LXXVII

Первой вернулась боль, будто он сгорел и стал обугленной головешкой в затухающем костре. Вторыми появились звуки треска молний и медленно стихающего гудения напряжения вокруг. Затем Янтарь, сжав зубы, открыл глаза, увидев над собой склонившегося к нему Нарасина без шлема, чьё ранее бледное лицо сейчас походило на обгоревшую после извержения вулкана землю с трещинами, в которых еще остывает лава. За плечами хранителя колыхались меняющиеся призраки людей и нелюдей, которых он когда-либо убивал, а их полупрозрачные руки тянулись к лежащему библиарию, умоляя, требуя и жаждая самим убить его, сделать одним из них. От их невыносимой жажды у Янтаря скрутило живот и он кашлянул кровью на поверхность внутреннего фильтра.

— Брат Янтарь, — заговорил хрустящим, словно каменная крошка, голосом Нарасин и предложил свою руку, чтобы помочь командиру отделения подняться.

Эпистолярий быстро сверился с хронометром и определил, что пробыл без сознания около тридцати секунд, после чего принял предложенную помощь и стиснул зубы, чтобы стерпеть новую вспышку боли, которой сопровождалось малейшее движение. Варп вокруг пел и все психические способности, которыми обладал Янтарь, усилились настолько, что хватало малейшей мысли, чтобы он ответил. Происходило нечто дурное, давящее на оба сердца библиария, словно окровавленные когти, но было и еще нечто. Следы крови на губах Нарасина. Чужой крови. Янтарь взглянул на трон, где сидело обмякшее тело с раздавленной головой и пробитым молниевыми когтями подголовником, и понял почему духи за плечами хранителя тишины так бесновались.

— Что ты узнал? — спросил он, полагая, что самому ему лучше оставить прошлое мёртвым.

— Архимагос Йосам Карденас увлекался идеей избавления Галактики от влияния варпа и экспериментировал с многими устройствами разного происхождения. Это привлекло внимание Инквизиции. Сначала он служил инквизитору, затем сам получил розетту и мир-кузницу, который потерял, когда его исследования сочли за гранью допустимого. Он сбежал в варп на этом, — Нарасин обвёл окружавшее их пространство руками, — и рассчитывал, что Сиамир Далакс, сумевший заточить высшего демона, поможет ему в дальнейшем воплотить мечту в реальность. Отделение Гвардии Ворона было обязано ему жизнью за спасение. Те, кто остались тут, отплатили долг сполна, но Сиамир приковал демона к осколку миру-корабля эльдар, куда всасывалась психическая сила, и сбежал.

Янтарь отметил как собеседник говорит о нём прошлом, как об ином человеке, и попытался дышать более плавно, чтобы дать организму больше шансов на восстановление.

— Через время, — продолжил с хрипотцой хранитель тишины, — когда стало понятно, что Далакс не вернётся, архимагос для собственного выживания и установления контроля над системами растущего скитальца вынужден был использовать экспериментальных паразитов. Тогда с ним связался заточенный демон и предложил сделку. Месть в обмен на свободу.

Библиарий вздрогнул, ощутив внимание к себе с той стороны реальности, мгновенно напомнившее такое же, когда он сражался с абордажниками тёмных эльдар на борту "Непрощенного Слепца" почти год назад. Значит, это был демон. Демон, заточенный здесь, внутри скитальца, прикованный к призрачной кости.

— Демон обманул. Как всегда, — после короткой паузы снова заговорил Нарасин.

— Я не обманывал, — послышался медоточивый голос, исходящий будто бы отовсюду вокруг, и в стихающем гудени катушек напряжения стали слышны нежные трели, навевающие сонливость. — Месть свершится, когда Сиамир Далакс будет мёртв. Он один знал моё истинное имя, но забыл, что нельзя заточить демона навсегда. Всегда должно быть условие освобождения. Он выбрал познавшего слёзы ангела ночи, потому что Астартес не плачут. Неверное условие, которое стало верным по букве, а не смыслу. Условие, которое стало истиной, которую я хотел, называя ему своё имя. Имя, которое он стёр из своей памяти, решив, что так избавится от проблемы навсегда.

Трели стали смехом, звонким и переливистым, катящимся вдоль стен и рассыпающимся по полу серебрянным дождём нереальности. К Нарасину и Янтарю поднялись Ишим, Мателай и Логан, раненые, но, как и раньше, готовые сражаться до конца.

Янтарь облизал обуглившиеся губы растрескавшимся языком, ощущая лишь вкус крови и угля. Все так настырно пытались убедить его, что он сам полностью стёр себе память, что это становилось назойливым и маловероятным. Эпистолярий был уверен, что и Сиамир Далакс поступил бы иначе, потому поднял голову и, следя за тем, как из капель серебряного смеха на полу образуются фигуры демонов, психическим взором посмотрел внутрь себя, чтобы отыскать то, на что, возможно, раньше не обращал внимания.

— Дайте мне время братья, это всё, о чём я вас попрошу, — произнёс он и закрыл глаза, а от подножия огромного трона наверх по ступеням побежали ликующие в своей уверенности слуги-служанки Принца Красочной Резни.

Загрузка...