После ухода Услады остальных невест разводили по комнатам няньки и прочие боярыни.
Для новобрачных постели устроили в их прежних комнатушках. Дворовые девки шустрили, пока невесты на крыльцо выходили. Даже Усладе для отвода глаз постель постелили в ее покойчике – княгиня-матушка умела хранить секреты.
Несмеяна шла, опираясь на руку няньки. Она дрожала от страха, но шла, старательно глядя под ноги. Споткнуться на пути в брачный покой считалось дурной приметой, поэтому вокруг каждой невесты не только няньки хлопотали, но и девки дворовые шли – поймать, поддержать, не дать убежать…
Несмеяна слышала, что кто-то всхлипывал, но головы не поднимала. Она была наполнена счастьем и боялась его расплескать. Рядом пели, шутили, болтали – простое ли дело дюжину невест до спален проводить? А она словно плыла в горячем воздухе, все еще не веря себе – она замужем? Правда-правда замужем?
Ее завели в комнату, помогли снять летник, сапожки, кокошник, усадили на постель, распустив волосы. Помогая невесте раздеться, боярыня ее хвалила – и косы, и кожу, и стать, пока нянька на нее не прикрикнула:
– Что ты злых духов приманиваешь, злоязыкая? Или думаешь, нам подать тебе нечего? Кроховна не нищая! Я кошель приготовила, но за злой твой язык…
Тут, нехорошо прищурившись, нянька вытряхнула в подставленный боярыней подол уголья из совка, а девкам, устраивающим постель, сыпнула меди и сладких пряников.
Боярыня тут же хотела и отрясти подол – прямо на супружескую постель, но чернавки, получившие щедрую мзду, вытолкали ее в коридор, а там внезапно подняли на смех поджидающие своей очереди бояре.
– Что, Лаза, опять твой язык тебя подвел? – спросил один из них и обидно рассмеялся.
Боярыня стряхнула уголья, гордо выпрямилась и пошла, но краем глаза зацепила других боярынь – каждая несла в руках щедрый «постельный» дар – а значит, угодила не столько самой невесте, сколько строгой няньке или кормилице.
Шипя, как раскаленная сковородка, Лаза вылетела из терема, собираясь бежать жаловаться княгине, да остановилась.
Язык ее и впрямь уж не раз подводил. Потому и не стала она особой ближницей княгини – вечно сболтнет что-то неприличное или не вовремя. Вот и Несмеяну провожать еле выпросилась, а как увидела статную да пригожую девку – яд сам сочиться начал. Знала ведь Лаза – похвалишь что с дурной мыслью, и человек этого лишится! Вот бы эту красотку скрючило! А то ишь, не успела в княжий терем приехать – и замуж за красавца вышла, и воеводство ее мужу подарили! Да еще князь расщедрился – подарил этой Несмеяне такие украшения, что княжне в пору!
С такими мыслями боярыня сошла с крыльца, почистила подол снегом – угольная пыль въедливая, лучше сразу оттереть! Потом постояла, вслушиваясь в веселый гомон – из терема князя уже вели женихов, а дворовые девки выстроились в два ряда, нараспев затянув величальную и ловя занавесками[5] от хмельных бояричей пряники и монетки.
И опять боярыне ничего не досталось – не вставать же в ряд с чернавками? А потом она увидела, как ее муж, абсолютно пьяный, валится в сугроб, а мимо него с шумом провожают Милорада – и кровь в женщине закипела.
Она, ругая мужа себе под нос, подхватила благоверного под руку, кое-как приподняла из сугроба и огляделась – куда вести? В Кром она приехала в возке, а муж верхом, но поди-ка найди сейчас слуг или возок. Все гуляют на княжьей свадьбе. Даже стражникам на стенах князь велел отнести по чарочке и по пирогу. Кого искать, где?
Но боярыня была языкастая да глазастая – вспомнила, что у терема рядом с поварней есть сторожка. Там доживал свой век вдовый старик, помогающий бабам на кухне. Вот туда боярыня и направилась вместе со своим муженьком.
Старик сидел за столом – пироги, горячая каша с мясом, кувшин с медовухой – он явно собирался тихо повечерять у светца да лечь спать, ведь с утра надо будет все прибирать, варить на всех гостей юшку да выносить сонных бояр к возкам. А тут боярин да боярыня сами к нему пришли.
Сообразив, в чем дело, вдовец уложил храпящего боярина на лавку, а боярыне предложил повечерять «чем Бог послал». Злая на весь белый свет Лаза села к столу, привычно пробормотала молитву на потемневший от копоти образ и взялась за пирог. Ей было горько – казалось, совсем недавно она выходила замуж юной и веселой девушкой. Да, язычок был острый, но в меру. Было и приданое, и добротный дом в Тулее…
Да только муж не блистал ни красотой, ни умом, ни воинской доблестью. Дела вел кое-как, на службе больше ел, пил да балагурил, и вскоре его перестали приглашать на княжеские советы, дети умирали, не достигнув года, и боярин с неблагозвучным прозвищем Блин начал все чаще заглядывать в чарку, проклиная в своих неудачах соперников.
Лаза и не заметила, как озлобилась. Стала завидовать, позволять себе резкие речи и откровенные наветы. Княгиня быстро отодвинула ее в дальний ряд, так что даже гостинцы доставались Лазе по остаточному принципу. Совсем осесть дома она не хотела, но и часто ездить в Кром не могла – муж сердился, если ее звали без него. Вот и болталась, разрывая душу чужими успехами.
А тут свадьба! Да какая! Она-то пристально за невестами наблюдала и радовалась, когда часть их со слезами, а то и с улыбками усадили в сани, да отправили кого куда. Она-то, Лаза, оставалась в столице! При княжьем дворе! А эти глупые девки едут в глушь – пересчитывать курей да прясть долгими зимними ночами. О, как тогда радовалось ее сердце!
А теперь вот это!
Не выдержав, боярыня вздохнула, да и вопросила горячий воздух темной избы:
– И почему князь эту Несмеяну за Милорада выдал? – тут боярыня вспомнила, что не одна, и поправилась: – Не за княжича? Хороша ведь девка, как парсуна!
Старик сторож крякнул, глянул на спящего боярина, да и хмельно ответил:
– Дак сестру за брата выдавать даже древние боги не велели!
Лаза чуть не поперхнулась глотком медовухи. Она была молода и даже не видела старую княгиню, но после слов старика сравнила Несмеяну с князем и… Вот это новость! Только бы не проболтаться!
Забив рот пирожком, женщина кивнула старику, подначивая его продолжать.
– Зато выбрать дочке боярича покраше да познатнее сам Бог велел! – вдовец мелко перекрестился на икону.
У Лазы волосы встали дыбом под кокошником – это она княжну, выходит, сглазить пыталась? Ох, как бы не прознал кто! Перекрестив рот, женщина вздохнула и перевела разговор на подарки новобрачным. Сторож охотно болтовню поддержал, а когда пирог кончился, дал боярыне одеяло, чтобы она заняла скамью подле мужа – покемарить до рассвета. Раньше их коней все равно никто запрягать не будет.
Вытянувшись на узкой жесткой скамье, боярыня не спала – думу думала. Говорили, что новый воевода после свадебного пира в свою новую вотчину поедет. Только пир-то будет целую неделю длиться! Да и время Милораду надобно, чтобы возки собрать, письма в дальние края, припасы… Успеет ли Несмеяна нажаловаться князю? Пожелает ли? Ох, как бы всех отвлечь?
К рассвету Лаза придумала.
Знала она, что девки-челядинки с утра у колодца собираются. Пока каждая почерпнет ведерко-другое из студенца, успевают обменяться сплетнями. Вот туда она перед отъездом и заглянет. Князь же Несмеяну не признал? А ежели слухи пойдут?
Вскочив до свету, боярыня упорхнула «до ветру» и в утренних сумерках встретила у колодца толпу зевающих девок. Пристроилась в сторонке, мол, руки сполоснуть, да и разболталась – каковы невесты все лапушки да белы лебедушки. А Несмеяна – вот прям княжна! И статна, и хороша, и взглянет – рублем подарит. Девки примолкли, но слушали.
– Вот бы княжны, как подрастут, такими же ладами стали, – заявила Лаза, потом ополоснула руки из ближайшего ведра и ушла. Девка с криком выплеснула воду, и все зашумели вслед боярыне. Но мысль о том, что Несмеяна и княжны похожи, уже засела в их головах.
Потом Лаза искала конюхов, требовала возок, грузила туда мужа и везла его домой. А попутно вбивала всем окружающим мыслишку – очень уж хороша Несмеяна, почему же ее князь в жены сыну не выбрал? Может, потому что девка очень уж на князя похожа?