Снег, путь и приворот

Глава 32

К подаренному дому подъехали быстро.

Боярин сразу оглядел внимательно ворота – тесовые, тяжелые, в кованой раме, и открываются наружу – это хорошо, просто так во двор тати не вломятся. Он стукнул рукоятью плети в створку, из калитки выглянул старик, охнул и побежал открывать.

– Никак боярин с боярыней пожаловали? А мы уж заждались! Вчера человек от князя прибег, велел всех собрать и все приготовить! – бормотал сторож, отворяя тяжелые створки.

Горазд опять присмотрелся – ага, есть и пазы для тяжелого бревна-запора, и петли ладные да крепкие, можно пока ворота не поновлять.

Возок вкатился во двор и остановился. Совенок дернулся было выскочить, но Рада его придержала:

– Погоди, пока ворота закроют. Незачем людям видеть, кто приехал и зачем. И так узнают, но чем меньше знают, тем лучше.

Парнишка серьезно кивнул и остался на месте, но руку боярыни не выпустил. Вскоре сторож подбежал к возку и раскатил суконную дорожку до крыльца. Вот тогда Радомира и вышла, оглядывая просторный двор.

Доброе хозяйство им князь вручил – дом каменный, двор просторный, стена и та из кирпича выложена и землей подтрамбована, как стена Крома.

Крыльцо с резными каменными столбами – широкое, с удобными низкими ступенями, чтобы и ребенку, и старику комфортно было. А у крыльца на шум стала собираться дворня.

Вот тут Радомира порадовалась тому, что с нею Лада Волеговна. Нянька быстро навела порядок, выстроив всех по ранжиру.

Мужской прислуги в доме было мало – три старика да ребятишки. Причем дети были на одно лицо и жались к матерям, волчатами поглядывая на боярина. Рада же смотрела на женщин. Они делились ровно пополам: женщины с детьми – пригожие, одетые в аккуратную красивую одежду, и женщины в возрасте, облаченные в залатанные обноски. Из молодых чернавок были только девчонки, похожие на мальчишек, как родные сестры. Похоже, прежний боярин ни одной юбки не пропускал!

Под напором вдовы воина прислуга поклонилась новым хозяевам, неприкрыто их рассматривая. Горазд понимал, что сам он для челяди выглядит мелким и хрупким, а значит, авторитет придется зарабатывать с трудом, и его не в первый раз царапнуло недовольство, но Рада под прикрытием широкого рукава взяла его за руку и сжала пальцы. Скупо улыбнувшись, боярин начал отдавать приказы:

– Все по своим местам. Подайте хлеб, соль и сбитень в горницу. Ко мне старшего над поварней, рухольней и амбаром. Конюх кто? Коней принять, и чтобы все было ладно! Сам проверю!

Дворня разошлась, а молодая семья вошла в дом.

Что сказать – со смерти прежнего хозяина прошло, как видно, несколько месяцев, и дворня обленилась. Потолки давно не белены, по углам паутина, и пахнет нежилым, словно печи протопили совсем недавно.

Горазд усадил жену и сына на мягко устланную лавку в горнице и спросил:

– Со мной посидите или на женскую половину пойдете?

– Мне бы на всех сперва посмотреть, – сказала охотница, незаметно проверяя засапожный нож, с которым не расставалась.

Лада Волеговна одобрительно кивнула и, показав на Совенка, напомнила:

– Боярин, батюшку бы пригласить, дом наново освятить. Тут, видать, не просто лентяи жили…

Мальчишка же начал рисовать по углам крестики и дуть, словно отгонял что-то или кого-то.

Горазд прихмурился и кликнул Златана Удаловича. Старый воин вошел степенно, поклонился, спросил – куда телеги разгружать?

– Не тронь пока телеги, – ответил боярин, – под пологами ночь постоят. Пошли лучше мальчишку к батюшке али сам с уважением сходи. Скажи – усадьбу освятить надо. Видать, никто не звал…

Златан заданием проникся и сам отправился в Кром – звать священника с причтом для молебна. Горазд между тем забрал у всех доверенных прежнего хозяина ключи, собираясь устроить полную ревизию хозяйству. Радомира планировала то же самое на женской половине.

Когда пришел священник, совершили молебствие и вместе с дьяконом пошли по всем помещениям в доме, стало ясно, что растащить успели многое – на стенах остались следы от каких-то предметов и занавесов, пустые сундуки и лавки щелкали крышками, и даже в амбарах выяснилась огромная недостача.

– Как вы жить собирались? – ахнула Лада Волеговна, найдя не более двух мешков сорного зерна с мышиными «крупинками».

Дворня отводила глаза. И так было понятно, что наворовали и продавали на базаре вещи из дома, чтобы покупать готовую еду.

По требованию Горазда после молебна батюшка собрал всю дворню и заставил целовать крест на верность новому хозяину. Потом священник и дьячок ушли, получив плату серебром из кошеля нового хозяина, а Горазд и несколько княжьих отроков, приведенных Златаном, пошли вытрясать углы – открывали сундуки и сразу из простецких дерюжных рубах и портов выхватывали веницейские ковры, золоченые шкатулки и серебро.

Если же владелец сундука начинал вопить, что, мол, это хозяином жалованное, Горазд открывал книгу расходов, которую аккуратно вел прежний боярин, и вопрошал – когда был сделан подарок? Ах, летом… Нет тут записи такой! Вот Марье-портомойке отрез шелка на платок записан. Вот Клавдии-ключнице шкурка чернобурая на муфту внесена, а кошеля серебра для истопника – нет!

В общем, суета царила до самой ночи.

Лада Волеговна между тем увела Раду на женскую половину и там девок чихвостила – почему постель хозяйки сыра? Почему щелоком не мыта? Где травы от клопов и прочих насекомых?

В холодной горнице ничего живого не осталось, конечно, но печи-то натопили, не дай Бог на тепло наползут!

В общем, шуршали девки да их матери, а зоркая охотница присматривалась. Та ленива – не трет доски, а едва шоркает. Гнать надо! Эта больна, видно, за бок, чуть что, держится. Значит, в богадельню. Эта вот работает справно, и дети у нее одеты чисто, и сама опрятна – можно и оставить.

Как постель перетряхнули да приготовили, нянька на поварню ушла – там баб кошмарить, а Радомира принялась к ночи готовиться. Устанет боярин, проголодается, придет к ней поделиться заботами. Значит, баньку протопить надобно, да белье чистое приготовить, да квасу побольше, и на ужин что-то простое да сытное, для желудка полезное. Да про Совенка не забыть. Мальчишка долго усидеть смирно не мог – убежал боярину помогать. Надо парню лавку выделить в мужской избе – большой уже с мамкой жить, пусть и приемной. Надо одежду ему пошить да боярину рубаху обновить – женатому человеку узоры полагаются другие.

До темноты боярин и боярыня хлопотали без устали. Потом Рада послала Златана передать боярину приглашение прийти в баню. А уж там, когда муженек разомлел на полке, она снова взялась за масло, выглаживая жесткие, как ремни, мышцы спины, рук и ног, нашептывая на ухо, что есть место, где Горазду помогут, пока молод. Пока еще тело его способно меняться!

Усталый супруг не сопротивлялся и клятвенно обещал выполнить просьбу жены. Вот только порядок в усадьбе наведет!

Следующую неделю от дворни только пух летел. Горазд перенял от древних мудрецов правило – хозяин должен знать, что происходит в его доме, поэтому сам обходил все покои и закуты обширного поместья. Не дал тайно вывезти запас дров, приказал вымести и вычистить амбары, прежде чем привез в них с торга новое зерно. Из мяса на торгу взял только копченое и соленое – солнышко уже припекало так, что порой с крыши капало, а ледник оказался не приготовлен. Благо все ж успели выгрести старую солому и наполнить погреб новым пиленым льдом, щедро пересыпав его свежими вязками ржаной соломы.

Радомире тоже забот хватало – по ее приказу сенные девки перебрали всю одежду в сундуках и ларях. Что-то почистили снегом, что-то отдали мыть портомоям, а что-то сели латать да перешивать.

Сразу после переезда полюбовницы прежнего хозяина попытались подкатить свои прелести к новому. Горазд посмотрел на них с недоумением и велел Златану всех скопом отвести в церковь – на покаяние. Батюшка, удивленный таким визитом, как узнал, зачем к нему прислали толпу воющих баб, быстро навел порядок да выписал каждой епитимью – которой пятьдесят поклонов, которой сто! Да каждый день! С той поры челядинки мимо Горазда тенями проскакивали, глазки не строили, грудями не трясли, про намеки и вовсе позабыли.

Но боярин про баб да детей не забыл – как немного с делами разобрался, так начал их к себе вызывать да спрашивать. По Княжьей Правде, коли холопка от боярина понесла да родила – получает вольную и кормление ей и ребенку до взросления последнего. Если же понесла свободная женщина, но в жены ее не взяли – должен отец дать дочери приданое, а сыну – коня и доспех али плуг. Что пожелает дите.

Тут же боярин помер, не женившись, не оставив законных наследников. По Правде его вотчина отошла обратно князю, и по закону Горазд мог отправить всех баб и детей в Кром – под опеку княгини. Однако две дюжины нахлебников и для князя существенно, да и ссориться с Мирославой боярин не хотел, поэтому с каждой поговорил отдельно. Одна готова была выйти замуж – требовалось лишь приданое. Горазд с готовностью выделил ей кошель серебра, и в тот же день челядинка съехала. Две пожелали остаться на знакомом дворе, упирая на то, что они полезны в хозяйстве, да и дети еще малы. Остальные четверо и рады бы остаться, да Радомира была против. Поразмыслив, боярин предложил им поехать в его имение, обещая выделить землю, избы и коней, как велит Правда.

Три женщины согласились, думая, что боярин про них позабудет, и они останутся при доме, но Горазд в тот же день услал их в свою вотчину с письмом, чтобы в его новый дом прислали что потребно – воску, меду, дров, шерсти и льна для прядения, а также умелых людей для службы на подворье.

Таким образом в Кром отправилась всего одна разбитная бабешка с двумя ребятишками лет десяти. Может, она думала, что затеряется в обширном княжьем хозяйстве и будет жить как раньше – в свое удовольствие, но княгиня Мирослава бездельниц не любила – прочитала записку от Рады и пристроила ее вместе с детьми к чесальщицам шерсти, и строго приглядывала, чтобы они выполняли дневной урок. У княгини не забалуешь!