Переждав шум и крик, из-за стола поднялась княгиня. Поклонилась мужу чинно да проговорила:
– Благослови, князь-батюшка, молодых по постелям отвести!
– Благословляю! – отозвался князь.
Ближние боярыни тотчас подхватили под руки алеющую маковым цветком Усладу и повели ее под пение дворовых девок в княгинин терем.
На первую брачную ночь княжичу и его жене приготовили просторную комнату с парой окон. Вместо кровати устроили традиционное ложе на снопах, бочонках с зерном и медом, устланных мехами. В углы комнаты воткнули боевые стрелы, навесив на них румяные калачи. А под окнами привязали игривых коней – чтобы подзадорить молодых.
Боярыни суету разводить не стали – быстро невесту раздели, обтерли полотенцами, надели свежую сорочку и усадили на постель, укрыв соболиным одеялом – чтобы не замерзла.
– Не забудь, княгиня, княжича разуть! – напомнила, уходя, одна из боярынь, прихватывая оставленный помощницам кошель.
Услада снова вспыхнула, но глаз не подняла.
Вообще, ей приходилось видеть, как бабы на подворье ловили своих пьяных мужиков и летом укладывали спать прямо на завалинке, предварительно сняв с них сапоги. Это считалось самым важным делом – разуть, укрыть, а вот если жена пренебрегала этим делом, значит, муж ее прогневал, и утро после такого кончалось громкой ссорой.
Боярышне таких сцен, конечно, старались не показывать, но куда денешься, если воеводский дом стоял в самом центре Водниц?
Пока Услада вспоминала то, что знала о супружеской жизни, бояре привели княжича. Волемир бы предпочел веселую свиту из своих друзей, а не чопорных седобородых бояр, но спорить было незачем. Его довели до двери, открыли, подтолкнули, желая страстной ночи, и встали с мечами наголо – охранять покой новобрачных.
Княжич остановился у двери, любуясь невестой.
Боярыни оставили два малых светильника, едва разгоняющих тьму, да еще скрыли их за развешанными шелковыми платками, приготовленными на утро. В полумраке распущенные волосы Услады сияли бледным золотом, а кожа казалась молочной. Губы на бледном лице алели так призывно, что естество Волемира дрогнуло, наливаясь кровью. А хороша все же у него жена! Под тонкой шелковой сорочкой видны манящие округлости, и руки – белые, нежные… Чернавки и холопки, которые порой с радостью согревали постель княжича, много трудились, их руки были мозолистыми, грубыми, а если его приласкает такая ручка…
Волемир шагнул вперед, и тут Услада мягко встала с постели и опустилась на колени. В голове княжича мелькнули очень-очень неприличные мысли, но через миг он вспомнил, что жена должна его разуть, и почти упал на постель, позволяя ей сделать это.
Красные сапоги с расшитыми золотом отворотами смотрелись огромными и грубыми в маленьких нежных ручках. Услада потянула на себя один сапог, но было понятно, что она делает это впервые и просто не знает – как правильно. Волемир склонился к ней, дунул в светлую макушку и подсказал:
– Тяни за пятку, не бойся!
Услада потянула сильнее и… завалилась на спину, открывая пикантный вид на стройные сильные ноги. Княжич хмыкнул, но увидел, что на глаза девушки набегают слезы, и помог ей подняться:
– Не плачь, – он коснулся поцелуем ее глаз и прижал к себе, не давая вырваться. – Это не глупость, просто неопытность. Я не буду смеяться над тобой.
Услада замерла в непривычных теплых объятиях. С той поры, как она повзрослела, ее перестали обнимать отец и братья. Мать, конечно, обнимала, но больше по случаю – на Пасху, например, или вот прощаясь перед отъездом в Тулею… Оказывается, ее муж такой высокий и сильный, когда она стоит рядом с ним босая, в одной сорочке. У него крепкое, сухое тело и горячие ладони. А еще ему неловко стоять в одном сапоге, но он терпит, дожидаясь, пока она перестанет трепетать.
Чуть отстранившись, Услада решительно вновь опустилась на колени, ухватила второй сапог княжича за пятку, так что он едва успел сесть на постель, и стянула сапог! Поставила на ковер и осталась сидеть на пятках, не зная, что делать дальше.
Волемир знал. Он полюбовался женой, потом быстро разделся и, подняв Усладу с пола, уложил на пышную постель, накрыл одеялом – в покое было прохладно. Девушка замерла, как испуганный зверек.
– Не надо меня бояться, я не сделаю тебе плохо, а больно будет совсем недолго и только в первый раз, – княжич старался говорить медленно, плавно, успокаивая жену звучанием своего голоса. Она слегка расслабилась, и тогда Волемир принялся вдумчиво целовать и гладить, прислушиваясь к реакции Услады.
Когда-то еще сопливым юнцом княжич попал в руки одной вдовой боярыни. Та была молода, хороша собой и весьма искусна в любви. Но главное – умела объяснить, что и как нравится женщине. Эту вдовушку отыскала княгиня, она же прислала к ней лекаря – проверить на болезни, а потом отправила княжича с гостинцами.
Волемир и понять ничего не успел, когда оказался лежащим на лавке, а потом мог только стонать от удовольствия. Когда же в голове перестали петь птички, да и кровь, кипящая в жилах, поуспокоилась, боярыня поднесла княжичу кувшин с квасом и стала объяснять ему про женское тело – где что находится, как на что реагирует, и как можно разжечь огонь страсти.
Волемир, растущий в отрочьей избе, возле молодых и старых воинов, частенько похваляющихся удалью в делах постельных, удивился – зачем в женщине что-то разжигать? Если ты молод, богат и силен – и так любая твоей будет.
– Будет, – согласилась боярыня, – да только можно сухой кусок каждый раз жрать, долбясь в дырку, как поршень, а можно лакомиться розовым вареньем!
Княжич спорить не стал, и боярыня научила его и себя слушать, и женщину. Притом больше она с княжичем не спала – приводила челядинок, на них и показывала. С полгода Волемир к ней наезжал, а потом Веселина вышла замуж и уехала с мужем в его вотчину. А княжич начал применять ее науку на сенных девках в княжьем тереме – и ни одна не пожаловалась на его внимание!
Теперь же Волемир старался вспомнить все, что говорила ему Веселина про первый раз для женщины. Аккуратность. Деликатность. Девушка запомнит все, и если мужчина будет груб – в следующий раз будет лежать бревном или сопротивляться. И не спешить!
Услада пахла медом и горькими травами, в которых отполоскали ее сорочку, чтобы отогнать зло. Ее волосы шелком наматывались на пальцы, а на белой шее билась жилка, притягивая своей беззащитностью. Грудь вздымалась под тонкой тканью, и вскоре он заметил, как напряглись маленькие розовые соски. Волемир поцеловал каждую нежную вершинку и заслужил судорожный вздох. О! Кажется, его жена вполне чувствительна, а насколько нежна и сладка ее кожа! Едва удерживаясь от мутившей голову страсти, княжич стянул с жены сорочку и застонал протяжно, любуясь восхитительным женским телом. Хороша! Невероятно хороша! Пятная поцелуями белую кожу, Волемир едва держал себя в руках, но был вознагражден за терпение легким стоном и прогибом в талии. Вот теперь точно пора!
– Потерпи, – шепнул он, целуя Усладу в губы и медленно входя в ее тело.
Вскрик молодой жены был негромким, но однозначно болезненным и звонким. За дверями в ответ звякнули мечи – постельничные стражи оберегали княжью постель.
Ох, как в ней было горячо, сладко и тесно! Как хотелось немедля сорваться в бешеную скачку, а может, и вовсе перевернуться, и усадить Усладу на себя, чтобы ее великолепная грудь нависала над его лицом, но… Стараясь не придавить жену, Волемир медленно и плавно двигался, прислушиваясь к ее дыханию, потом ускорился, прижался, плеснул горячим семенем и прижал к себе Усладу, вжимаясь в мягкие полушария ее груди. Его тотчас потянуло в сон, и он перекатился в сторону, заботливо кутая жену в меха. Спать! Все остальное – утром!
Услада свернулась в клубочек под боком у мужа. Ей не спалось. Она переживала совершенно новое в своей жизни ощущение – спать с кем-то в одной постели!
Сколько она себя помнила – у нее была своя лавка. Конечно, в комнате обязательно спала нянька или чернавка, а то и боярыня прикладывалась на соседнюю лавку, засидевшись допоздна в светелке дочери. Но вот так рядом, близко-близко, кожа к коже с ней не спал никто!
Волемир был горячим, твердым и крепко прижимал ее к себе. Немного выкрутившись из плотных объятий, Услада долго смотрела ему в лицо, а потом осторожно отползла на край ложа и уснула. Вот и стала она мужней женой. Ох, что принесет этот брак им обоим?