Стеклянный Дворец

Глава третья

Через два дня после бомбардировки Мингана в Мандалае установилась странная, почти зловещая тишина. Потом начали распространяться слухи. Однажды утром по рыночной площади мимо закусочной Ма Чоу пробежал человек, крича во всю глотку: иностранные корабли пристали к берегу, английские солдаты маршируют в сторону города.

Рынок охватила паника. Люди забегали и засуетились. Раджкумар смог пробиться через примыкающую к дороге толпу. Он не видел, что происходит вдали — над дорогой висело облако пыли, поднятое сотнями стремительных ног. Люди разбегались во все стороны, толкались и слепо напирали, если что-то появлялось на пути. Раджкумара оттеснили к реке. На бегу он ощутил, как земля под ногами дрожит, словно кожа барабана, этот ритмичный трепет поднимался от ног к позвоночнику.

Люди впереди рассеялись и расступились, толкаясь на обочинах. И вдруг он оказался в передних рядах толпы, глядя прямо на двух английских солдат, скачущих на гнедых конях. Кавалеристы разгоняли толпу обнаженными саблями, расчищая дорогу. Пыль покрыла разводами их отполированные сапоги. За ними маячила плотная масса солдат, надвигающаяся, как приливная волна.

Раджкумар метнулся на обочину и прижался к стене. Тревоги толпы растаяли, когда первый взвод солдат промаршировал мимо с винтовками за плечами. На их лицах не было злобы, вообще никаких эмоций. Ни один солдат даже не взглянул на толпу.

— Англичане! — произнес кто-то, и слова стали быстро передаваться из уст в уста, становясь всё громче и громче, пока не превратились во что-то вроде радостного приветствия. Но когда прошел авангард и в поле зрения оказался последний взвод, зрители удивленно замолчали: эти солдаты не были англичанами, они были индийцами. Люди вокруг Раджкумара переминались с ноги на ногу, словно ими двигало любопытство, вызванное видом индийцев посреди дороги.

— Кто эти солдаты? — раздался вопрос.

— Не знаю.

Внезапно Раджкумару пришло в голову, что за целый день он не видел на базаре ни единого привычного индийского лица, ни одного кули, сапожника или лавочника, которые обычно являлись сюда ежедневно. На секунду ему это показалось странным, а потом Раджкумар об этом забыл, потому что его снова поглотило зрелище марширующих сипаев.

Люди стали задавать Раджкумару вопросы.

— Что здесь делают эти солдаты?

Раджкумар пожимал плечами. Откуда ему знать? Он имел не больше общего с этими солдатами, чем остальные. Вокруг него собралась группа людей, напирая, так что ему пришлось сделать несколько шагов назад.

— Откуда эти солдаты? Почему они здесь?

— Не знаю я, откуда они. И не знаю, кто такие.

Обернувшись через плечо, Раджкумар увидел, что отступил в заканчивающийся тупиком переулок. Вокруг него собралось семь или восемь человек. Они подтянули свои лонджи вверх, подоткнув на поясе. Сипаи находились совсем недалеко — сотни, может, тысячи. Но в переулке он был один — единственный индиец в пределах слышимости, окруженный людьми, которые явно намеревались заставить его ответить за присутствие солдат.

Из тени взметнулась рука. Схватив его за волосы, мужчина потянул. Раджкумар взмахнул ногой, целясь обидчику в пах. Мужчина увидел надвигающийся пинок и отбил его рукой. Он развернул голову Раджкумара в свою сторону и ударил его по лицу кулаком. Из носа Раджкумара хлынула кровь. От шока мгновение словно застыло. Поток крови будто замер в падении, зависнув в воздухе, полупрозрачный, как гранатовое ожерелье. Чей-то локоть двинул Раджкумару в живот, лишив его дыхания и прижав к стене. Он медленно съезжал вниз, прижав к животу руки, будто пытаясь засунуть внутренности обратно.

И тут внезапно пришла подмога. С улицы раздался голос:

— Хватит.

Мужчина удивленно обернулся.

— Оставьте его в покое.

Это был Сая Джон, идущий к ним с поднятой рукой и выглядящий на удивление властно в своей шляпе и сюртуке. В поднятой руке он плотно сжимал маленький тупоносый пистолет. Толпа медленно подалась назад и наконец разбежалась. Сая Джон опустил пистолет в карман сюртука.

— Тебе повезло, что я тебя заметил, — сказал он Раджкумару. — Не мог придумать ничего получше, чем бродить сегодня по улицам? Остальные индийцы заперлись в здании Хаджи Исмаила около форта на Мандалайском холме.

Он протянул руку и помог Раджкумару подняться на ноги. Мальчик встал и вытер кровь с пульсирующего от боли лица. Они вместе вышли из переулка. По главной дороге еще маршировали солдаты. Раджкумар и Сая Джон стояли рядом, наблюдая за этим триумфальным парадом.

Наконец, Сая Джон сказал:

— Я знавал солдат вроде этих.

— Сая?

— В Сингапуре в молодости я некоторое время работал санитаром в военном госпитале. Пациентами там были в основном сипаи вроде этих — индийцы, вернувшиеся с войны за своих английских хозяев. Я еще помню вонь гангренозных бинтов на ампутированных конечностях, ночные крики двадцатилетних мальчишек, вскакивающих в постелях. Они были крестьянами из маленьких деревушек, их одежда и тюрбаны еще пахли дымом от костров и навозом. "Что заставляет вас сражаться вместо того, чтобы засевать дома поля?", — спрашивал их я. "Деньги", — отвечали они, хотя зарабатывали всего несколько анн [7] в день, ненамного больше, чем кули в порту. За несколько монет они позволяли хозяевам использовать себя по собственному усмотрению, чтобы разрушить всякие следы сопротивления власти англичан. Меня всегда это поражало: китайские крестьяне никогда бы так не поступили, не позволили бы использовать себя, чтобы сражаться на чужих войнах без особой выгоды. Я вглядывался в их лица и спрашивал себя: каково это будет, если мне придется что-то защищать — дом, страну, семью, и на меня нападут эти похожие на привидения солдаты, эти верные мальчишки? Как драться с врагом, который сражается не от неприязни или гнева, а подчиняясь приказам от старших по званию, без возражений и бессознательно?

— В английском есть слово, оно из Библии, — зло. Я, бывало, думал о нем, когда разговаривал с этими солдатами. Каким еще словом можно описать их усердие в убийстве ради хозяев, готовность исполнить любой приказ, неважно, что он за собой влечет? Но тогда, в госпитале, сипаи дарили мне подарки в знак благодарности — украшенную резьбой флейту, апельсин. Я заглядывал им в глаза и видел невинность и простоту. Эти люди, которые не раздумывая подожгли бы деревню, прикажи им офицер, были в некотором роде невинны. Невинное зло. Не могу представить ничего более опасного.

— Сая, — бесцеремонно пожал плечами Раджкумар. — Они же просто инструмент. Без разума. Они не имеют значения.

Сая Джон удивленно взглянул на него. В этом мальчике было что-то необычное — что-то вроде настороженной решимости. От такого не дождешься ни избытка благодарности, ни подарков или подношений, ни разговоров о чести с мыслью об убийстве на сердце. В его лице не было ни простоты, ни невинности, его глаза наполняла житейская мудрость, любопытство и жажда жизни. Так и должно быть.

— Если тебе когда-нибудь понадобится работа, — сказал Сая Джон, — приходи, поговорим.

Войска оккупантов покинули форт только перед закатом. Они вывезли из дворца нагруженные добром телеги. К удивлению горожан, солдаты покинули форт, не оставив там караульных. Это был первый раз в памяти старожилов, когда ворота цитадели остались открытыми и без охраны.

Солдаты прошли обратно тем же путем, по теперь уже пустым улицам. Когда затих вдали топот их ног, на город опустилась тревожная тишина. Потом, так же неожиданно, как возникает переполох в курятнике, из форта выбежала группа женщин и понеслась по похоронному мосту, их ноги выбивали по деревянной поверхности барабанную дробь.

Ма Чоу узнала некоторых женщин. Это были дворцовые слуги, она многие годы видела, как те входят и выходят из дворца, надменно ступая по улице в своих шлепанцах и элегантно приподнимая лонджи до лодыжек. Теперь они бежали, спотыкаясь в пыли и не думая об одежде. Женщины несли тюки и мешки, даже мебель, некоторые сгибались под тяжестью, как прачки на пути к реке. Ма Чоу выбежала на улицу и остановила одну из женщин.

— Что вы делаете? Что случилось?

— Солдаты. Они грабят дворец. Мы пытаемся сохранить хоть что-нибудь для себя.

Женщины исчезли, и снова настала тишина. Тени вокруг форта начали шевелиться. В темноте мелкими волнами распространилась какая-то активность, словно забилась моль в глубине затхлого серванта. Люди медленно выбирались из окружающих цитадель жилищ. Двигаясь к стенам, они недоверчиво приглядывались к пустующим караульным постам. В поле зрения не было солдат, даже часовых дворцовой гвардии. Возможно ли, что ворота оставили без охраны? Несколько человек взошли на мост, проверяя установившуюся тишину. Медленно, ступая на цыпочках, они начали двигаться к противоположному берегу восьмифутового рва. Добравшись до другой стороны, они крадучись вошли в ворота, в готовности сбежать при малейшем препятствии.

Но правда была в том, что все часовые ушли. Дворец не охранялся. Незваные гости проскользнули через ворота и исчезли внутри.

Ма Чоу нерешительно наблюдала, почесывая подбородок. Наконец она взяла свой остро заточенный да. Привязав деревянную ручку к поясу, она устремилась к похоронному мосту. Стены форта выглядывали из темноты кровавым пятном.

Раджкумар побежал за ней, добравшись до моста одновременно с ринувшейся вперед толпой. Это был самый хлипкий мост форта, слишком узкий для той массы народа, которая по нему устремилась. Возникла ужасная давка. Человек рядом с Раджкумаром сделал шаг в пустоту и упал, одна доска приподнялась, спружинив, и две женщины с воплями окунулись в ров. Раджкумар был моложе и легче окружающих. Он протиснулся сквозь тела и ринулся к форту.

Раджкумар представлял, что форт состоит из садов и богато разрисованных и позолоченных дворцов. Но улица, на которой он оказался, была прямой и узкой проселочной тропой, обрамленной деревянными домами, не сильно отличающимися от тех, что стояли в любой другой части города. Прямо впереди лежал дворец со своим шпилем над девятью ярусами крыш — он различил в темноте сияние золотого хти. Теперь люди наводнили улицу, некоторые несли горящие факелы. Раджкумар заметил вдалеке заворачивающую за угол Ма Чоу. Он поспешил за ней, подоткнув лонджи за пояс. В частоколе вокруг дворца было несколько входов, включая предназначенные для слуг и торговцев. Эти были низкими, словно вход в мышиную нору, чтобы никто не мог пройти через них, не поклонившись. В одну из таких дверей Раджкумар вошел вместе с Ма Чоу. Ворота брали штурмом. Народ вливался через них, как вода через узкий носик кувшина.

Раджкумар держался поблизости от Ма Чоу, пока она локтями пробивала себе путь ко входу. Она протолкнула туда мальчика и протиснулась сама. Раджкумар почувствовал, что будто то бы упал на надушенную простыню. Он перевернулся и обнаружил, что лежит на мягкой траве. Он был в саду неподалеку от сверкающего канала, воздух вдруг стал чистым и свежим, пыль пропала. Дворцовые ворота выходили на восток — именно с этого направления по протоколу должны были приближаться посетители, шествуя по церемониальной дорожке, ведущей к павильону со стеклянными стенами, где восседал король. С западной стороны частокола, которая находилась ближе всего к похоронным воротам, лежали женские покои. Теперь перед Ма Чоу и Раджкумаром простирались залы и комнаты. Ма Чоу собралась с духом и, тяжело дыша, ринулась вперед, к каменной аркаде. Двери в главную комнату женской половины находились за ней, открытые. Люди остановились, чтобы пробежать пальцами по инкрустированным нефритом дверным панелям. Один человек опустился на колени и начал долбить по дереву камнем, пытаясь выломать орнамент. Раджкумар промчался мимо, внутрь здания, в паре шагов позади Ма Чоу.

Комната была очень большой, а стены и колонны покрывали тысячи кусочков стекла. В канделябрах горели масляные лампы, и всё помещение, казалось, охватило пламя, каждый клочок поверхности сиял в искрах золотого света. В зале было шумно, там стоял деловитый гул как в мастерской — разбитого стекла, ломаемого дерева. Люди методично резали и кромсали. Вооруженные топорами и да мужчины и женщины сосредоточенно работали, выковыривая драгоценные камни из коробок для подношений оок и из узорчатого мраморного пола; использовали крючки от удочек, чтобы выудить вставки из слоновой кости из лакированных сундуков-садаиков. Девчушка с камнем в руке сбивала драгоценный орнамент с цитры в форме крокодила, мужчина использовал тесак, чтобы срезать позолоту с арфы, а женщина яростно выковыривала рубиновые глаза у бронзового льва- чинте.

Ма Чоу с Раджкумаром подошли к двери, ведущей в залитую светом свечей прихожую. Внутри оказалась женщина, которая стояла в дальнем углу у зарешеченного окна.

Ма Чоу выдохнула:

— Королева Супаялат!

Королева закричала, размахивая кулаком:

— Убирайтесь отсюда! Убирайтесь!

Ее лицо покраснело и пошло пятнами от гнева, эту ярость вызвала как присутствующая во дворце толпа, так и собственное бессилие. Днем ранее любой смертный попал бы в тюрьму лишь за то, что взглянул ей в лицо. Сегодня дворец наводнили городские отбросы, и она ничего не могла им противопоставить. Но королева не боялась, ни секунды. Ма Чоу упала на пол, сомкнув руки над головой в почтительном шико.

Раджкумар тоже упал на колени, не в состоянии отвести глаз. Королева была одета в алый шелк, складки ткани свободно обвивали ее торчащий живот. Волосы были уложены лакированными завитками на маленькой головке изящной формы, а застывшее как маска из слоновой кости лицо пересекала одна морщинка, обрамленная капельками пота. Королева приподняла платье над лодыжками, и Раджкумар отметил, что ее ноги обернуты розовым шелком — чулками, подобный предмет одежды он никогда прежде не видел. Королева взглянула на лежащую на полу Ма Чоу. В одной руке Ма Чоу держала бронзовый канделябр с основанием в виде хризантемы.

Королева устремилась к распростершейся ниц женщине.

— Отдай это мне, где ты его взяла? Отдай, — неловко перегнувшись над огромным животом, королева попыталась выхватить канделябр. Ма Чоу отдернула руки и по-крабьи попятилась. Королева зашипела ей вслед: — Ты знаешь, кто я?

Ма Чоу отвесила еще один почтительный поклон, но не рассталась с канделябром, словно бы решимость сохранить награбленное пересилила желание выказать должное почтение королеве.

Еще вчера вход во дворец считался преступлением, за которым последовало бы скорое наказание. Все это знали — и королева, и люди в толпе. Но вчерашний день миновал, королева сражалась и потерпела поражение. Какой теперь смысл возвращать ей то, что она и так потеряла? Больше ничто здесь ей не принадлежит, так зачем же оставлять эти вещи чужеземцам?

Многие годы правления королевы горожане ненавидели ее за жестокость, боялись ее безжалостности и мужества. Теперь, пройдя через алхимию поражения, она превратилась в их глазах в другого человека. Словно благодаря заклинаниям появились доселе несуществующие узы. В первый раз за время своего правления она стала тем, кем должен быть сюзерен — гласом своего народа. Все проходившие через дверь падали ниц в непроизвольном почтительном жесте. Теперь, когда она лишилась власти и не могла их наказать, люди с радостью выказывали ей эти знаки уважения, они радовались даже тому, что она на них кричит. Хорошо, что они могу кланяться в шико, а она бранится. Если бы королева смиренно приняла поражение, никто бы не был так пристыжен, словно они возложили на нее ношу своего необъявленного сопротивления.

В поле зрения Раджкумара попала девочка, одна из служанок королевы. Она была худенькой и длинноногой, а цвет лица сливался по тону с тонким слоем танаки на лице [8]. У нее были огромные темные глаза и идеально симметричное продолговатое лицо. Девочка показалась Раджкумару самым прекрасным созданием, которое он когда-либо видел, такой красоты он и вообразить себе не мог.

Раджкумар сглотнул, потому что его горло внезапно пересохло. Она стояла в дальнем углу комнаты с группой других девочек. Он начал пробираться к ней вдоль стены.

Это служанка, догадался Раджкумар, наверное, девяти или десяти лет. Он решил, что увешанная драгоценностями маленькая девочка рядом — принцесса. В углу за их спинами лежала груда богатой цветастой одежды и предметы из бронзы и слоновой кости. Девочки, видимо, пытались спасти имущество королевы, когда им помешала толпа.

Раджкумар опустил глаза и заметил забытую в углу шкатулку из слоновой кости, украшенную драгоценными камнями. У шкатулки имелся золотой замок и две небольшие ручки по бокам, вырезанные в виде прыгающих дельфинов. Раджкумар точно знал, что делать. Он взял с пола шкатулку, пересек комнату и протянул ее худенькой девочке.

— Вот.

Она и не взглянула на него. Девочка отвернулась, ее губы молча шевелились, словно в молитве.

— Возьми, — сказала другая девочка. — Он дает это тебе.

— Вот, — он снова сунул ей в руки шкатулку. — Не бойся.

Раджкумар удивился самому себе, взяв ее за руку и нежно положив эту руку на шкатулку.

— Я возвращаю ее тебе.

Девочка оставила руку на крышке, ладонь была легкой, как лепесток. Сначала ее опущенные глаза осмотрели шкатулку, а потом медленно переместились от темных костяшек пальцев Раджкумара в его изодранной и забрызганной грязью безрукавке и выше, к лицу. А потом ее глаза затуманило беспокойство, и она опустила глаза. Раджкумар заметил в них страх и понял, что каждый шаг казался ей прыжком в темноту.

— Как тебя зовут? — спросил Раджкумар.

Она прошептала пару неразборчивых слогов.

— До-ли?

— Долли.

— Долли, — повторил Раджкумар. — Долли. Он не мог придумать, что еще сказать или что имеет смысл говорить, так что просто повторял ее имя всё громче и громче, пока наконец не выкрикнул: — Долли. Долли.

Он заметил, как на ее лице промелькнула неясная улыбка, а потом в ухе раздался голос Ма Чоу:

— Солдаты. Бежим.

У двери он оглянулся. Долли стояла в том же месте, держа в руках шкатулку и уставившись на него.

Ма Чоу потянула его за руку.

— Чего ты пялишься на эту девчонку, калаа-недоумок? Бери что есть, и удирай. Солдаты возвращаются. Беги.

Зеркальный зал наполнился криками. У двери Раджкумар обернулся, чтобы махнуть Долли рукой, это был скорее знак, чем прощание:

— Мы снова встретимся.