняя цитадель друидов была взята тремя днями ранее, и древний круг деревьев, которые окружали святую для бриттов рощу, были срублены и сожжены. Большой каменный алтарь, который стоял в центре был разбит, а осколки разбросаны по всей площадке. Каждый камень на дороге к роще, был снесен отрядами пленных ордовиков, а уцелевших друидов связали и заставили стать свидетелями разрушения. После этого друиды были пригвождены к безветвистым стволам дубов, которые когда-то затеняли рощу. Тех же самых дубов, с которых когда-то свисали их собственные ужасные трофеи и дары богам.

Когда выжившие из Восьмой Иллирийской когорты маршировали мимо по пути к ближайшему лагерю, Катон направил свою лошадь в сторону разбитой колеи, чтобы оглядеться. Разрушение, содеянное легионерами Четырнадцатого легиона, было достойным завершением жестокости месяца с тех пор, как Светоний и его армия высадились на Моне. После их неспособности предотвратить захват острова римлянами, друиды и их союзники отступили вглубь острова, чтобы защитить священную рощу и их городища, в то время как небольшие отряды всадников беспокоили римские колонны, которые рассредоточились от плацдарма, чтобы выследить и уничтожить любого, кто сопротивлялся захватчикам. Пропретор Светоний Паулин отдал приказ окружить сдавшихся, которых заковали в цепи и двинули к проливу, где их должны были продержать перед тем, как продать в рабство. Как только их разграбляли, каждое поселение предавали огню, а скот угоняли для прокорма армии.

После битвы Светоний приказал своим командирам уничтожить все следы культа друидов, которые они смогли найти на Моне. Каждый друид вместе с теми, кто служил им, должен был быть казнен, вплоть до последней женщины и ребенка. Мона должна была превратиться в пустыню. Каждое здание должны были сровнять с землей, так что все городища сровняли с землей и рвы засыпали. Каждое зернохранилище должно было быть захвачено, и любые припасы, которые нельзя было унести, должны были быть сожжены.

Хотя Катон был обязан подчиняться его приказам, он не согласился с ними. Светоний заходил слишком далеко. Цель кампании состояла в том, чтобы разгромить горные племена и однажды сокрушить культ друидов, раз и навсегда. Не было необходимости уничтожать или порабощать жителей острова, которые могли в противном случае жить мирно и возделывать урожай и платить налоги Риму. Это было вполне возможно, они даже были бы благодарны за освобождение от бремени принуждения поддерживать друидов, которые доминировали на острове с тех пор, как бежали туда после римского вторжения на основной остров.

«Однажды весть об опустошении Моны достигнет тех племен в Британии, которые все еще отказывались принять римское правление, и извлеченный урок мог пойти разными путями», — размышлял Катон. — «Кто-то мог посчитать судьбу острова чем-то, чего следует избегать любой ценой, и смирится с перспективой подчинения, в то время как другие, более гордые и дерзкие, могли воспринять это как предупреждение своему народу в качестве цены поражения и, следовательно, необходимостью сопротивляться посягательствам Рима на их свободу и жизнь до последней капли крови. Так или иначе. Это были расточительные издержки столь жестоких разрушений. Рим больше терял, чем выигрывал от такого обращения Светония с жителями Моны», — решил Катон.

После дня высадки когорте Катона было поручено вести разведку перед основной колонной, чтобы выискивать опорные пункты противника, затем дожидаться, пока метательные механизмы и тяжелая пехота подойдут и уничтожат укрепления и сокрушат тех, кто находился внутри них. Ни одно из поселений не продержалось более нескольких дней, а затем Восьмая когорта шла дальше и находила следующую цель, которую нужно уничтожить. И так продолжалось все последние недели.

Бесконечный цикл разведки и прочесывания сельской местности, пока люди Катона не оцепенели от бесконечной резни и страстно не возжелали покинуть остров и вернуться к миру и комфорту гарнизонной службы.

Кислый запах разлагающейся плоти, смешанный с едким запахом обугленной древесины, был отвратительным. Катон натянул вожжи и повернул коня к дорожке, рысью возвращаясь к голове колонны, где потрепанные ряды конного контингента вели своих усталых лошадей. Он получил новое сообщение от Светония два дня назад о том, что последний из оплотов друидов был взят, и кампания была завершена. Каждое подразделение должно было сосредоточиться у главной колонны, чтобы отпраздновать победу, прежде чем армия вернется на свою базу в Деве, где она рассосется по гарнизонным обязанностям и будет ждать прибытия замены для тех, кого они потеряли в ходе кампании.

Что касается Восьмой когорты, то менее половины тех, кто начал кампанию остался в строю. Пройдет несколько месяцев, прежде чем они снова будут готовы к бою. Новые люди должны будут быть обучены, приобретены новые средства передвижения, решена последняя воля погибших, и определена доля каждого человека в добыче, которая распределялась в соответствии с долями, связанными с каждым званием. Работы более чем достаточно, чтобы занять Катона до конца года. Но сначала он возьмет отпуск и вернется в Камулодунум, чтобы повидаться с сыном и Клавдией и угостить Макрона подробностями похода за амфорой вина.

Он улыбнулся этой мысли, прежде чем вспомнить возможность того, что высокомерие прокуратора может взбудоражить Боудикку и ее племя. С определенной долей удачи Макрон мог бы обуздать бессердечное рвение человека в получении излишней дани, причитающейся с иценов. В любом случае боги были добры. Кампания Светония закончилась быстрее, чем предполагал Катон. Армия вернется с Моны вовремя, чтобы отбить у любых горячих голов охоту воспользоваться преимуществом отсутствия армии в остальной части провинции.

Вонь рощи исчезла позади них, когда когорта двинулась по пологому склону к тому месту, где главная колонна Светония построила походный лагерь, достаточно большой, чтобы вместить всю армию. С выгодной позиции на склоне Катон мог видеть длинные ряды палаток и широкие проезды, разграничивающие районы, отведенные каждому подразделению легионеров и ауксиллариев.

Подготовка к празднованию победы армии уже шла полным ходом. Были установлены большие загоны, заполненные домашним скотом, и он мог видеть группу людей, занятых разделкой скота, в то время как другие неподалеку разводили костры в длинных неглубоких траншеях. В центре лагеря было расставлено несколько длинных столов со скамейками по обеим сторонам, так, штабные писари и личные рабы Светония готовились к банкету для старших офицеров.

Когда Катон и его когорта спускались к южным воротам лагеря, он увидел небольшую группу всадников, скачущих с востока. Они едва остановились у ворот, прежде чем промчаться через лагерь к палаткам штаба. Катон не мог не задуматься о причине такой срочности, которая могла заставить их ехать так быстро. Мгновение спустя он потерял их из виду, когда дорожная тропа спустилась к последнему отрезку подхода к лагерю.

Несмотря на то, что кампания была окончена, враг повержен и все опасности устранены, опцион, отвечавший за отряд легионеров у ворот, остановил Катона, чтобы опознать его отряд и спросить его приказ, прежде чем позволить когорте войти в лагерь. Там их встретил штабной писарь, который направил их к месту, отведенному для их палаток. Катон приказал Галерию заняться установкой палаток и организацией корма и места для привязи лошадей.

— Я вернусь, как только доложу в штаб, — заключил он. — Прикажи моему слуге приготовить свежую сменную одежду для меня. Туника, плащ и калиги. Все чистое. Не хотелось бы, чтобы Светоний придрался к моему внешнему виду.

Галерий улыбнулся и кивнул. — Я позабочусь об этом, господин.

Они обменялись небрежным салютом, и Катон повернул своего коня к скоплению больших палаток в центре лагеря, лавируя на лошади по лагерю, где некоторые из легионеров и ауксиллариев были уже пьяны, разграбив запасы местного эля и вина, которые друиды накапливали для использования во время своих обрядов и празднеств. Ранний вечерний воздух был наполнен пением, смехом и гомоном веселых разговоров. Он почувствовал, как последние его заботы улетучились, пока он с нетерпением стал ожидать предстоящий пир. Он не ел с рассвета и уже смаковал перспективу жареного мяса, свежего хлеба и вина, когда торжественный ужин наместника, посвященный победе, должен был начаться.

Свернув на широкую грязную аллею, проходившую через лагерь, он увидел палатки штаба армии. Небольшая группа всадников стояла у своих лошадей неподалеку, и он предположил, что это должны быть всадники, которых он видел незадолго до этого. Он остановился у привязи рядом с их перилами и устало спешился, энергично потирая спину и круп, чтобы облегчить боль после полного дня верховой езды. На скамьях сидело несколько центурионов и трибунов по обе стороны от длинных столов, сооруженных инженерами в тот день, и пили из кувшинов, расставленных вдоль них. Катон подошел к группе трибунов, которых он встретил ранее в ходе кампании, приветственно кивнул и принял протянутый ему кубок вина. До того, как смог сделать глоток, раздался голос со стороны командирской палатки Светония.

— Все старшие офицеры! Немедленно доложитесь наместнику!

Он поставил кубок.

— Позаботься о нем для меня. Я скоро вернусь.

Он поплелся по вытоптанной траве к самой большой из палаток вместе с префектами вспомогательных когорт и старшими центурионами из легионерских когорт, которые тоже выпивали за длинными столами. Стража по обеим сторонам отворотов палатки распахнула их, пропуская офицеров, и они прошли внутрь. Катон увидел, как Светоний настойчиво разговаривает с человеком в замызганном грязевыми каплями плаще в дальнем углу палатки. Оглядевшись, он увидел поблизости Трасилла и подошел к нему.

— Есть идеи, о чем пойдет речь?

— Я слышал, что есть новости из Лондиниума.

— Какие новости?

— Без понятия. Но мы скоро узнаем.

Катон оглянулся и увидел, что Светоний ведет человека к середине палатки.

— Офицеры! Тихо! — Тон его голоса был резким и властным, и он моментально передал ощущение безотлагательности офицерам, окружавшим его. Он подождал, пока в палатке не наступила полная тишина, прежде чем продолжил, указывая на грязного человека рядом с собой. — Это Марк Вернон из штата прокуратора. Он покинул Лондиниум менее шести дней назад с сообщением для меня. Дециан сообщает, что среди триновантов и иценов произошло восстание под предводительством царицы иценов Боудикки. — Он помедлил, прежде чем продолжить. — По данным прокуратора, за ней следует большая армия, в которой тысячи воинов, вооруженных оружием, которое они от нас спрятали. Мне жаль это сообщать, но восемь дней назад колония в Камулодунуме была сожжена дотла. А группа разведчиков, посланная Децианом, увидела дым, покрывающий колонию, и огромную армию повстанцев, расположившуюся лагерем у стен. Разведчики наблюдали последний бой ветеранов с холма, возвышающегося над колонией. Мы должны предположить, что те, кто остался защищать ее, были уничтожены.

Катон почувствовал, как его сердце сжалось от слов наместника. Что стало со всеми, кого он знал и любил в колонии? Что случилось с Луцием и Клавдией? Макроном и Петронеллой? Аполлонием? Кассием? Тошнота, порожденная страхом и истощением, вызвала у него головокружение, и ему потребовалось некоторое время, чтобы величайшим усилием воли заставить себя продолжать слушать Светония.

— Худшее впереди, офицеры. Следующей целью для атаки восставшие обязательно выберут Лондиниум, уничтожив все на своем пути. Там двадцать тысяч человек, охраняемых небольшим гарнизоном. Однако у города нет добротных оборонительных сооружений, о которых стоило бы упоминать. Я сделаю все возможное, чтобы предотвратить то, чтобы Лондиниум разделил ту же судьбу, что и Камулодунум. С этой целью армия должна подготовиться к маршу с первыми лучами солнца и отправиться к Деве ждать моих приказов. А пока я возьму конницу и поскачу вперед, чтобы увидеть лично, что можно сделать, чтобы подготовить оборону Лондиниума. Сейчас нет времени на вопросы. Вы должны вернуться к своим людям и подготовить их к маршу всей их жизни. Мы должны достичь Лондиниума раньше, чем это сделают повстанцы. Тысячи жизней и богатства самого большого поселения в провинции зависят от этого. Я попрошу своих писцов немедленно подготовить ваши приказы.

Светоний оглянулся на своих офицеров, прежде чем снова заговорил. — Самый темный час провинции пришел, и как нельзя в самое худшее время, с армией так далеко от того места, где она нужна. Само будущее Британии висит на волоске. Если мы хотим пережить это и спасти честь Рима и жизни всех наших людей в провинции, нам придется идти и сражаться так, как никакая римская армия когда-либо делала это раньше. Это великое испытание нашей эпохи. Мы должны сразиться и победить мятежников до того, как Британия сгорит в огне, и эти земли будут залиты кровью римлян. Теперь идите к своим людям и прикажите им готовиться к маршу с первыми лучами солнца. Есть только два пути, открытых для нас сейчас: победа или смерть. Выполнять.

Когда офицеры хлынули из палатки, сердце Катона наполнилось мрачной решимостью. Если его семья и друзья избежали пожара в Камулодунуме, он должен мчаться, чтобы спасти их прежде, чем такая судьба настигнет их в Лондиниуме. Он и остальная армия должны идти так же быстро, как будто их преследовали хищные гарпии. Они должны спасти Лондиниум и его людей от орды варваров, обрушившихся на них и решивших сжечь и убить каждого человека или предмет, носивший печать Рима.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Восстание Боудикки — одно из самых знаменитых событий в истории Британских островов. Его лидер — одна из главных икон современной нации. Огромный памятник, изображающий Боудикку на вершине причудливой боевой колесницы, стоит напротив Вестминстерского дворца в Лондоне. Она размахивает копьем, в тот момент, когда зовет за собой своих последователей, а две ее дочери преклоняют колени у ее ног. Боудикка часто появлялась в художественной литературе, исторических периодических изданиях и на малых и больших экранах. Читатель мог бы простительно думать, что ее легендарный статус был постоянным элементом нашей истории с тех пор, когда разыгралось кровавое восстание, которое она возглавила.

И все же правда в том, что она почти исчезла из истории на много веков, так гласит легенда, пока монах, ищущий запасные письменные принадлежности, не наткнулся на сокровищницу римских анналов в подвалах Монте-Кассино. Эти документы были прочитаны итальянским монахом, который включил их в историческую работу о великих королевах Англии в то время, когда Елизавета I была на троне. История Боудикки привлекла внимание некоторых поэтов и драматургов через различные искажения ее имени, самым популярным из которых было Боадицея (ошибка, которая сохранялась до сравнительно недавнего времени).

Кульминация ее легенды пришлась на период правления Виктории, когда снова статус женщины-монарха нуждался в некоторой полировке. Именно в этот момент памятник Боудикке был профинансирован за счет общественного сбора и воздвигнут напротив резиденции британского правительства. Что является странным, если учесть, что она и ее последователи были ответственны за уничтожение города Лондиниум и зверства, совершенные против его жителей. Это примерно также исторически бесчувственно, как возведение памятника Усаме бен Ладену напротив башен-близнецов. Но вот мы с вами здесь: история — запутанная вещь.

Исторический контекст восстания гораздо интереснее и сложнее, чем легенда о борцах за свободу. Римское завоевание Британии было мотивировано политическими соображениями, а не стратегической необходимостью. Это совпало с первыми годами правления императора Клавдия. Его предшественник был убит старшими офицерами Преторианской гвардии, и Клавдий был обязан своим положением поддержке тех преторианских гвардейцев, которые понимали, что при императорах они были на верном пути, и что возврат к временам Республики оставит их без денег. Читатель может легко себе представить, как легитимность Клавдия вполне можно было рассматривать со скептицизмом в данных обстоятельствах. Поэтому ему нужно было завоевать римский народ, присвоив себе заслуги в некоторых военных успехах, которые добавили бы необходимого блеска для его репутации.

Ему повезло, что предыдущий император Калигула соблазнился той же политической целесообразностью и сосредоточил армию и флот на побережье Галлии в готовности ко вторжению в Британию. Пользуясь этими силами, Клавдий дал окончательное добро и даже ненадолго появился в начале того, что превратилось в долгую изнурительную кампанию, чтобы присвоить себе лавры быстро объявленного завоевания Британии. Празднование триумфа в Риме могло возыметь эффект и произвести впечатление на толпу, но римским солдатам в Британии предстояло еще много лет ожесточенных боев, ожидающих их впереди.

Задача римлян несколько облегчалась постоянными разногласиями между племенами, населяющими главный остров. Некоторые из этих племен были подкуплены еще до начала римского вторжения. Нам говорят, что двенадцать делегаций представились Клавдию во время его краткого визита, чтобы присягнуть на верность Риму. Несомненно, некоторые из этих племен были рады свести счеты с давними врагами среди племен, сопротивлявшихся захватчикам. Конечно, мятежники Боудикки сеяли хаос как среди римлян, так и среди племенных врагов. Восстание было примерно таким же сведением счетов с традиционными врагами, как и войной против имперского захватчика.

Шаблон этот разыгрывался на протяжении всей истории во многих местах. Превосходная «Британия: несостоявшееся государство» Стюарта Лейкока подчеркивает важность разделения племен и проблемы, которые подогревались римлянами, чтобы ими достаточно надежно управлять.

Усугубленные трудности создания новой римской провинции и постоянный отток военных ресурсов в обмен на скудный прогресс в подчинении племен, которые продолжали сопротивление, заставило задуматься в Риме некоторые фракции. Любые надежды на то, что Британия доставит достаточно трофеев, оправдывающих затраты на вторжение и оккупацию, вскоре были уничтожены. Однако на карту был поставлен престиж Рима и императора Клавдия, и непрекращающийся конфликт стал оправданным политической необходимостью.

Точно также, как это случалось и со многими другими недавними примерами вторжений, инициированных чрезмерно самонадеянными диктаторами, которые вскоре погрязли в упорном сопротивлении, сражающихся за свою свободу и независимость людей.

Ситуация изменилась со смертью Клавдия и воцарением Нерона. В этот момент появилась возможность переоценить обоснованность сохранения новой провинции. Несмотря на значительные вложения ресурсов в Британию, многие в Риме сомневались в необходимости продолжать войну и оккупацию и склонялись к мысли, что лучше положить этому конец и уйти с острова. Конечно, это могло нанести удар по престижу Рима, но четыре легиона и приданные им вспомогательные подразделения могли бы быть использованы и в других целях. Это был очень большой гарнизон, учитывая ничтожные доходы, которые производила Британия.

Соответственно, те, кто инвестировал в Британию и давал ссуды некоторым племенным правителям начали борьбу за то, чтобы вывести свои деньги с острова, прежде чем какое-либо решение было сделано о его будущем. Востребование займов с процентами ударило по бриттам в то время, когда остров постигла череда неурожаев. Что еще хуже, римляне обманывали местных жителей с налогами, и в случае с ветеранами, поселившимися в Камулодунуме, последние не гнушались самовольно присваивать земли местного населения. В то же время молодых бриттов насильно призывали в римские вспомогательные отряды. Нетрудно представить, какую напряженность это создавало между оккупированными и оккупантами.

Как говорит поговорка, ни одно общество не находится дальше, чем в нескольких порциях супа от бунта. Растущее недовольство племен тлело до тех пор, пока дело не достигло апогея около 60–61 гг. н. э., когда умер Прасутаг, царь иценов. Бесцеремонное обращение с завещанием, которое он оставил и жестокие преступления, совершенные против его вдовы и дочерей, стали искрой, которая зажгла открытое восстание и породила ужасы, которые должны были последовать.