Снег, путь и приворот

Глава 9

Утром шум подняла баба Муша – пропала ее воспитанница! Двоюродные братья Заряны хотели бежать в лес, искать заблудившуюся сестру, но к возку подошел Зорко Военежич. Старый воин не зря носил такое имя. Он быстро велел Ставру и Яру успокоиться, уткнулся взглядом в землю, покрутился у возка и… пошел туда, где высились телеги с княжеской данью. Обошел один возок, второй, остановился, нахмурился, потянул носом и вздохнул:

– Купца позовите, – сказал он, – да быстро зовите, чтобы меч схватить не успел!

Отроки побежали к той части каравана, где стояли повозки Горыни, и вскоре притащили купца, едва успевшего накинуть шубу поверх исподнего.

– Дочь твоя нашлась, – откашлявшись, сказал Зорко, – только… сам глянь!

Предчувствуя недоброе, Горыня подошел к телеге и приподнял полог из пропитанной воском ткани. Застыл на секунду, а потом с рыком кинулся вперед.

– Держите его! – крикнул Зорко отрокам, с ловкостью бывалого воина отскакивая в сторону.

Как он и думал, девица на телеге оказалась не одна. Следы востроносых сапог он приметил сразу. Только вот не думал Военежич, что купец будет рваться к телеге, скрючив пальцы, раз за разом отбрасывая отроков назад. Силен мужик! И яростен! За дочь любого убить готов.

Ну ладно, пошумели – и хватит. Надо глянуть, кто там в телеге, да брачный обряд вершить. В дороге неудобно, конечно, но ключик найдут или речку, а коли не найдут – у доброго дерева окрутят, а в церковь уж в Тулее сходят…

Зорко осторожно подобрался к телеге и заглянул под полог. Первым ему попалось на глаза заплаканное личико Заряны. Не виноватое, а именно заплаканное и несчастное. Рядом с ней полусидел боярич Зареслав. Сидел странно – то ли к девке тянулся, то ли от нее шарахался. И смотрел так… словно не ее хотел рядом видеть – или все же ее, да не так?

– Вставай, боярич, – суровым тоном сказал Зорко, – девицу спортил – женись!

Зареслав дернулся вставать, но, услышав про брак, вернулся к заплаканной Заряне и уставился на ее лицо со смесью вины и страха. Девица шарахнулась от него, прижимая к груди рваную сорочку, и Военежич снова уверился, что дело тут нечисто. Он прожил долгую жизнь и повидал всякое – если девица шарахается от того, с кем ночь провела, значит, не хотела!

Между тем купец все же вырвался из рук молодых бойцов, кинулся к телеге и на бегу зарядил Зареславу в челюсть так, что рослый боярич кувыркнулся в мешки с меховой рухлядью, как котенок в мамкину шкуру. Потом Горыня обхватил руками дочь, вытянул ее из телеги, как младенца, и прижал к себе, прикрывая наготу полами шубы. Заряна расплакалась еще горше.

– Чадо мое, чадо, как же так? Что тебе этот охальник сделал?

– Горыня, – тронул его за рукав Зорко, – пошли-ка в шатер мой. Нечего девицу морозить, да и поговорить надо, узнать, что произошло.

Голос разума достиг сознания купца, а пуще тому способствовал тяжелый воинский плащ, легший на плечи Заряны.

Кутая дочь в чужую тканину, Горыня быстро донес ее до шатра, разумно решив, что здесь, в лесу, Зареслав никуда не денется, а решать все придется со старшим воином в пестром отряде.

В шатре Зорко кивнул гостю на крепкий дорожный сундук с казной, понимая, что хлипкие складные стульчики просто развалятся под кряжистым купцом, не выпускающим из рук дочь. Горыня сел, и старый воин тут же вручил ему большой кубок с подогретым ягодным взваром. Военежича зимой мучили боли в застуженных когда-то суставах, поэтому отроки припасали ему теплое питье, облегчающее его муки.

Купец сам пить не стал – поднес сосуд к губам дочери и велел:

– Пей! И рассказывай!

Заряна, икая и утирая слезы, одолела половину кубка и, к удивлению Военежича, действительно успокоилась и более-менее связно поведала, что произошло прошлым вечером. Как ей стало нехорошо, как решила пойти в сторону от возков, чтобы не беспокоить спящих нехорошим запахом и звуками, и как из темноты появился некто и спеленал ее опашнем.

– Опашнем? – вяло удивился Горыня, а Зорко насторожился.

– Боярышня Радомира в моем возке оставила, а мне так плохо было… Что ближе лежало, то и накинула. Я ненадолго ж вышла и аккуратно… Да не было сил свой плащ искать.

Мужчины синхронно кивнули – ситуация понятная. Им и самим доводилось в чужих опорках до ветру выскакивать или чужой охабень на плечи накидывать. Однако опашень боярышни приметный, яркий, его в лунную ночь перепутать с другой одежей трудно. Мужчины переглянулись, и Горыня уточнил:

– Заря, а ты в шапке была?

– В шапке, – всхлипывая, ответила девушка.

– А плохо тебе стало, как луна взошла? – вдруг спросил Зорко. У него вдруг зашевелились подозрения. Он-то, в отличие от купца, смотрел больше на боярича, прикидывая, какие могут быть последствия от такой ночи. Купец – не селянин безродный, за сором дочери может до князя дойти. Да и сын воеводы упрется – виру платить откажется. Столкнутся два рода – один деньгами силен, второй оружием и славой, только щепки полетят. Как бы не стать той щепкой.

– Вечор все хорошо было, – припомнила Заряна, – ела я все то же самое, что и другие. Из одного котла.

– Сладости, может, нянька принесла? – допытывался старик под подозрительным взглядом купца.

– Нет, – мотнула головой девица, – баба Муша притомилась, спать легла и меня увела. Я сперва задремала, а потом так плохо стало, вот и вышла, чтобы возок не пачкать…

Зорко задумался.

Подозрительно все это. Очень похоже, что боярича приворотом опоили. Будь это где-то в городе, Военежич и не сомневался бы. Девиц он всяких повидал. Были и такие, что подливали приворот парням или куколку наговоренную прятали, а потом картинно рыдали. Но все те девицы не просто рыдали – они требовали! Обязательно требовали жениться или виру огромную «за сором», а то и в примаки парня себе хотели. Заряна же плакала, жалась к отцу, как обиженное дитя, и ничего не просила, не требовала и вообще, кажется, хотела, чтобы этой ночи не было в ее жизни. Если бы сама приворот подлила или куколку смастерила – не так бы себя вела. Да к тому же воины в пути все из одного котла едят, а вот девиц няньки сластями подкармливают. Получается, купеческой дочери приворот легче подлить – взваром медовым угостить али вот ягодным. От костра донести кружечку да вручить той же няньке с добрым словом – и не подкопаешься. А девицы-невесты по лагерю не шастают, кубки никому не подносят – знатны больно или вот как Заряна – богаты.

Потерев лоб, изборожденный морщинами, Зорко Военежич спросил купца:

– Горыня, ты с этого щегла боярского виру просить будешь или женитьбу?

– Да чтобы этот щелкопер к моей девочке еще раз подошел! – взвился купец так искренне, что чуть дочь не уронил.

Зорко медленно кивнул. Видел он, что купец действительно такого жениха не желает.

– Ну, посидите тут пока, я схожу, все там посмотрю да по Правде виру назначу. Чтобы шума не было.

Горыня кивнул и еще крепче обнял дочь, утешающе покачивая ее на коленях, как маленькую.