Снег, путь и приворот

Глава 20

Терем затих, а княгине не спалось. На вечерке она вновь увидела красивейшую девицу с черной косой чуть не до пят. И напомнила ей эта коса…

Восемнадцать лет назад княгиня родила дочь. Роды были тяжелые, ребенок крупный, и не все ладно пошло, так что повивальной бабке пришлось потрудиться и даже швы наложить. Потому запретила она княгине с мужем спать, да не седмицу или две, а полгода почти. Но бабка была умелая и опытная, ее слушались, да и князь не возражал – наследник уже был, а то, что после дочка, тоже неплохо – можно и породниться с кем-нибудь.

Однако дни шли за днями, и затосковал князь без женской ласки. Виду не подавал, конечно, но провожал порой девок сенных тоскливым взглядом.

По совету опытной боярыни Мирослава всех смазливых девок тогда услала лен теребить, потом еще какие-то работы нашла подальше от терема. А про воспитанницу старой княгини забыла.

Красава всюду ходила за матерью Вадислава Златомировича и с молодой княгиней почти не встречалась – мать князя в отдельном тереме жила, поближе к церкви. Да и кто мог ожидать худого от воспитанницы? Она была на пару лет постарше князя, считалась перестарком и нечасто появлялась за пределами терема.

А вот князь в терем матушки зачастил…

Молодая княгиня не подозревала ничего, пока свекровь вдруг не решила выдавать свою наперсницу замуж. За такого же принятого в терем сироту. Ладно бы кого из вдовых бояр выбрала – знатных да богатых, но нет, скромного сироту, который не женился, потому что некуда было жену привести и жить не на что.

Приданое старая княгиня дала, не поскупилась, да и князь мошной тряхнул. Провожая невесту в церковь, молодая княгиня впервые хорошенько разглядела Красаву и мысленно ахнула – такой красоты она и не видала! Соболиные брови, глаза-вишни, коса с одной алой лентой до земли стелилась… А уж стать, а грудь! Вот за грудь взор молодой княгини и зацепился. Потом добавилась бледность невесты и то, что она едва стояла в церкви, задыхаясь от аромата ладана и дыма свечей.

А потом Мирослава увидела, как на чужую молодую жену смотрит князь, гоняя желваки по скулам. Прикрыла на миг глаза и застыла, боясь сделать вдох, чтобы не сорваться в крик.

После венчания, когда все повалили за столы, матушка Вадислава дернула Мирославу за рукав:

– Проводи меня в терем, невестка. Поговорить нам надо.

Князь одобрительно посмотрел на жену, когда та пошла провожать мать, и не видел, как, войдя в свою горницу, княгиня Ливена затворила дверь и обняла Мирославу:

– Поплачь тут. Я никому не скажу. Поздно я узнала. А на Красаву не гневись, – Ливена тяжело села на лавку. – Она очень знатного рода. Я ее сюда привезла, как замуж вышла, от кровной мести уберегла. Они с Вадиславом вместе росли, она к нему как к брату относилась…

Мирослава зло фыркнула:

– От братьев живот не растет!

– Растет, если братец дурень беспросветный, – вздохнула Ливена. – Пьяный он был. Девок ты разогнала, вот и стал с воями бражничать. Они ему наболтали ерунды, но Вадислав тебя бережет и ценит, в опочивальню не полез. Пришел ко мне, лыка не вязал. Я его на скамье тут и положила. А Красава утром вошла, когда он еще хмельной был, соображал плохо, вот и попалась под руку.

Мирослава зажмурилась, удерживая слезы.

– Да ты плачь, – махнула рукой старая княгиня, – думаешь, мой муж мне верность хранил? В каждом походе по девице выбирал да победу отмечал или поражение умасливал. Я боялась, что детей начнет в терем свозить, но обошлось. А Красава тебе не соперница, она теперь Вадислава ненавидит. Да и доля у нее… Муж всю жизнь, небось, попрекать будет, что с дитем взял.

Тогда Мирослава все же нарыдалась у Ливены и просидела в горнице до темноты, чтобы никто не сказал, что видел княгиню заплаканную.

А утром молодые уезжали в новую вотчину, выделенную князем за верное служение.

Боярыня вышла из терема, опираясь на руку мужа. Она была страшно бледна, губы искусаны, на лице следы слез, но все скрывала камчатая фата. Почти все. Княгиня успела увидеть ее без покрывала и даже испугалась – не избил ли Красаву ночью муж? Слышала она, что такое иногда творили мужья, чтобы припугнуть молодых жен, а то и заставить скинуть «чужой» плод, если знали, что берут за себя не девицу. Однако боярин Крох ровно вел жену к возку, и по его некрасивому лицу ничего нельзя было понять.

Княгиня долго потом вспоминала Красаву, но боярин и боярыня при княжьем дворе не появлялись, так что скоро о них позабыли. Теперь вот черная коса красивой девицы напомнила Мирославе Красаву. А допрос няньки подтвердил – Несмеяна дочь Красавы, а значит – сестра по отцу Волемира!

Поначалу, когда подозрения только зародились, княгиню мучил вопрос – почему же Красава отправила дочь в Тулею? Но нянька Несмеяны рассказала, что у Красавы и Кроха больше нет дочерей. Только сыновья. И, очевидно, никто в их вотчине не знает, что Красава вышла замуж непраздной и доносила княжье дитя. А значит, и причин не пускать на отбор невест дочь у боярина не было. Но неужели даже не предупредил? Или решил, что небогатый удел и малознатный род уберегут дочь от встречи с единокровным братом?

Больше всего княгиню волновало, как все рассказать сыну? Как поведать ему о том, что среди красавиц, собранных в тереме, есть его единокровная сестра?

Между тем молодой княжич собрал свиту в своем покое, приказал подать сбитня, мясных пирогов и солений.

– Ну, други, как вам мои невесты? – спросил он словно шутя.

Боярские сыны подобрались. Одно дело шутить про охоту, воинские умения или коней, другое дело – про будущую жену князя. Ляпнешь что-нибудь, а потом навек в опале окажешься!

Выручил всех Горазд. Смущенно улыбнувшись – он всегда улыбался так, словно извиняясь за свой детский облик, боярич сказал:

– Княжич, глаза от красоты и достоинств разбежались! Столько красавиц в одном месте первый раз увидел! А тебе кто больше других приглянулся?

– Хитер, – хмыкнул Волемир, но признался: – Приглянулась мне одна девица, завтра-послезавтра попрошу матушку о ней побольше разузнать, да отцу показать. Но пока не скажу какую, а то напугаете мне девку.

Боярские дети засмеялись.

Тут кто-то помянул Зареслава, вернее, пересказал ходящую по городу байку о бояриче, который на купеческой дочке женился. Притом Заряна стала в этой байке страшной, как смертный грех, Горыня – пронырливым купцом, желающим сбыть залежалый товар, а боярский сын – сосунком-несмышленышем, которого подловили на девке и заставили жениться, угрожая мечом.

Милорад нахмурился:

– Брешут все! Не так все было!

– А ты почем знаешь? Сам свечку держал? – подколол его Смышляк, бойкий и верткий парень, весьма острый на язык.

– Мне сестра рассказала, – мрачнея, ответил ему Милорад. – Брат ее сопровождал, а купеческий обоз к санному поезду пристал. Зимой, сами знаете, в лесах неспокойно. Девица там красивая и добрая, и отец ее не хотел за боярича отдавать, да только…

Не хотел Милорад про приворот говорить, но княжич настоял. А услыхав, как могло для Зареслава дело кончиться, все замолчали и поежились. Уж лучше свадьба с купеческой дочерью, чем холопство вечное или безумие и смерть от любовной муки.

Впрочем, скоро все снова разговорились – обсуждали и девушек, но осторожно. Это бояре в палате князя могли кричать о худородности или бедности какой-нибудь невесты, отстаивая свою родственницу или дочь знакомых. Боярские дети старались девиц хвалить, но с подковыркою – так, чтобы и похвалить, и ничего особенного не сказать.

Долго сидеть, впрочем, не стали – князь не считал отбор невест делом, способным помешать управлению государством. Княжич наравне с отцом принимал дань, каждый день тренировался с оружием и часто ездил в различные крепости, проверяя, как содержатся остроги, хватает ли оружия, и в порядке ли дорожный припас на случай похода.

Уже скинув сапоги и кафтан, Волемир подошел к окну и аккуратно приоткрыл ставень. Из его спальни был виден терем княгини. Там уже погасили огни, и все было тихо. Темные деревянные стены скрадывала ночная мгла, только наличники поблескивали светлой краской.

Княжич задумался и не сразу понял, что заставило его насторожиться. Вздрогнул, присмотрелся и понял – кто-то изнутри приоткрыл ставень, и к нему снизу поднимается темная фигура!

В один миг натянув сапоги и кафтан, Волемир схватил саблю и ринулся из опочивальни.

По давней традиции его ближники спали в соседнем покое. Там вдоль стен стояли лавки, и четверо проводили ночь рядом с княжичем, не убирая далеко оружия – на всякий случай.

В этот покой и влетел княжич:

– За мной! С оружием! Кто-то в терем лезет!

Ближники, успевшие улечься, тотчас вскочили, запрыгнули в сапоги и помчались за княжичем.

Женский терем стоял слева от ворот и в самой глубине подворья. Задняя стена, окружающая княжий двор, высилась тут над речным обрывом, так что стражи было немного. Терем княжича располагался справа, так что бежать бы молодым дружинникам и бежать – через двор, потом через садик, отделяющий женский терем от шумного княжьего двора. Но княжич знал короткий путь – нырнул с крыльца в закоулок между бревенчатыми стенами, протолкнулся между бочек, пригнулся под лесиной, на которой сушили седла и попоны, перепрыгнул ряд кадушек и наконец вырвался на дорожку, по которой чернавки ходили в женский терем.

Свита не отставала.

– Сюда! – княжич указал на открытый ставень. – Ляшко, подкинь!

Здоровенный боярич со свернутым носом слегка присел, так, чтобы Волемир сумел встать ему на колено, потом на сомкнутые ладони и уже оттуда с толчка влетел в открытое окно. Следом за Волемиром отправился Милорад, а затем и легкий Горазд. Сам Ляшко в терем не полез – заглянул за угол, увидел крыльцо и остался стоять с обнаженным мечом в руках, деля внимание между открытым ставнем и крылечком – вдруг кто решит сбежать?