Снег, путь и приворот

Глава 10

Между тем Зорко вышел из шатра и дошел до телеги. По его приказу там ничего не трогали, так что он сразу увидел и яркий опашень, и бекешу боярича, и лоскуты рубашки, измазанные кровью. Сам Зареслав стоял рядом с телегой, обвязанный ремнями, как жертвенный конь.

– За что его так? – удивился Военежич.

– Так за девицей рвался, – пожал плечами немолодой уже десятник. – Обезумел словно. Уговоры не слышит, оружие ищет… Мы побоялись его такого отпускать.

Сотник нахмурился. Подошел ближе, всмотрелся в глаза боярича, оценил и вид запаленный, и зрачки расширенные, и то, что стоял Зареслав на морозе в рубахе одной, и аж пар от него шел, как от воина, из сечи выпавшего.

– Она в безопасности, – весомо сказал Зорко, – с ней все в порядке.

Губы боярича шевельнулись и сложились в имя… Военежич отшатнулся, помянул едва слышно злых духов и велел позвать Ладу Волеговну.

Нянька пришла быстро – слышала переполох и понимала, что посылали за ней не зря.

– Скажи мне, нянька, – хмуро спросил Зорко, – боярич часто ли возле боярышни твоей бродил?

Вдова воина повела бровью и ответила:

– Бродил. Близко не подпускала.

– Угощал ли боярышню чем?

– Нет, – отмахнулась нянька и пояснила: – Боярышня моя в строгости воспитана, у чужих ничего не берет. А если берет, сперва коня или пса угощает. Но в пути все из одного котла едим, а к лакомству Радомира не приучена.

– Добро. А не менялась ли она миской или кубком с Заряной Горыновной? – наугад спросил старик. Знал он, что у женщин свои обычаи есть – и посестриться могут, и покумиться. Летом – через березоньку али иву плакучую, зимой – кубками можно обменяться или украшением.

Нахмурилась нянька и призналась:

– В Граничке в баньке девки засиделись. В парную бегали, хихикали, наливку пробовали, вот с веселья кубки и попутали. Чтобы беду отвести – посестрились.

Крякнул от неожиданности Военежич – надо ж, как угадал!

– Видно, светлые боги твоей боярышне ворожат, – сказал только.

Нянька вскинулась, а Зорко ей знак подал – обожди, мол, и велел отрокам все собрать и в холстину завернуть, да в его шатер отнести. И Зареслава туда же вести, вот прямо такого – связанного. И сам туда пошел, и няньку с собой позвал.

В шатре между тем стало немного спокойнее. Нарыдавшаяся Заряна уверилась, что отец ее ни в чем не винит, и утихла. Как бы дальше ни сложилось – семья ее не бросит, а это главное.

В Горыне гнев тоже поутих, и стал он думать, что дальше делать и как быть. Купеческая дочь – не княжья невеста. Выйдет замуж и не девицей. Только мужа ей надо справного подыскать. Чтобы жену за чужую вину не корил, и делу купеческому польза была. Мысленно стал уже купчина перебирать родичей дальних да приказчиков, но тут отвернулась пола шатра, и вошел задумчиво-хмурый Зорко.

– Сиди, сиди, Горыня. Осмотрел я там все, узнал кое-что и сказать могу твердо – дочь твоя в том, что случилось, не виновата. Боги так ворожили.

Вскинулся купец. Он всегда вовремя на капище ходил, жертвы приносил, оберегами не брезговал, но чтобы вот так?

– Боярич этот, Зареслав, брат одной из невест княжьих. Сестру свою в Тулею сопровождает не просто так, а с умыслом. Семью от княжьей опалы освободить да жену себе познатнее и побогаче присмотреть.

Горыня свел брови и насупился.

– Обоз наш в Водницах несколько дней стоял. Где уж он взял волосы второй княжьей невесты, не ведаю…

Лада Волеговна вскинулась и прижала ладонь ко рту. В боярском-то тереме всякое могло быть. Она обычно все, что с гребня собирала, в печь кидала, но ее порой к боярышням и не допускали – спят, мол, или болтают. Сама Радомира о таких вещах не задумывается – молода, а служанки-чернавки, гребешки прибирая, могли снять волосок-другой или с одежды собрать…

– И кто помог ему, не знаю. Только сварили ему зелье приворотное на боярышню Радомиру. Сильное зелье, из тех, что пополам пьют.

Горыня нахмурился еще сильнее. Он, как купец, тоже многое повидал и про зелья такие слыхал.

– Вот Лада Волеговна сказала мне, что в Граничке девицы все в баню ходили, плескались и бегали туда-сюда. И дочь твоя с боярышней чаши попутали…

Купец встрепенулся. Приподнял дочь, уткнувшуюся ему в плечо, и заглянул в глаза, хрипло спрашивая:

– Верно ли, Заря?

– Верно, батюшка! Случайно мы. Даже не заметили сперва. Лада Волеговна вот сказала, что надо нам посестриться, чтобы недолю отвести. Мы с боярышней обменялись. Я ей подвески с лошадками отдала, а она мне браслет серебряный.

Нянька кивнула, подтверждая:

– Было такое! Я свидетельница и боярышня Услада, и прочие няньки. Мы все из баньки выходили на время, а как вернулись, так чашки и попутали.

– Видно, тогда Зареслав зелье-то и подлил, – вздохнул Зорко, – и сам выпил. Теперь, Горыня, беда у меня. Про Светомира Драгановича слыхал? Воеводу Водницкого?

– Слышал, – осторожно ответил купец.

– Зареслав его сын. Весь обоз боярышни под мою руку отдали. Я за него отвечаю и должен под княжью руку без ущерба передать. А он дурак дураком. Потому что неправильный приворот привязал его к твоей дочери. Не веришь? Смотри.

Зорко подошел к выходу из шатра и отдал приказ.

Через минуту отроки затащили в тепло Зареслава. Тот был связан и выглядел сущим безумцем, пока не увидел Заряну. Бояричу хватило одного взгляда, чтобы рухнуть на колени и подползти к испуганно дернувшейся девушке. Он даже не говорил ничего – смотрел, да выглядел при этом сущим дурачком.

Рыжие брови Горыни взлетели к аккуратно обрезанным волосам:

– Он такой и будет теперь?

– Нет, – успокоил его Зорко, – сейчас на Заряну Горыновну налюбуется и в себя придет.

Действительно, постояв немного на коленях рядом с Зарей, Светомирович потихоньку пришел в себя и огляделся. Потом всмотрелся в девушку. Открыл рот, чтобы возмутиться – рыжая коса Заряны сильно отличалась от пепельной косы Радомиры, но Зорко тут же больно наступил ему на ногу:

– Что, боярич, пришел в себя? Рассказывай, зачем ты приворот подлил, и что теперь делать будем!

К чести Зареслава – про мать он не сказал ни слова. Да, приворот подлил в бане, да, увидел знакомый опашень и решил соблазнить девицу, зная, что зелье вызовет ответную страсть. Виноват, готов выплатить виру.

Горыня вскинулся, собираясь наговорить бояричу много нехороших слов, но Военежич поднял руку, останавливая купца:

– Ты, видно, боярич, не понял. Ты теперь с этой девицей связан на всю жизнь. Ну-ка, отойди вон за полог да постой там минуточку. Отойди, отойди. Не смотри на Заряну Горыновну, не слушай, как звучит ее имя, даже запаха ее не чуй!

С высокомерным видом Зареслав отошел за занавеску, принял скучающую позу, постоял. Потом сменил ногу. Почесал нос. Подбоченился. Нервно потоптался на месте, покрутил головой и уставился сквозь полог туда, где Заряна сидела на руках у отца. Постоял, борясь с мыслями и желаниями, попытался отойти к двери и… упал на пол, застеленный потертым походным ковром. Он понял!

Зорко Военежич выглянул из-за полога и кивнул сам себе:

– Вижу, не дурак боярич, сообразил. Теперь у тебя не так много путей. Или в услужение к Заряне Горыновне идти, чтобы видеть ее постоянно, или в прорубь нырять, или… в жены ее взять, коли батюшка ее согласится. Тут уж я тебе не помощник. Сам дело сотворил, сам разгребай. И отцу отпиши правду, как дело было. А мы пойдем.

Тут старик подхватил под ручку тихо стоявшую в углу няньку Радомиры и увел ее прочь. Сватовство – дело долгое, особенно если девицу успели уже в постель заманить. Да и не хотел Зорко сватом быть – перед князем придется ответ держать и перед боярином тоже. Лучше уж в стороне побыть.