Снег, путь и приворот

Глава 17

Выслушав молитвы после причастия, княгиня первая покинула церковь, причем боярышни должны были идти вслед за боярынями и, следуя за ними, сделали по храму большой круг, пройдя мимо княжича одна за одной.

Конечно, девицы смотрели в пол, не смея поднять глаза, да и трудно было это сделать под таким количеством пристальных взглядов, тем не менее каждая постаралась выпрямиться и пройти мимо глазеющих бояричей как можно плавнее и ровнее.

Молодые дворяне пристально рассматривали девиц – и наряды, и узоры, и украшения. Все это говорило о девушке больше, чем слухи и сплетни.

Вот девица с южного края княжества – алтабас, парча, тафта – все драгоценные южные ткани, которые везли в Тулею из Персии, сияли и сверкали на платье девицы. Да хитро так. Сам-то сарафан из добротной синей шерсти пошит, как девице и пристало, а вот каемки, полоски, отделки – все из тех самых драгоценных тканей. И пояс у девицы наособицу – долгий полосатый шарф вместо плетенного из нитей оберега повязан. Да ловко так, что и стать девицы видна, и концы этого шарфа до пола ниспадают и блестят, как вода.

Вот девица идет в жемчугах вся – небось, отец на северных реках «сидит» али на торговом пути из варяг в греки. И зарукавья у нее жемчужные, и очелок весь крупными перлами усажен, и ожерелья на груди лежат ворохом!

А эта, видать, из мест, дичью богатых – ткани на девице простые, зато меха – всем на зависть! Сплошь соболя!

А эта одета бедненько, словно красок в доме не хватило, зато каменьями сверкает, а среди монист еще и самородки поблескивают!

А та чуть не в холстинке, зато узоры по сукну простому вышиты – глаз не оторвешь!

Всех девиц со всех сторон обсмотрели-обсудили и тому удивились, что ни одна в обморок не рухнула, ни одна бежать не взялась. Видать, все и телом, и головою крепки!

Девушки же, дойдя чинно до терема, кинулись к нянькам – кто плача, кто смеясь, кто ширинкой узорной обмахиваясь. Опытные теремные служанки уж и водички припасли, и отвару мятного да валерьянового, и щедро те отвары разливали, только бы крик да плач поскорее прекратить.

Несмеяна прошла к себе задумчивая. Услада совсем притихла, а Радомира хмурила брови, но молчала. Вот как закрылась за нею дверь в покойчик, да Лада Волеговна еще и ковер от любопытных глаз да ушей приспустила с косяка, так она и вздохнула.

– Тяжело пришлось, моя ласточка? – ласково спросила нянька, выкладывая на блюдце горсточку орехов, да бруснику сушеную, да взвар ромашковый в глубокой чашке.

– Смотрели на нас, как на товар на базаре, – дернула плечом Радомира. – Неприятно, но потерпеть можно.

– А княжич тебе как показался? – шепотом уточнила Лада Волеговна, склонясь к самому уху воспитанницы.

Боязливо оглядываться нянька не стала, просто сняла с головы Радомиры тяжелую повязку и распустила косу, чтобы голове стало легче.

– Княжич и есть, – пожала плечами девушка, не желая делиться впечатлениями.

Лада Волеговная кивнула – и так ясно, что не поглянулся старший сын князя ее девочке.

– А кто там еще в свите был, не приметила?

– Да много там молодцев стояло, – нехотя ответила Рада, – яркие все, как щеглы по весне, звякают, брякают, притопывают, жеребцы стоялые!

Вот тут нянька заволновалась.

Конечно, дочь воеводы, выросшая практически при боевом отряде, к мужчинам особого пиетета не испытывала – всякими их видала. И ранеными, и пьяными, и битыми. Но так просто отмахнуться от целой группы бояричей? Ни глазом не мигнуть, ни улыбнуться? Или она, старая, не доглядела, и в обозе кто-то похитил сердечко девичье?

– Да уж приоделись боярские сыны, – поддержала разговор Волеговна, берясь за гребень, – хотели на невест произвести впечатление. А девы хороши ли были?

– Да тоже приоделись, только подвески да монисты брякали, – кивнула Радомира задумчиво, разглядывая себя в чашке с отваром. А потом вдруг спросила: – Няня, а я… красивая?

Вот тут уж Лада Волеговна чуть гребень не выронила! Еле удержалась! Видно, и впрямь кто-то Радомире в сердечко запал, коли такие вопросы задает!

– Красивая! – твердо ответила нянька, а потом пояснила: – Красота для каждого разная. Селезню – утица, лебедю – лебедица.

Радомира вздохнула. Не было у нее такой косы до самой земли, как у боярышни в золотых монистах. Не было синих глаз и золотых локонов, как у Услады. Не было и каменьев самоцветных. А того, что было – хватит ли, чтобы… Нет, даже в мыслях девушка боялась произнести то, что жгло ей сердце. Допив отвар, Бусовна подошла к иконе и, встав на колени, долго молилась. Она и сама не знала, чего просила. Ей отчаянно хотелось сейчас, как в детстве, уткнуться в колени родителя, поплакать вволю, а потом рассказать свой большой секрет и получить утешение. Поэтому, когда на глаза набежали слезы, она уткнулась лбом в пол, представляя отцовские колени, и предала себя на волю Отца Небесного.

Лада Волеговна стояла позади воспитанницы и тоже молилась, прося у высших сил доброй семейной жизни Радомире, тепла близкого человека рядом и здоровых детей, а вовсе не венца княжеского. Но соглядатаи, что через тайно просверленные отверстия наблюдали за всеми невестами, решили, что дочь воеводы Буса так хочет замуж за княжича, что едва из церкви прибежала – так снова Богу стала молиться. Разговоров же няньки и княжеской невесты они не слышали.

– Оно, может, и неплохо – набожная жена, – гудел один из думных бояр, когда соглядатаи рассказали, чем занимались невесты после встречи с княжичем.

– Порой и хорошо, – присоединялся другой, – писание жен послушанию да смирению учит!

– Только бы красоту для мужа наводить не забывала, да посты в постели лишка не блюла, – возразил третий, – Тулее наследники нужны!

– Вот-вот, запостится до сухостоя, княжичу наскучит быстро!

– Да все ж девка ладная, – возражал другой, – конечно, еще лекарь смотреть будет и повитуха, но я тут сопровождающих поспрашивал, говорят – верхом ехала, без капризов и выкрутасов!

– А вот про боярышню Милолику бают, что всю дорогу ныла и в мамку свою кидалась чем под руку попадет! Даже кошелем с рукоделием однажды кинула! – вмешался еще один княжий советник.

– Милолика молода еще, едва пятнадцать стукнуло, – отмахнулся другой, – а вот Верея, сказывают, и не девица уже! Больно много стражам своим улыбалась, да и вообще…

– Верея девка честная! – стукнул посохом другой боярин. – А вот Радка эта дичь лесная! На что она княжичу? Ворон с тына сшибать?

К ужину бояре так разругались, что успели раза три подраться, постучать посохами и потаскать друг друга за бороды. Каждый норовил продвинуть вперед свою родню и замарать имя чужой.

Князь сидел, зевал, делал вид, что не слушает, а сам на писца поглядывал – тот все слова боярские записывал, да пометы в списке невест ставил.

Назавтра должен был в терем явиться лекарь и осмотреть всех невест. А за ним и бабка повивальная. Пусть все боярышни выглядели невинными цветочками, да только князь и сам молод был, сам девкам головы кружил. Знал, что кровь кипящую ни забор, ни псы, ни суровые родичи не остановят.

Однако вежество князь блюл – девиц опозоренных должны были по его указу отвезти не в монастырь – зачем Богу порченные невесты? Нет, их ждали с нетерпением в дальних острогах. Там невест нехватка всегда, а уж на красивую да богатую девицу всегда охотники найдутся. А вот тем, кто себя соблюл, но княжичу не приглянется, тем уж будет забота в Тулее мужей подобрать. Чтобы и молоды, и не бедны, и собой хороши. Иначе начнет народ болтать, что скуп князь на ласку. Но это дело завтрашнего дня…

Пристукнул князь кулаком по столу, да и сказал:

– Все, други, обсудили, что могли! Завтра в терем повитуха придет. А пока… ужинать пора! Более о невестах и слышать ничего не желаю!

Бояре понятливо умолкли. Знали уж, что князь молчит-молчит, да притопнет, и потом уж лучше не болтать.

Встали все, поклонились да и пошли – кто в трапезную, кто во двор, к возку своему, чтобы на паужну домой ехать. А как разошлись, из покойчика, спрятанного за престолом княжеским, вышел сам княжич Волемир.

– Что, сын, все ли слышал? – спросил его отец.

– Слышал, отец, да так и не понял, есть ли среди девиц хоть одна девица, – хмыкнул жених.

– Есть, – успокоил его князь, – сейчас с наскоку постарались все друг дружку в грязи перемазать, да не вышло. Надо смотреть, чтобы девиц не попортили, порчу не навели, да бабок-шептуний не натащили. Ты уж Белослава да Горазда поставь в присмотр.

– Поставлю, – кивнул княжич.

– А что, – прищурился вдруг князь, – приглянулась тебе какая из девиц?

– Приглянулась, – осторожно кивнул Волемир, – только я пока спешить не стану, отец. Присмотрюсь еще.

– Добро! Ну, ступай, вечеряй со всеми, да слушай хорошо, а я к матери загляну!

Князь отпустил сына, а сам через тот потайной покойчик прошел на галерею, а оттуда уже спустился в мыльню – там стояла кадушка с отваром тысячелистника, полыни да мяты. Споро скинув одежду, князь опрокинул на себя теплый отвар, смывая все худое, что налипло на него за долгий день, потом взял со скамьи чистые порты, рубаху, кафтан, причесал волосы и в домашнем виде отправился в покои княгини – ужинать, разговаривать, целовать дочерей и младшего сына, да размышлять – будет ли у старшего такое место, куда он не захочет тянуть тяжесть сложного дня?