Стеклянный Дворец

Глава тридцать девятая

Дох Сай всегда был преданным другом и бросил свою семью на Рождество, чтобы помочь Раджкумару. Он прибыл в Рангун двадцать второго декабря. Как и рассчитывал Раджкумар, он быстро взял всё в свои руки, нанял полдюжины оо-си со слонами. Нил уже арендовал два грузовика. Они решили начать разгрузку склада в Пазундаунге на следующий день.

Они вышли из дома рано утром — Дох Сай, Рэймонд, Нил и Раджкумар, Нил сидел за рулем Паккарда. Долли и Манджу помахали им на прощание. Когда они добрались до склада, оказалось, что оо-си уже там, вместе со своими слонами, как и грузовики. Раджкумар вздохнул с облегчением: он надеялся начать пораньше и беспокоился, что слоны опоздают.

Но тут возникла неожиданная заминка.

— Мы хотели бы с вами поговорить, — сказал один из водителей грузовиков. В маленькую хижину, служившую офисом, поднялась делегация. Оказалось, что оо-си и водители хотят получить частичную оплату в полдень.

Конечно, не было ничего необычного в том, что нанятые работники выставляют требования в начале рабочего дня — именно в это время они находились в самой выгодной позиции для переговоров. Раджкумар планировал отправиться в банк ближе к вечеру, когда работа будет почти закончена. Учитывая, что завтра начинались рождественские праздники, это был последний день недели, когда будут открыты банки. Он заранее сходил в банк, чтобы убедиться, что деньги готовы, и мог бы их сразу же и забрать, но решил этого не делать. Это было небезопасно, особенно теперь, когда они жили в доме одни, без привратника на страже. Раджкумар решил вернуться, когда работа будет близка к завершению.

Новое развитие событий означало, что Раджкумару придется поменять планы. Он убедил людей приступить к работе, обещав приготовить деньги к полудню, и подошел к окну офиса, чтобы понаблюдать, как они начнут.

Он улыбнулся, посмотрев вниз, на заполненный огромными, аккуратными штабелями древесины склад. Он нервничал из-за того, что это было всё его имущество. Раджкумар знал, что ему пора идти, но не мог себя заставить. Даже сейчас, после стольких лет, он не мог оторваться от этого созерцания слонов за работой: он снова залюбовался той уверенностью, с какой они пробираются по узким проходам, двигая свои огромные тела между сложенной древесиной. Было что-то почти сверхъестественное в той ловкости, с которой они обвивали хоботом бревна.

Он заметил Нила, бегающего между слонами. Раджкумар беспокоился, видя сына рядом с этими животными.

— Нил, — окликнул его Раджкумар. — Будь осторожен.

Нил обернулся с широкой улыбкой на бородатом лице и махнул рукой.

— Всё будет в порядке, папа. Тебе уже пора в банк. Не откладывай это.

Раджкумар посмотрел на часы.

— Еще есть время. Банк еще даже не открылся.

Дох Сай присоединился к Нилу.

— Иди, Раджкумар. Чем скорее ты туда доберешься, тем скорее вернешься. Я обо всём позабочусь, всё будет хорошо.

Раджкумар вышел на улицу и нашел велорикшу. Тот поднажал на педали, и вскоре они оказались в центре города. Движение было оживленным, и Раджкумар опасался, что они застрянут. Но рикша проворно проскользнул по улицам и доставил его к банку очень быстро.

Раджкумар расплатился с рикшей и поднялся по ступенькам. Главный вход в банк был еще закрыт, осталась четверть часа до открытия. У двери уже ждали шесть человек. Раджкумар встал в очередь. Утро было необыкновенно ясным, на небе ни облачка, но на редкость холодным для Рангуна, и многие прохожие кутались в шерстяные накидки и кофты.

Банк располагался на оживленном перекрестке. На ближайших улицах, как всегда в утренние часы, стояла пробка. По дороге протискивались пыхтящие автобусы, дребезжали трамваи под нависшими проводами, беспрерывно трезвоня.

Вдруг где-то вдалеке загудела сирена, предупреждающая об авианалете. Ни Раджкумар, ни остальные не обратили на нее особого внимания. Предупреждения об авианалетах за последние несколько недель звучали несколько раз, и все оказались ложной тревогой. На нижних ступенях лестницы торговка продавала жареный баяджай из большого, почерневшего от копоти котла. Она раздраженно поморщилась и продолжала заниматься своим делом. Раджкумар отреагировал таким же образом: он лишь разозлился, что сирена может привести к заминке.

Сирены завыли во второй раз, и теперь люди обратили на них чуть больше внимания. Обычно дважды за столь короткий промежуток времени они не звучали. Из окон автобусов и трамваев высунулись головы, глаза обратились к небу, словно чтобы узнать, не пойдет ли дождь.

Раджкумра заметил наблюдателя ПВО в каске. Он шел по улице, подавая знаки руками. Раджкумар узнал наблюдателя: это был букмекер англо-бирманского происхождения, его знакомый по скачкам. Он поспешил вниз по лестнице, чтобы с ним поговорить.

Наблюдатель не стал терять времени на церемонии.

— Лучше найдите безопасное место, мистер Раха, — быстро сказал он. — Это серьезно. Они прошли через вторую линию предупреждения.

Сложив руки рупором у рта, он начал выкрикивать прохожим:

— Уходите отсюда, идите в убежище, идите домой.

Несколько человек уставились на него, и только. Наблюдатель ПВО разозлился.

— Вы только поглядите на них, думают, что это просто цирковое представление!

Перед банком находился небольшой парк. Много месяцев назад между украшающими его пальмами вырыли окопы. Но сейчас там собрались дурно пахнущие лужи, а также покрытыми белыми волосками косточки от манго и другой мусор. Люди отказывались туда спускаться.

Раджкумар снова поднялся по ступенькам и увидел, что банк открылся. И тогда сирены завыли в третий раз. Теперь все это заметили. Движение на улицах внезапно остановилось. Никто не паниковал и не побежал в укрытие. Люди выходили из трамваев и автобусов и стояли на улице, ошеломленно и недоверчиво глядя в небо, прикрывая глаза от солнца. Несколько человек поднялись по лестнице и встали рядом с Раджкумаром: с порога банка открывался отличный вид на квартал.

— Слушайте.

Вдали стал различим низкий устойчивый гул.

Этот звук придал зловещей достоверности мыслям о неизбежном авианалете. Через мгновение по улицам прокатилась паника. Люди бросились бежать. Некоторые устремились в дома, другие бежали в разных направлениях, перебираясь через остановившиеся машины. Вонючие окопы мгновенно заполнились.

Где-то поблизости раздался женский вопль. Раджкумар обернулся и увидел, что тележка с баяджаем опрокинулась у подножия лестницы, котел перевернулся, разбрызгивая кипящее масло. Женщина с визгом бежала по улице, обеими руками приподняв одежду.

Раджкумар решил избежать паникующей толпы. Он укрылся за тяжелыми дверьми банка. Далекий гул превратился в громкий ритмичный шум. Потом в поле зрения появились первые самолеты: малюсенькие пятнышки, приближающиеся с востока. С гулким звуком открыла огонь городская зенитная артиллерия. Орудий было мало, и они в основном концентрировались рядом с аэропортом Мингаладон и казармами. Но мысль о том, что система противовоздушной обороны города работает, немного ободряла. Даже в разгар паники многие разразились радостными криками.

Приблизившись к восточным окраинам города, бомбардировщики сменили построение, нырнув ниже. Из их открытого брюха начали сыпаться бомбы, оставляя под самолетами след, похожий на блестящую ленту новогодней мишуры, словно внезапно над восточным горизонтом опустился гигантский серебряный занавес.

Первые бомбы упали в нескольких милях от центра, взрывы следовали один за другим с ритмичными интервалами. Вдруг их звук стал в несколько раз громче. Где-то в восточных предместьях города к небу взметнулся черный гриб дыма, почти достав до самолетов.

— Попали в нефтяные цистерны, — сказал кто-то, — в бухте Пазундаунг.

Раджкумар тут же понял, что это правда. У него ёкнуло сердце. Главные городские нефтяные резервуары находились на дальней стороне бухты, неподалеку от склада. Он посмотрел на бомбардировщики и увидел, как они заходят на еще один круг, целясь в лесопилки, склады, цистерны и железнодорожные пути.

Внезапно Раджкумар вспомнил о работающих на складе слонах. Он знал, насколько эти животные чувствительны к шуму. Иногда хватало одного резкого звука, чтобы обратить всё стадо в паническое бегство. Когда-то в старые времена в лагере заготовщиков тика он видел такой случай: эхо от выстрела испугало старую слониху, и она громко затрубила, на этот звук инстинктивно отозвались другие слоны. Они причинили большой ущерб, и оо-си потратили много часов, чтобы вернуть контроль над животными.

Что случится со слонами, которые ударятся в панику внутри заполненного штабелями древесины склада? Даже думать об этом было немыслимо.

Раджкумар больше не мог оставаться на месте. Он побежал в направлении Пазундаунга. Теперь бомбы ложились ближе, падая как занавес, движущийся к центру города. Внезапно прямо перед на тротуаре ним появилась запряженная волами повозка. Волы мчались с пеной у рта и закатив глаза. Возница кричал, держась за борта телеги. Раджкумар успел вовремя отпрыгнуть.

Самолеты летели прямо над головой. Раджкумар задрал голову к яркому и чистому декабрьскому небу. Самолеты устремились вниз, открыв люки. Появились полосы бомб, падающих по косой, сверкающие в лучах солнца словно бриллианты.

Поблизости не оказалось окопов. Раджкумар скорчился в дверном проеме, закрыв голову руками. Воздух задрожал, и он услышал звук бьющегося стекла.

Он потерял счет времени и зашевелился только когда почувствовал что-то теплое у спины. Обернувшись, он увидел прижавшегося к нему пса, скулящего от страха. Он отодвинул собаку и встал. Повсюду вокруг в небо поднимались столбы дыма. Он подумал о Долли, Манджу и Джае, своей внучке, взглянул в сторону Кемендина и с облегчением заметил, что эта часть города осталась почти нетронутой. Он снова поспешил в другом направлении, к складу в Пазундаунге.

На Мерчант-Стрит бомба попала в торговые ряды. По обеим сторонам улицы валялись фрукты и овощи. Нищие и старьевщики уже пробирались сквозь завалы. Раджкумар заметил обгорелые развалины кафе и вспомнил, почти с ностальгией, что здесь он любил покупать жареных цыплят. От взрыва несколько шампуров вонзились в глиняные бока печи, переломившись пополам, как скорлупки. Раджкумар услышал зовущий на помощь мужской голос. Он побежал дальше: у него не было времени, нужно было добраться да склада в Пазундаунге.

Он прошел мимо фасада "Роу и Ко". Стекла разбились, а в стенах зияли дыры, через которые забирались мародеры. Он увидел лежащую на полу рождественскую елку. Рядом с ней копошилась старуха с белым от талька лицом. Она подбирала с пола вату, засовывая ее в мешок.

Перед зданием телеграфа задело водопровод. В небо на десять футов взметнулся фонтан воды. Вода была везде, собираясь в лужи и выплескиваясь на улицу. У поврежденной трубы крутился водоворот.

Когда у водопровода взорвалась бомба, люди прижимались к стенам телеграфа, многие погибли. В лужах лежали части тел — детская рука и нога. Раджкумар отвернулся и пошел дальше.

Приближаясь к Пазундаунгу, он увидел, что обе стороны бухты охвачены пламенем. Еще на приличном расстоянии он заметил стены своего склада. Оттуда поднимались клубы дыма.

Там находилось всё, чем он владел, всё, ради чего работал, труд всей жизни был вложен в эту партию древесины. Он подумал о слонах и о падающих вокруг них бомбах, о пламени, лижущем штабеля древесины, о взрывах и грохоте.

Именно он собрал все свои сбережения в одном месте, это входило в задуманный план, и теперь всё это было отдано бомбам. Но это не имело значения, ничто не имело значения, лишь бы не пострадал Нил. Всё остальное — всего лишь вещи, имущество. Но Нил…

Он свернул в переулок, ведущий к складу, и увидел, что тот заполнен клубящимся облаком дыма. Он кожей ощутил жар бушующего на складе пламени и крикнул сквозь дым:

— Нил!

Раджкумар увидел, как вдалеке вырисовалась фигура. Он побежал.

— Нил? Нил?

Это был Дох Сай. Его морщинистое лицо почернело от дыма. Он рыдал.

— Раджкумар…

— Где Нил?

— Прости, Раджкумар, — Дох Сай закрыл лицо руками. — Я ничего не мог сделать. Слоны обезумели. Я пытался отослать твоего мальчика, но он не послушал. Бревна посыпались и упали на него.

Теперь Раджкумар увидел, что Дох Сай вытащил в переулок тело, подальше от огня. Он подбежал к нему и упал на колени.

Тело почти невозможно было узнать, его размозжило под чудовищным весом. Но несмотря на это Раджкумар понял, что это его сын и что он мертв.

Однажды в детстве Манджу смотрела, как бреют голову вдове. Это было в доме соседей в Калькутте: пригласили парикмахера, а женщины семьи собрались вокруг, чтобы помочь.

Манджу нашла в своей шкатулке для шитья ножницы. Сев перед туалетным столиком, она посмотрела в зеркало и попыталась отрезать волосы. Ножницы были тупыми, а черные волосы густыми и крепкими — волосы молодой женщины. Ножницы оказались бесполезны. Она бросила их обратно в шкатулку.

Ребенок заплакал, и Манджу закрыла за собой дверь. Она спустилась на кухню — темное, закопченное и душное помещение на задах дома, нашла длинный нож с прямым лезвием и деревянной ручкой, но от него тоже оказалось не больше толка, чем от ножниц.

В поисках более подходящего инструмента Манджу вспомнила о косе, которой срезали траву на лужайке. Коса была очень острой, Манджу помнила, как свист лезвия эхом разносился по дому. Занимавшийся лужайками садовник давно был уволен, но коса осталась. Манджу знала, где найти инструмент — в сторожке у ворот.

Она открыла парадную дверь и побежала к сторожке. Коса находилась именно там, где ее ожидала найти Манджу, вместе с другими садовыми инструментами. Манджу стояла на траве высотой по колено и срезала волосы, отбрасывая их в сторону. Она подняла косу и водила ей вслепую, потому что рука находилась за головой. Клок волос на траве прибавил ей решимости. Она срезала одну прядь за другой и смотрела, как увеличивается кучка волос на траве вокруг ног. Лишь одного Манджу понять не могла: откуда взялась боль? Почему так больно стричь волосы?

Она услышала где-то рядом тихий голос, повернулась и увидела стоящего рядом Рэймонда. Он протянул руку к косе. Манджу сделала шаг в сторону.

— Ты не понимаешь… — она попыталась улыбнуться, чтобы дать ему понять, что она знает, что делает, и по-другому с этим не справиться, но внезапно он схватил ее за запястья. Он вывернул ей руки, и коса выпала. Рэймонд отпихнул ее ногой в сторону.

Манджу поразилась силе, с которой ее схватил Рэймонд, он удерживал ее захватом борца. Никто раньше не держал ее подобным образом, словно она обезумела.

— Что ты делаешь, Рэймонд?

Он вывернул ее руки так, что они оказались перед глазами. Манджу увидела, что пальцы в крови.

— Ты порезалась, — спокойно сказал он. — Порезала кожу на голове.

— Я не знала, — он попыталась выдернуть руки, но это лишь заставило его сжать их посильнее. Рэймонд повел Манджу в дом и усадил в кресло, нашел вату и вытер ей голову. Ребенок заплакал так, что было слышно внизу. Рэймонд повел Манджу к лестнице и слегка подтолкнул.

— Иди. Ты нужна ребенку.

Она поднялась на несколько ступенек, но больше не могла сделать ни шагу. Она просто не могла подумать о том, чтобы подняться в ту комнату и взять ребенка. Бесполезно. У нее больше нет молока. Она ничего не сможет сделать. Манджу закрыла лицо руками.

Рэймонд поднялся по лестнице и запрокинул ее голову назад, схватив за остатки волос. Манджу увидела, как он замахнулся и влепил ей пощечину. Она схватилась за щеку, которая горела от боли, и посмотрела на него. Его взгляд был твердым, но не злым.

— Ты — мать, — сказал он. Ты должна пойти к ребенку. Он хочет есть, чтобы ни случилось.

Он проводил ее в комнату и наблюдал, как она взяла девочку и поднесла ее к груди.

На следующий день настало Рождество, и Дох Сай с Рэймондом ушли в церковь. Вскоре после этого снова взвыли сирены и посыпались бомбы. Малышка спала, но сирена ее разбудила, она начала плакать.

В день первого же налета Манджу и Долли точно знали, что делать: они пошли в комнату без окон на первом этаже и ждали там, пока сирены не возвестили, что всё закончилось. Тогда они торопились, но теперь от той суеты ничего не осталось. Дом словно уже опустел.

Пока шла бомбардировка, Манджу оставалась в постели с ребенком. Той ночью девочка, казалось, кричала громче, чем когда-либо, громче сирен, бомб и далеких взрывов. Через некоторое время Манджу больше не могла выносить ее плач. Она выбралась из постели и спустилась по лестнице вниз, открыла переднюю дверь и вышла наружу. Было очень темно, небо озаряли лишь далекие пожары и вспышки.

Она заметила впереди еще одну фигуру и даже в темноте поняла, что это Раджкумар. Она впервые увидела его после смерти Нила. Он был еще в той же одежде, что носил в то утро: в брюках и рубашке, покрытой копотью. Он запрокинул голову и смотрел в небо. Манджу знала, что он ищет, и встала рядом.

Самолеты летели высоко и были едва заметны, как тени ночных мошек. Манджу хотела, чтобы они приблизились, чтобы можно было разглядеть лица, хотела понять, что за существа выпускают эти орудия разрушения. Зачем? Каким существам могло прийти в голову начать войну против нее, против ее мужа, ее ребенка, ее семьи, с какой целью? Кем были эти люди, которые взяли на себя смелость переписать историю человечества?

Она знала, что если бы могла найти в этом какой-нибудь смысл, то восстановила бы порядок в мыслях, смогла бы совершать привычные действия, знала бы, когда и зачем кормить ребенка, поняла бы необходимость найти укрытие, чтобы заботиться о ребенке, чтобы думать о прошлом и будущем и своем месте в мире. Она стояла рядом с Раджкумаром и смотрела в небо. Там можно было разглядеть лишь тени высоко над головой, а чуть ближе было пламя, взрывы и шум.

Дох Сай с Рэймондом вернулись на следующее утро, укрывшись в церкви на всю ночь. По их словам, теперь улицы почти опустели. Обслуживающие город рабочие были в основном индийцами, и многие из них сбежали или спрятались. В некоторых районах уже стояла вонь от неубранных нечистот. В порту горели суда вместе с пока еще нетронутым в трюме грузом. Не осталось грузчиков, чтобы их разгрузить, они тоже главным образом были индийцами. Администрация открыла ворота рангунского приюта для душевнобольных, и пациенты бродили вокруг, пытаясь найти пищу и кров. Везде были мародеры, взламывая покинутые дома и квартиры, триумфально неся трофеи по улицам.

Дох Сай сказал, что в Рангуне теперь оставаться небезопасно. Паккард чудесным образом не пострадал от бомбежки. Рэймонд привел его обратно в Кемендин. Долли нагрузила машину самым необходимым: рисом, чечевицей, сухим молоком, овощами, водой. Потом Рэймонд сел за руль, и они выехали из дома, собираясь отправиться в Хвай Зеди и остаться там, пока не изменится ситуация.

Они ехали по дороге на Пегу, на север. Центр города был зловеще пустым, но по многим основным улицам проехать было невозможно, пришлось наматывать круги, пока они не нашли выезд из города. На перекрестках стояли заброшенные автобусы, трамваи сошли с рельсов и застряли на асфальте, повозки рикш валялись на боку посреди дороги, на тротуарах лежали спутанные электрические провода.

Они начали замечать других людей — поначалу немногие рассеянные группы, потом всё больше и больше, и наконец их стало столько, что едва можно было двигаться. Все шли в одном направлении — на север, в сторону Индии, до которой было больше тысячи миль. На головах люди держали свои пожитки в узелках, на спинах несли детей, везли стариков в тележках и тачках. Их ноги поднимали длинное колышущееся облако пыли, которое лентой стелилось над дорогой, указывая путь к северному горизонту. Почти все были индийцами.

Здесь были машины и автобусы, а также такси, рикши, велосипеды и запряженные волами повозки. Здесь были открытые грузовики, с десятками людей, скорчившимися на сиденьях. Большие машины держались посередине дороги, следуя вереницей друг за другом. Легковушки шныряли вдоль этой цепочки, с бибиканьем проезжая мимо грузовиков и автобусов. Но движение было таким плотным, что даже они продвигались крайне медленно.

Под конец первого дня Паккард даже не полностью выехал из Рангуна. На второй день они продвинулись к голове колонны беженцев, и теперь двигались быстрее. Два дня спустя они оказались у реки, напротив Хвай Зеди.

Они переправились и остались в Хвай Зеди на несколько недель, но стало очевидным, что японцы продвигаются. Дох Сай решил эвакуировать деревню и увести ее жителей в джунгли. К тому времени поведение Манджу стало совершенно непредсказуемым. Долли с Раджкумаром решили, что ее нужно отвезти домой. Они сделают последнюю попытку добраться до Индии.

Запряженная волами повозка доставила их к реке — Манджу, Долли, Раджкумара и ребенка. Они нашли лодку, которая отвезла их вверх по реке, через Мейтхилу, мимо Мандалая, в маленький городок Молейк на реке Чиндуин. Там они увидели ошеломляющее зрелище: вдоль берега реки сидели примерно тридцать тысяч беженцев, дожидаясь переправы, чтобы двинуться дальше, в покрытые густым лесом горы. Там не было дорог, только тропы и реки грязи, текущие по зеленом туннелям джунглей. С началом исхода индийцев местность была исчерчена сетью официально обозначенных троп для эвакуации: были "белые" маршруты и "черные", первые были короче и реже использовались. В этой дикой местности уже застряли несколько тысяч человек. С каждым днем прибывало всё больше беженцев. С юга продвигалась японская армия, назад пути не было.

Она несли ребенка в шали, перекинутой через плечо, как гамак. Через каждые несколько сот ярдов они останавливались и все трое — Раджкумар, Долли и Манджу — по очереди менялись поклажей. Кто-то нас ребенка, кто-то завернутые в брезент узелки с одеждой, а кто-то — связку хвороста.

Долли сильно хромала и опиралась на палку. На подъеме правой стопы у нее появился нарыв, который сначала выглядел безобидным волдырем. Через три дня воспаление охватило почти всю ступню. Оттуда выходил вонючий гной, язва постепенно пожирала кожу и плоть. Они повстречали медсестру, которая сказала, что это "нарыв нагов" [48], и что Долли повезло, что там не завелись червяки. Она слышала, как у одного мальчика такая язва появилась на голове, а когда ее обработали керосином, оттуда достали не меньше полутора сотен личинок, каждая размером с небольшого червя. Но мальчик выжил.

Несмотря на боль, Долли считала, что ей повезло. Им встречались люди, чьи ноги почти сгнили от этих нарывов, ее ступня была в гораздо лучшем состоянии. Манджу зажмуривалась, когда на нее смотрела, не из-за явной боли, которую она причиняла, а из-за того, как стойко ее переносила Долли. Они оба были такими сильными, Долли и Раджкумар, такими крепкими, даже сейчас держались друг за друга, несмотря на возраст, несмотря ни на что. В них было нечто, что отталкивало Манджу, вызывало неприязнь, в Долли даже больше, чем в Раджкумаре, с ее сводящей с ума отстраненностью, словно всё происходящее было чужим кошмаром.

Временами она замечала в глазах Долли жалость, нечто вроде сострадания, словно Манджу была более печальным созданием, чем сама Долли, словно именно Манджу больше не была хозяйкой собственных мыслей и действий. Этот взгляд вызывал у нее ярость. Ей хотелось ударить Долли, дать ей пощечину, крикнуть в лицо: "Это реальность, таков теперь мир, посмотрите на него, посмотрите, какое зло нас окружает, сколько ни притворяйся, что это иллюзия, оно никуда не исчезнет". Это Манджу была в своем уме, а не они. Что может быть большим доказательством их помешательства, чем то, что они отказались признавать всю глубину своего поражения, полную неудачу как родителей, как человеческих существ?

Их хворост был завернут в большие бархатистые листья тика, чтобы предохранить от сырости, и связан веревкой, которую Раджкумар сделал из лианы. Иногда узел на веревке ослабевал, и пара веток падала. Каждая упавшая ветка немедленно исчезала — ее хватали другие люди или затягивало в глину так глубоко, что не достать.

Грязь имела странную консистенцию, походила скорее на зыбучие пески, чем на глину. Она засасывала так внезапно, что не успев ничего сообразить, человек оказывался в ней по бедра. Можно было лишь оставаться неподвижным и ждать, пока кто-нибудь не поможет. Гораздо хуже было споткнуться и упасть лицом вниз, глина вцеплялась, как голодный зверь, хватала за одежду, руки, волосы. Она держала так крепко, что невозможно было пошевелиться, словно парализуя руки и ноги, притягивая их, как клейкая лента мошек.

Однажды они прошли мимо женщины, непалки, она несла ребенка в точности так же, в перекинутой через плечо сложенной ткани. Она упала ничком в грязь и не могла пошевелиться. К несчастью, это случилось на тропе, где редко проходили беженцы. Рядом не оказалось никого, кто смог бы ей помочь, и она умерла, лежа в грязи, быстро затянутая в глину, с привязанным к спине ребенком, который погиб от голода.

Раджкумар очень сердился, если они теряли дрова. Он лично их собирал. Пока они шли, он посматривал по сторонам и время от времени замечал ветку или корягу, избежавшую внимания многих тысяч человек, которые шли тем же путем впереди, превращая влажную почву в реки грязи. По вечерам, когда они останавливались, Раджкумар уходил в джунгли и возвращался с охапкой дров. Многие беженцы опасались сходить с тропы, постоянно циркулировали слухи о ворах и бандитах, наблюдающих со стороны и хватающих отбившихся. Раджкумар всё равно уходил, говоря, что иначе они не выживут.

Дрова были их капиталом, единственным ценным имуществом. Под конец каждого дня этот хворост Раджкумар менял на еду — всегда находились люди, которым нужны были дрова: рис и чечевицу невозможно приготовить без костра. С помощью дров было проще добыть еду, чем за деньги или ценные вещи. Здесь деньги не стоили ничего. Некоторые люди, богатые торговцы из Рангуна, отдавали охапки банкнот в обмен на несколько несколько упаковок лекарств. А что до ценностей, то это был только лишний вес. Вдоль тропы валялись брошенные вещи — радио, велосипедные рамы, книги, инструменты. Никто не останавливался, чтобы их подобрать.

Однажды они наткнулись на женщину, одетую в прекрасное сари из ярко-зеленого качипурамского шелка. Она явно происходила из богатой семьи, но у нее закончилась провизия. Она пыталась купить немного у собравшейся вокруг костра семьи. Вдруг она начала раздеваться, и под этим сари обнаружилось другое, из дорогого шелка стоимостью в сотни рупий. Она предлагала одно из этих сари, в надежде выменять его на горсть еды. Но никому оно было не нужно, все просили дрова и хворост. Женщина долго их уговаривала, а потом, вероятно, поняв бесполезность ее пожитков, скомкала сари и бросила его в огонь. Шелк с треском загорелся, пламя взметнулось вверх.

От хвороста на теле оставались занозы, но Манджу предпочитала нести дрова, а не дочь. Ребенок плакал всякий раз, оказываясь рядом с матерью.

— Она просто хочет есть, — говорила Долли. — Дай ей грудь.

Они останавливались, и Манджу сидела под дождем с ребенком на руках. Раджкумар сооружал над ними укрытие из веток и листьев.

Еще чуть-чуть, говорили они себе. Индия совсем рядом. Еще совсем немного.

В ее груди было пусто, в этом Манджу была уверена, но каким-то образом ребенку удавалось нацедить несколько капель из ее воспаленной груди. Потом, когда тонкая струйка совсем иссякала, девочка опять начинала плакать — сердито и мстительно, словно больше всего на свете желала увидеть смерть матери. Временами она пыталась накормить ребенка чем-нибудь другим: делала кашицу из риса и засовывала ее в уголки рта малышки. Похоже, ей нравился вкус, она была голодной и жадной до жизни девочкой, больше пошла в деда с бабкой, чем в мать.

Однажды Манджу заснула, сидя с ребенком на руках. Проснувшись, она обнаружила стоящую рядом Долли, которая с тревогой заглядывала ей в лицо. Манджу слышала жужжание насекомых над головой. Это были мухи с мерцающими синими крыльями, которых Раджкумар называл "мухи-падальщики", потому что они всегда вычисляли людей, которые слишком ослабли, чтобы двигаться дальше, или были близки к смерти.

Манджу услышала, как ребенок на ее коленях кричит, но звук ее не беспокоил. По всему телу разлилось приятное оцепенение, ей хотелось лишь сидеть здесь, пока можно, наслаждаясь отсутствием всяких ощущений. Но как обычно ее осадили мучители, Долли кричала:

— Вставай, Манджу, вставай.

— Нет, — ответила она. — Прошу вас, оставьте меня. Еще немножко.

— Ты сидишь здесь со вчерашнего дня, — кричала Долли. — Ты должна встать, Манджу, или останешься здесь навсегда. Подумай о ребенке, вставай.

— Ребенок здесь счастлив, — сказала Манджу. — Оставьте нас. Мы пойдем завтра. Не сейчас.

Но Долли не слушала.

— Мы не позволим тебе умереть, Манджу. Ты еще молода, тебе нужно думать о ребенке… — Долли взяла из ее рук девочку, а Раджкумар поднял Манджу на ноги. Он тряхнул ее так, что застучали зубы.

— Ты должна идти, Манджу, ты не можешь сдаться.

Она стояла, уставившись на Раджкумара, а дождь стекал по ее белому вдовьему сари и бритой голове. На нем была драная лонджи и шлепанцы с запекшейся глиной. Он потерял свой живот и усох от голода, на лице торчала седая щетина, глаза покраснели.

— Зачем, старик, зачем? — презрительно крикнула ему Манджу. Ей было всё равно, что он отец Нила, и она всегда испытывала перед ним благоговейный страх, сейчас он превратился в мучителя, который не давал насладиться заслуженным отдыхом. — Зачем мне идти дальше? Посмотрите на себя — вы идете дальше, и идете, и идете. И что вам это принесло?

Потом, к удивлению Манджу, по его лицу покатились слезы, заполняя складки и морщинки. Он выглядел, как побитый ребенок — беспомощным, неспособным пошевелиться. Она на мгновение решила, что наконец-то победила, но затем вмешалась Долли. Она взяла Раджкумара за руку и развернула его так, чтобы он смотрел вперед, в сторону следующей горной гряды. Он стоял, опустив плечи, словно до него наконец-то дошла правда об их положении.

Долли подтолкнула его вперед.

— Ты не можешь сейчас остановиться, Раджкумар, ты должен идти.

На звуки ее голоса откликнулись какие-то его внутренние инстинкты. Он закинул на плечи вязанку с хворостом и пошел дальше.

В некоторых местах тропы сужались, превращаясь в бутылочное горлышко, обычно на берегах ручьев и рек. На каждой из таких переправ собирались тысячи и тысячи людей — они сидели и ждали, либо двигались по грязи маленькими усталыми шагами.

Они подошли к очень широкой реке. Она текла со скоростью горного ручья, вода была ледяная. Здесь, на полоске песчаного берега, окруженного густыми джунглями, собралось большее число людей, чем они до сих пор видели — десятки тысяч, море голов и лиц.

Они присоединились к этой людской массе, сидящей на песчаном берегу реки, и ждали, когда появится плот. Он был не очень большим и выглядел неповоротливым. Манджу наблюдала, как он балансирует на вздувшейся реке, это было самое прекрасное судно, которое она видела в жизни, и она поняла, что это ее спаситель. Плот наполнился за несколько минут и уплыл вверх по течению, медленно обогнув поворот. Манджу не потеряла веру, она точно знала, что плот вернется. И конечно, через некоторое время он вернулся. А потом снова и снова, каждый раз заполняясь за несколько минут.

Наконец, настала их очередь взойти на плот. Манджу протянула ребенка Долли и нашла место на краю плота, где она могла сесть у воды. Плот отправился, и Манджу наблюдала, как за ним бурлит река, видела водовороты и течения — их узоры и ритм отражались на поверхности. Она прикоснулась к воде и обнаружила, что та очень холодная.

Где-то вдалеке Манджу услышала плач ребенка. Как бы ни было шумно вокруг, сколько бы людей ни находилось рядом, она всегда отличала голос дочери. Она знала, что Долли скоро найдет ее и принесет девочку, что встанет рядом, наблюдая, чтобы убедиться, что ребенок накормлен. Манджу опустила в воду руку, а потом и ногу. Она почувствовала, как тяжелеет сари, разворачиваясь в воде и уносясь по течению, призывая ее за собой. Она слышала плач и радовалась, что дочь на руках у Долли.

С Долли и Раджкумаром девочка будет в безопасности, они отвезут ее домой. Так будет лучше, лучше, чтобы о ней позаботились те, кто знают, для чего живут. Она услышала, как ее окликает Долли: "Манджу, Манджу, остановись, осторожней…" и поняла, что время пришло. Было совсем не сложно соскользнуть с плота в реку. Вода была темной, быстрой и ледяной.