Снег, путь и приворот

Глава 14

Княжий двор размером был практически как весь Ставгород с выселками. Высокие белокаменные стены отделяли его от городища. Тяжелые ворота по случаю приезда невест были открыты, и возле них гомонила любопытная толпа.

Радомире нельзя было выглядывать в окно, однако девушка прекрасно слышала, как шумят зеваки, и удивлялась – сколько же тут народу, если праздных гуляк собралось столько?

Возки проехали через ворота, осененные иконой, и по гладкой, наезженной колее свернули к женскому терему. Радомира по привычке хотела выпрыгнуть на утоптанный снег, размять ноги, но Лада Волеговна ее удержала:

– Сиди! Сейчас дорожку раскатают, мамок пришлют, тогда выходи, да смотри, постанывай слегка, словно умаялась с дороги, и больше ничего не говори! Вас сейчас со всех сторон разглядывать да оценивать будут!

С этими словами нянька накинула на голову боярышни плотное покрывало, расшитое птицами и травами. В извивах листьев и крыльев прятались обреженые солнечные колеса, а по краю шли фигурки Лады и Лели, отгоняющие зло. Пусть венчание проходило в церкви, но крепко засели в народе прежние верования, и невесту изо всех сил оберегали от дурного глаза, злого слова и колдовского навета.

Все случилось так, как рассказала Радомире нянька – с высокого крыльца с белокаменными балясинами сбежали сенные девки и раскатали суконную червленую дорожку. Сбоку спустились мамушки – нарядно одетые боярыни из мелких родов. Молодые, румяные, позвякивающие подвесами, колтами да зарукавьями, они вышли встречать невест с еще не погасшим интересом.

Первой вынули из возка Усладу – ее возок подъехал к высокому крыльцу первым.

Радомира тихонько смотрела в щелочку между тяжелыми занавесками. Боярышню, накрытую огромным невестиным платом, подхватили под руки и с воркованием потянули на крыльцо. Всего-то с полдюжины шагов до крыши и балясин, ан кто-то успел присвистнуть, оценив легкий шаг, кто-то закричал: «Ух, бога-а-а-атое платье!», а кто-то потише вякнул: «Никак Светомировна пожаловала?»

Бусовна поежилась. Ее отца в столице, поди, не знали-не помнили, но как знать?

– Не трясись, – строго сказала Лада Волеговна, заметив напряжение подопечной, – тут княжий двор – все видят, все знают, почище, чем у нас в Ставгороде. Слабость проявишь – сожрут!

– А как же Услада? – Радомира кивнула в сторону крыльца – боярышню уже увели в терем, а сенные девки старательно сматывали суконную дорожку обратно, чтобы торжественно встретить новую гостью.

– Услада в тереме росла, с матерью и тетками. Она в этих делах лучше тебя разбирается. Где надо – слабенькой притворится, где надо – силу духа покажет. Тебе же, ласточка моя, надо сразу решить – будешь ли ты за княжича бороться или тишком в углу просидишь да волю княжескую примешь.

Радомира застыла. Няньке и прежде случалось с ней строго разговаривать – предупреждать, оберегать, но на сей раз голос ее звучал так, что где-то в глубине что-то екнуло. Верно ведь – или за княжича бороться, превосходя соперниц, или тихо сидеть, да потом уехать из терема в дом мужа, а то и в монастырь.

Долго размышлять боярышне не дали – девки снова размотали червленую дорожку, боярыни горохом высыпали навстречу, подхватили под руки, потянули на крыльцо… Вырезные сапожки неслышно ступали по сукну. Крыльцо тоже оказалось укрыто дорожкой. Потом просторные сени, пахнущие ладаном, сухими травами и совсем чуть-чуть выделанным мехом.

Через сени невесту повели по длинному переходу-галерее с прикрытыми ставнями. Тут горели масляные светильники, и вдоль стен толпилась вся женская теремная прислуга – от девчоночек-чернавушек до чопорных старух в черных полумонашеских одеяниях. Все они жадно смотрели на Радомиру, хотя что там можно было увидеть под огромным платом? Разве что ноги в сапожках да юбки парадного платья, расшитые по краю теми же оберегами.

Лада Волеговна шла за воспитанницей вслед, по крупинке роняя из широкого рукава соль – чтобы не сглазили. Целый мешочек ей воевода с собой положил – запаса своего не пожалел, чтобы дочь оберечь. Соль та не простая была – каменная. Толченая крупно с обережными травами да крупинками серебра. Чтобы ни зло людское, ни духи не навредили княжьей невесте.

Проводили Радомиру в покойчик малый. Окошечко косящатое, ставенем закрытое, уголок печи беленый, по краю плинфой узорной обложенный, занавесочка между печью и стеной – уголок для умывания скрывает. Лавки вдоль стены, скамья под окном и столик в углу, а над ним образ на полочке да лампадка малая.

Боярыни разоблачать невесту не стали – на то нянька есть. Только поприветствовали новенькую да сказали, что вечерять матушка-княгиня всех невест к себе за стол зовет, и надобно являться туда скромно да красиво.

Пока с ней беседы вели, Радомира столпом в центре комнаты стояла, а как ушли, чуть не рухнула от напряжения. Только Лада Волеговна на нее прикрикнула:

– Стой смирно! Сейчас я тут все обойду, обсмотрю, а потом только велю сундуки нести. А ты и близко к стенам не подходи!

Ох, шуршала нянька!

Под каждую лавку заглянула да веником полынным там пошуровала. Свечу запалила и над окном и дверью кресты нарисовала. Все уголки-щелки святой водой покропила да окурила дымником из целебных трав – только после этого позволила внести сундуки дорожные, ларцы да шкатулицы, корзины с рухлядью мягкой и мешки кожаные с припасом. Весь угол до потолка сундуками заставили, остальное нянька рачительно под лавки попрятала и, только вытолкав прочь носильщиков да обметя заново пол полынным веником, дозволила Радомире на лавку сесть и покрывало скинуть.

– Прости, Радушка, что измучила тебя, – вздохнула вдова воина, – только я путем-дорогою наслушалась историй про нравы да порядки на подворье княжеском, теперь и тени боюсь. Да ты и сама ведаешь, как люди бывают злы, а бог милостив. Вспомни Заряну…

Радомира зябко передернула плечами у теплой печи, вспомнив свою недолгую подружку. Задумалась – увидятся ли еще? Заряна купеческая дочь, и пусть муж ее боярич, это не значит, что будет она при дворе княжьем появляться. А сама Радомира… не та у нее стать, чтобы княгиней быть. Ей милее чистое поле, снег в лицо да честная схватка со зверем. Не вышиванье у печи, не разговоры под прикрытием расшитых покрывал да кокошников жемчужных. В этом она разбиралась слабо и чувствовала себя уязвимой. Значит, на княжича и смотреть не стоит? Лучше сначала показать себя дикаркой из далеких северных лесов, чуждой теремной спокойной жизни?

Задумавшись, Радомира не сразу поняла, что к покойчику уже прислали свободных чернавок – выбрать парочку в услужение, и Лада Волеговна рассматривает их, строго вздев к повойнику подсурьмленные брови. Чернавки были присланы с умыслом – две пожилые, степенные, в теплых шушунах. Две средних лет, в простых душегреях. Две молодые девушки в сарафанах и свитах, да две девчонки еще, и первую кровь не уронившие – смешливые и шебутные.

Поглядела Лада Волеговна на них, руки показать велела, спросила, давно ли на княжьем дворе служат, да и выбрала одну девчоночку шуструю да молодицу, у которой на переднике знаки были вышиты, что дите у нее есть.

Радомира выбору няньки удивилась – аж язык зачесался узнать, почему Лада Волеговна такой выбор сделала. Однако вежество соблюдать боярышню строго учили, так что она дождалась, пока нянька отвергнутым чернавкам подарочки малые вручит – по плитке орехов, в меду вареных, и отпустит. Пока новеньким задание даст – водицы теплой принести да узнать, сколько уже невест приехало и сколько еще ожидается. Вот как разошлись все, так Радомира свой вопрос и задала.

– Нам с тобой, Радушка, тут никто не друг, – вздохнула Лада Волеговна, – Ледоставу я выбрала, потому как мать молодая больше о своем ребенке думает, в чужие дела не лезет. А девчонка Морошка сирота. Приветим – будет нам верно служить. Старые же чернавки при дворе княжеском давно, всех знают, обо всем свое мнение имеют. Могут нас в чужую свару затянуть и не заметить. Девицы молодые да бойкие, небось, сами на княжича поглядывают, о любви его мечтают. Они нам не помощницы. Еще хуже будут на все смотреть да болтать. Нет в тереме страшнее оружия, чем сплетни!

Боярышня в ответ только вздохнула.