Стеклянный Дворец

Глава четвертая

Королевская семья провела ночь в самых дальних покоях дворца, во дворце южного сада — маленьком павильоне, окруженном бассейнами, каналами и садами. На следующий день незадолго до полудня король Тибо вышел на балкон и сел там в ожидании представителя британцев, полковника Слейдена. Король был одет в королевский кушак и белый гаунг-баунг — траурный тюрбан.

Король Тибо был человеком среднего роста, с пухлым лицом, тонкими усиками и глазами красивой формы. В юности он славился приятной внешностью, однажды его назвали самым привлекательным бирманцем в стране (на самом деле он был наполовину из народности шан, его мать приехала в Мандалай из небольших владений на восточной границе). Его короновали в возрасте двадцати лет, и за семь лет правления Тибо ни разу не покидал дворец. Это длительное заточение оставило жестокие следы в его внешности. Королю исполнилось лишь двадцать семь, но выглядел он как человек среднего возраста.

Тибо никогда не стремился занять бирманский трон, как и никто в королевстве не мог представить, что однажды ему достанется корона. Ребенком он стал послушником в монастыре, как это принято у буддистов, но с необычным для мальчика его происхождения энтузиазмом. Несколько лет он провел в монастыре при дворце, покинув его лишь единожды и на короткое время по распоряжению своего августейшего отца, короля Миндона. Король записал Тибо вместе с несколькими сводными братьями в английскую школу в Мандалае. Под руководством англиканских миссионеров Тибо выучился английскому языку и показал талант к крикету.

Но король Миндон изменил мнение, забрал принцев из школы и неожиданно изгнал миссионеров. Тибо с радостью вернулся в монастырь при дворце, из которого можно было рассмотреть водяные часы и священное здание, где хранился зуб Будды. Он продолжил заслуживать награды на ниве духовного учения, в девятнадцать лет пройдя через сложный экзамен патама-бьян.

Король Миндон был, возможно, самым мудрым и достойным правителем, когда-либо сидевшим на бирманском троне. Ценя таланты своих сыновей, он осознавал и их недостатки. "Если Тибо когда-нибудь станет королем, — заявил он однажды, — страна попадет в руки чужеземцев". Но это было маловероятно. В Мандалае жили еще сорок шесть принцев, чьи претензии на трон были столь же справедливыми, как и у Тибо. Большинство намного превосходили Тибо в амбициях и политических способностях.

Но тут в облике тещи вмешалась судьба: королева Аленандо являлась также и его мачехой, старшей супругой короля, а еще коварным и безжалостным мастером придворных интриг. Она устроила свадьбу Тибо со всеми тремя своими дочерьми одновременно, а потом усадила на трон, протолкнув мимо сорока шести соперников. Он не имел права голоса и мог лишь принять восшествие на трон — согласиться было проще, чем отказаться, и наверняка гораздо менее смертельно. Но история получила неожиданное развитие, которое сорвало все сделанные расчеты: Тибо влюбился в одну из жен, Вторую королеву, Супаялат.

Из всех принцесс во дворце Супаялат была самой жестокой и своевольной, она единственная могла сравниться с матерью в коварстве и решительности. От подобной женщины могли ожидать лишь безразличия в отношении человека со склонностью к учебе вроде Тибо. Однако она тоже, нарушая все обычаи дворцовых интриг, по уши влюбилась в мужа. Его добрый и безвольный характер, похоже, вселил в нее нечто вроде материнской свирепости. Чтобы защитить его от собственной семьи, королева лишила мать власти и запретила ей появляться во дворце, как и своим сестрам — женам Тибо. Затем она решила избавить Тибо от соперников. Супаялат приказала убить всех членов королевской семьи, которые могли представлять угрозу для мужа. По ее приказу перерезали семьдесят девять принцев, некоторые были еще младенцами, а некоторые — слишком стары, чтобы ходить. Дабы не проливать королевскую кровь, их завернули в ковры и забили до смерти. Трупы сбросили в ближайшую реку.

Война была тоже в основном делом рук Супаялат. Это она созвала большой совет земель, хлуттдо, когда британцы в Рангуне выпустили ультиматум. Король был настроен на мирное урегулирование, Кинвун Минджи, его доверенный министр, страстно взывал к миру, он намеревался сдаться. Тогда Супаялат поднялась с места и медленно вышла в центр зала. Шел пятый месяц беременности, и она двигалась осторожно, медленными шаркающими шажками, передвигая миниатюрные ножки не больше чем на несколько дюймов за шаг — маленькая одинокая фигура среди знати в тюрбанах.

Помещение обрамляли зеркала. Пока она шла к центру комнаты, казалось, будто вокруг нее возникла целая армия Супаялат, они были повсюду, в каждом кусочке стекла — тысячи миниатюрных женщин с прижатыми к раздувшемуся животу руками. Она подошла к грузному Кинвуну Минджи, развалившемуся в кресле. Ткнув ему торчащим животом в лицо, королева сказала:

— Это тебе, дедушка, следует носить юбку и молоть танаку для лица, — она говорила шепотом, но голос заполнил помещение.

А теперь война закончилась, и король сидел на балконе садового павильона в ожидании визита полковника Слейдена, представителя победивших британцев. Еще вчера вечером полковник явился к королю и сообщил, в самой вежливой и почтительной манере, что королевскую семью перевезут из Мандалая на следующий день, и что его величество может использовать оставшееся время, чтобы подготовиться.

Король не выходил из дворца семь лет и за всю жизнь не покидал пределы Мандалая. Как он может подготовиться? С таким же успехом можно подготовиться к путешествию на луну. Король хорошо знал полковника. Слейден провел в Мандалае в качестве британского эмиссара многие годы и часто посещал дворец. Он бегло говорил по-бирмански и всегда держался должным образом, иногда любезно и даже дружески. Король сказал Слейдену, что ему нужно больше времени — неделя, несколько дней. Какая теперь разница? Британцы победили, а он проиграл, какое значение будет иметь день или два?

День уже клонился к вечеру, когда явился полковник Слейден, войдя по тропе, ведущей во дворец южного сада — мощеной дорожке, вьющейся между живописными прудами и наполненными золотыми рыбками ручьями. Король не встал при появлении полковника Слейдена.

— Сколько времени? — спросил король.

Слейден был в полном мундире, с висящей на боку саблей. Он с сожалением поклонился. Он детально обсудил всё с командующим, объяснил полковник. Генерал выразил сочувствие, но ему даны приказы, и он связан ответственностью своего положения. Его величество должны понять, что будь это в его власти, сам Слейден был бы рад внести изменения, но это от него не зависит, как, собственно, и ни от кого-либо еще…

— Так сколько времени?

Слейден извлек из кармана золотые часы.

— Около часа.

— Часа! Но…

У ворот дворца уже выстроился почетный караул в ожидании короля.

Новости испугали короля.

— Какие ворота? — в тревоге спросил он.

Каждая часть дворца имела собственное значение. Благоприятный церемониальный вход находился на востоке. Через эти ворота входили и выходили почетные гости. Многие годы британские послы в Мандалае вынуждены были входить через скромные западные ворота. Они означали недовольство длительным пребыванием. Слейден немало повоевал с королевским двором относительно подобных тонкостей протокола. Захочет ли он теперь отомстить, вынудив короля покинуть дворец через западные ворота? Король устремил на полковника встревоженный взгляд, и Слейден поспешил его приободрить. Ему позволят уехать через восточные ворота. Победившие британцы решили проявить щедрость.

Слейден снова посмотрел на часы. Осталось совсем мало времени, а еще не утрясли жизненно важные вопросы — кто будет сопровождать королевскую семью в изгнание.

Пока Слейден беседовал с королем, другие британские офицеры устроили сбор в ближайшем саду. Вызвали большое число придворных, включая служанок королевы и остальных слуг, которые еще остались во дворце. Король Тибо и королева Супаялат смотрели, как полковник обращается к слугам.

Королевская семья отправляется в изгнание, сообщил полковник собравшейся знати. Они поедут в Индию, в то место, которое для них определят. Британское правительство желает снабдить их эскортом из помощников и советников, выбрав их из числа тех, кто вызовется добровольно.

Когда он закончил, наступила тишина, а затем последовало смущенное покашливание. Придворные переминались с ноги на ногу, опустив глаза и рассматривая ногти. Могущественные вунджи бросали косые взгляды на властительных вундауков, высокомерные миовуны смущенно уставились на траву. Многие из собравшихся не имели другого дома кроме дворца, вставали лишь когда просыпался король, не знали другого мира, кроме сконцентрированного вокруг хти бирманских монархов над девятиярусной крышей. Всю жизнь их учили служить своему господину. Но они были привязаны к королю только пока он воплощал собой Бирму и суверенное бирманское государство. Они не являлись ни друзьями короля, ни наперсниками, и не в их власти было облегчить ношу короны. Эта ноша принадлежала только Тибо, одинокому среди множества придворных.

На призыв Слейдена никто не отозвался, добровольцев не оказалось. Взгляд короля, когда-то столь желанный знак благоволения, пробежал по головам придворных, оставшись без внимания. Тибо бесстрастно наблюдал, как самые преданные слуги отворачивают лица, неловко перебирая золотые кушаки-тсалоэ, отмечающие их ранг.

Вот так ускользает власть — встречаясь с действительностью, когда исчезает одна фантазия о власти за другой, в то мгновение, когда мир освобождается от якорей мечтаний и устремляется по дороге выживания и самосохранения.

Король сказал:

— Не имеет значения, кто поедет, а кто останется, — он повернулся к Слейдену. — Но вы должны поехать с нами, Слейден, как старый друг.

— Сожалею, но это невозможно, ваше величество, — ответил Слейден. — Мой долг держит меня здесь.

Королева, стоя рядом с креслом короля, бросила на мужа решительный взгляд. Хорошо же ему вести любезные речи, но ведь это она на восьмом месяце беременности, да еще обязана заботиться о трудном ребенке с коликами. Как она справится без слуг и помощников? Кто успокоит Вторую принцессу во время одного из приступов гнева? Ее глаза обежали собравшихся и остановились на Долли, которая сидела на корточках и переплетала травинки.

Долли подняла глаза и увидела, что королева смотрит на нее с балкона павильона. Она вскрикнула и выронила листья. Что-то случилось? Принцесса плачет? Долли вскочила на ноги и поспешила к павильону, а за ней последовали Эвелин, Августа и несколько других.

Слейден издал вздох облегчения, когда девочки поднялись по лестнице павильона. Наконец-то появились добровольцы!

— Так вы едете? — спросил он, только чтобы убедиться, когда девочки поспешили мимо.

Девочки остановились и уставились на него, Эвелин улыбнулась, а Августа засмеялась. Конечно, они едут, они же сироты, среди всех дворцовых слуг только им некуда пойти, у них нет ни семей, ни средств к существованию. Что им еще остается, кроме как быть вместе с королем и королевой?

Слейден еще раз оглядел собравшихся придворных и слуг. Больше никто из присутствующих не желает сопровождать короля? Единственный дрожащий голос ответил утвердительно. Он принадлежал чиновнику преклонных лет, Падейну Вуну. Он поедет, если сможет взять с собой сына.

— Сколько осталось времени?

Слейден сверился с часами.

— Десять минут.

Всего десять минут.

Король провел Слейдена в павильон и отпер дверь. Темноту комнаты прорезал клин света, и словно стая светлячков засветилось золото. В Бирме находились самые богатые залежи драгоценных камней в мире, и правящая семья владела многими прекрасными камнями. Король помедлил, положив руку на инкрустированный драгоценными камнями футляр, в котором хранился самый ценный предмет — кольцо Нгамаук с огромным рубином, самым дорогим из тех, что когда-либо добывали в Бирме. Его предки собирали украшения и драгоценные камни как бы невзначай, в качестве развлечения. Теперь с помощью этих безделушек он должен будет обеспечить существование семьи в изгнании.

— Полковник Слейден, как всё это перевезти?

Слейден быстро посовещался с другими офицерами. Обо всём позаботятся, заверил он короля. Сокровища перевезут под охраной на королевский корабль. Но теперь настало время отправляться, почетный караул ждет.

Король вышел из павильона в сопровождении королевы Супаялат и ее матери. На полпути по извилистой дорожке королева оглянулась. Принцессы следовали через несколько шагов вместе со служанками. девочки несли пожитки, сложенные в кучу коробок и свертков. У некоторых в волосах были цветы, некоторые оделись в лучшие платья. Долли шла рядом с Эвелин, а та держала на руках Вторую принцессу. Девочки хихикали, ни о чем не подозревая, словно направлялись на праздник.

Процессия медленно двигалась по коридорам дворца и мимо зеркальных стен зала Аудиенций, мимо почетного караула с винтовками на плечах и отдающих честь английских офицеров.

У восточных ворот ждали два экипажа. Это были запряженные волами повозки, йета, самый распространенный вид транспорта на улицах Мандалая. На первую повозку водрузили церемониальный балдахин. Как раз когда король собирался забраться внутрь, он заметил, что балдахин держится на семи столбах, как приличествует знатному человеку, а не на девяти, как положено королю.

Он помедлил, сделав глубокий вздох. Значит, эти английские полковники со своими любезными речами все-таки отомстили, еще слегка провернули нож победы. Во время последней встречи с былыми подданными его публично принизят, как провинившегося школяра. Слейден угадал верно: из всех обид, какие только мог вообразить Тибо, эта была самой болезненной, самой вопиющей.

Запряженные волами повозки были небольшими, для служанок места не хватило. Они шли пешком — неровная процессия из восемнадцати ярко разодетых девочек-сирот, несущих коробки и свертки.

Рядом с девочками и повозками шли несколько сотен британских солдат. Они были хорошо вооружены и готовы к любым неприятностям. Ожидалось, что народ Мандалая не будет сидеть сложа руки, когда короля с королевой сопровождают в изгнание. Поступали донесения о запланированном восстании и демонстрациях в отчаянной попытке освободить королевскую семью.

Британское высшее командование считало эти мгновения самыми опасными во всей операции. Некоторые офицеры служили в Индии, и в их памяти ожил случившийся в недавнем прошлом инцидент. В последние дни индийского восстания 1857 года майор Ходсон взял в плен в окрестностях Дели Бахадур-шаха Зафара, последнего из великих Моголов. Слепой и нетвердо стоящий на ногах престарелый император укрылся в склепе своего предка Хумаюна вместе с двумя сыновьями. Когда майору пришло время сопровождать императора с сыновьями обратно в город, вдоль дороги начал собираться народ. Толпа становилась всё более неуправляемой и вела себя угрожающе. В конце концов, чтобы взять толпу под контроль, майор приказал расстрелять принцев. Их вытолкнули и перед лицом толпы выпустили мозги.

Эти события произошли всего двадцать восемь лет назад, и память о них сохранялась вполне свежей во время разговоров за обедом и в клубах. Все надеялись, что ничего подобного сейчас не произойдет, но это не значило, что эскорту короля Тибо не следовало подготовиться.

В Мандалае было несколько главных улиц, по которым могла проехать процессия такого размера. Запряженные волами повозки медленно продвигались по самой широкой улице, круто накреняясь, когда приходилось поворачивать под прямым углом. Городские улицы были хоть и прямыми, но узкими. Немощеную поверхность избороздили глубокие колеи, оставленные ежегодными муссонами. Колеса повозок были твердыми, вырезанными из единого куска дерева. Негнущийся остов повозок со страшной силой раскачивался, когда они переваливались через ямы. Королеве пришлось склониться над выпирающим животом, чтобы не стукнуться о борта.

Ни военные, ни их королевские пленники не знали пути к порту. Процессия вскоре заблудилась в геометрическом лабиринте мандалайских улиц. Она сбилась с пути, направившись к северным холмам, и к тому времени, как выяснилась ошибка, уже почти стемнело. Повозки развернулись обратно при свете масляных факелов.

В дневные часы горожане старались не высовываться на улицы, они наблюдали за повозками из окон или с крыш, с безопасного расстояния от солдат и их штыков. Когда сгустились сумерки, люди начали выбираться из домов. Приободренные темнотой, жители примыкали к процессии мелкими разрозненными группами.

Долли выглядела такой маленькой, когда ее заметил Раджкумар. Она шла рядом с высоким солдатом и несла на голове небольшой узелок. Ее лицо было мрачным, а на хтамейне [9] запеклась пыль.

У Раджкумара еще остались те вещицы, что он нашел во дворце прошлой ночью. Он сбегал в лавку и обменял их на пару горстей конфет из пальмового сахара. Он завернул конфеты в банановый лист и стянул пакет бечевкой. Помчавшись обратно, Раджкумар поравнялся с процессией, когда она уже выходила из города.

Британский флот стоял на якоре примерно в миле, но уже стемнело, и по плохим неровным дорогам процессия двигалась медленно. С наступлением ночи тысячи жителей Мандалая высыпали на улицы. Они шли рядом с процессией, держась на порядочном расстоянии от солдат и отбрасываемого факелами света.

Раджкумар забежал вперед и вскарабкался на тамаринд. Когда в поле зрения появилась первая повозка, он бросил взгляд на короля, которого едва можно было рассмотреть через маленькое оконце. Король сидел с прямой спиной и уставившись прямо перед собой, его тело раскачивалось, когда повозка накренялась.

Раджкумар медленно пробился через толпу, пока не оказался в нескольких футах от Долли. Он продолжал шагать, наблюдая за солдатом, который шел рядом с ней. Тот на секунду отвернулся, чтобы перемолвиться с кем-то сзади. Раджкумар понял, что это его шанс: он метнулся к Долли и вложил пакет из бананового листа в ее руку.

— Возьми, — прошептал он. — Это еда.

Она удивленно уставилась на Раджкумара, ничего не понимая.

— Это вчерашний калаа, — тронула ее за локоть Эвелин. — Возьми.

Раджкумар нырнул обратно в тень, он остался не дальше чем в десяти футах от Долли, шагая рядом под покровом ночи. Она открыла сверток и уставилась на конфеты, а потом подняла его, предлагая идущему рядом солдату. Тот улыбнулся и покачал головой в дружеском отказе. Кто-то заговорил по-английски, и солдат засмеялся. Некоторые девочки тоже смеялись, включая Долли.

Раджкумар был поражен, даже разгневан. Что вытворяет Долли? Зачем она отдает эти с таким трудом добытые сладости тому самому человеку, который ведет ее в плен и изгнание? Но потом первое ощущение предательства медленно сменилось облегчением, даже благодарностью. Конечно, именно так она и должна поступить, Долли делает именно то, что нужно. Какой прок этим девушкам устраивать бесплодную демонстрацию своего негодования? Как они могут преуспеть в сопротивлении, когда сдалась вся армия королевства? Нет, лучше переждать, а тем временем улыбаться. Так Долли сможет выжить.

В полумиле от форта солдаты устроили посреди дороги кордон, чтобы сдержать толпу. Люди карабкались на деревья и собирались на крышах в поисках наблюдательных пунктов. Неожиданно Раджкумар наткнулся на сидящую на пеньке Ма Чоу. Она рыдала и в перерывах между всхлипываниями рассказывала всем желающим слушать историю своей встречи с королевой предыдущей ночью.

Раджкумар попытался утешить ее, ласково погладив по голове. Он никогда не видел, чтобы взрослый человек так рыдал. Что она оплакивает? Он поднял глаза на окружающие его лица, словно в поисках ответа. И только тогда заметил, что многие тоже плачут. Он был так поглощен попытками не отстать от Долли, что не обращал внимания на окружающих. Теперь, поглядев по сторонам, он увидел на каждом лице слезы.

Раджкумар узнал нескольких вчерашних мародеров, вспомнив, как они рубили мебель и выковыривали полы. Теперь те самые мужчины и женщины лежали в прострации, переполняемые горем, оплакивая потерю короля и рыдая в печали, которая казалась безутешной.

Раджкумар не мог постичь это горе. Он был некоторым образом созданием диким, не понимающим, что в некоторых местах существуют невидимые узы, связывающие людей друг с другом через то, что олицетворяет их общность. В Бенгалии, где он родился, эти узы были разорваны столетием покорности и более не существовали даже в воспоминаниях. Помимо уз крови, дружбы и внезапного взаимного притяжения Раджкумар не признавал никаких обязательств, ни верности, никаких границ для его права обеспечивать себя. Он сохранял привязанность и верность тем, кто заслужил это конкретным примером и доказав добрые намерения. Однажды доверившись кому-нибудь, он делал это от всего сердца, безо всяких невысказанных условий, которыми люди обычно ограждают себя от предательства. В этом он тоже был похож на создание, вернувшееся к привычкам дикаря. Но существование мира привязанностей, не имеющих отношения ни к нему, ни к его насущным нуждам, он понять не мог.

По толпе пробежал наполненный мукой шепот: пленники сошли из повозок и поднимаются на корабль. Раджкумар быстро запрыгнул на ветки ближайшего дерева. Река была далеко, и он мог лишь разглядеть пароход и вереницу фигурок на сходнях. Невозможно было различить, кто есть кто. Потом судовые огни потухли, и пароход растворился в темноте.

Тысячи людей в ту ночь не спали. Пароход назывался "Тоория", солнце. На заре, когда небо над холмами посветлело, он исчез.