Стеклянный Дворец

Глава сороковая

Когда Долли с Раджкумаром пересекли горы, Беле исполнилось восемнадцать. День, когда они прибыли в Ланкасуку, навсегда остался в ее памяти.

Стоял 1942 год, самый худший год на памяти бенгальцев. В то время в Индии мало знали о положении в Бирме и Малайе. Из соображений безопасности новости были скудными, а привычные способы обмена информацией прервались. Годом ранее, когда в Калькутту прибыл первый эвакуационный пароход из Рангуна, Бела с родителями пошли в доки его встречать. Они надеялись увидеть Манджу среди спускающихся по трапу пассажиров, а вместо этого узнали, что Раджкумар с семьей решил остаться в Бирме.

Потом начались бомбежки Рангуна и великий исход индийцев. Когда в Калькутту прибыли первые беженцы, Бела встретилась с ними, выспрашивая, называя имена и адреса. Она так ничего и не узнала.

Именно в 1942 году Махатма Ганди возглавил движение тихого сопротивления. Ума была одним из тысяч арестованных членов партии Национальный Конгресс. Некоторые находились в тюрьме до конца войны. Ума пребывала там недолго — заболела тифом, и ей позволили вернуться домой.

Ума находилась дома пару месяцев, когда однажды вечером престарелый привратник доложил, что снаружи стоят какие-то оборванцы и спрашивают ее. В то время это было вполне в порядке вещей, в Бенгалии свирепствовал голод, один из худших в истории. Город заполонили голодающие мигранты из сельской местности, люди рвали в парках траву и листья, искали в сточных канавах крупинки риса.

В Ланкасуке каждый день раздавали бедняками еду. В тот конкретный день утренняя раздача еды давно закончилась. Ума была занята у себя в кабинете, когда явился привратник с докладом о нищих. Она ответила:

— Скажи им, чтобы приходили завтра в нужное время.

Привратник ушел, но вскоре снова вернулся.

— Они не уходят.

Бела как раз оказалась неподалеку.

— Бела, пойти посмотри, в чем там дело.

Бела вышла во двор и направилась к воротам. Она увидела мужчину и женщину, держащихся за металл решетки. А потом услышала голос, хриплым шепотом произносящий ее имя: "Бела", и пристальнее всмотрелась в их лица.

Ума услышала крик и выбежала во двор, выхватив ключи из рук привратника. Она побежала к воротам и распахнула их.

— Смотри.

Раджкумар стоял на коленях на мостовой. Он протянул руки, и Ума увидела, что он держит ребенка, Джаю. Внезапно личико девочки стало ярко-красного цвета, и она заревела во всю глотку. В это мгновение в мире не было более прекрасного звука, чем это выражение гнева: этот первозданный звук жизни, решительно встающий на ее защиту.

Лишь в конце следующего, 1943 года, до Индии дошли слухи о создании Индийской национальной армии, но это были не те войска, к которым присоединился Арджун на севере Малайи. Первая Индийская национальная армии действовала недолго. Примерно год спустя после возникновения ее лидер, капитан Мохан Сингх, распустил армию, опасаясь, что ее могут подмять под себя японцы. Армию возродил Субхас Чандра Бос, индийский политик-националист, который в 1943 году через Афганистан и Германию добрался до Сингапура. Бос придал Индийской национальной армии новую энергию, набрав десятки тысяч новых рекрутов из индийского населения Юго-Восточной Азии, вместе со многими другими в нее вступили Арджун, Харди, Кишан Сингх и Илонго.

К концу войны тысячи бойцов Индийской национальной армии привезли в Индию в качестве военнопленных. Для британцев они были японской пятой колонной и считались предателями — как империи, так и индийской армии, значительная часть которой продолжала сражаться вместе с войсками союзников в Северной Африке, на юге Европы и, наконец, во время ответного вторжения Британии в Бирму. Индийское общество, однако, смотрело на вещи иначе. Для него империализм и фашизм были одинаковым злом, одно — производное от второго. Люди принимали как героев побежденных пленных из Индийской национальной армии, а не тех, кто вернулся с победой.

В декабре 1945 колониальное правительство решило выдвинуть обвинения против трех бойцов Индийской национальной армии — знаменитой "тройки Красного форта": Шана Наваз Хана, Гурбакша Сингха Диллона и Према Сахгала. По всей стране прошли протесты и демонстрации, были созданы комитеты поддержки, вопреки официальному запрету. В некоторых штатах началась всеобщая забастовка, студенты устраивали митинги, несмотря на комендантский час. В южном городе Мадурай два человека погибли после того, как полиция открыла огонь по демонстрантам. В Калькутте на улицы вышли десятки тысяч человек, демонстрации продолжались несколько дней. Полиция застрелила несколько десятков человек. В Бомбее на флоте взбунтовались матросы. Для партии Национальный конгресс суд стал неожиданной удачей. Партия потеряла тот импульс, что приобрела в предвоенные годы, и нуждалась в событии, которое мобилизует всю страну. Суд и стал таким событием.

Когда он начался, у обвинителей тут же возникли проблемы. Они не могли найти ни одного свидетельства, чтобы связать Индийскую национальную армию со зверствами японцев в Юго-Восточной Азии или с плохим обращением с британскими или австралийскими военнопленными. Но в то же время получили доказательства того, что плохо обращались с некоторыми индийскими пленными, хотя ни один из этих случаев не имел отношения к трем обвиняемым.

1 декабря 1945 года Бхулабхай Десаи, главный защитник, встал, чтобы произнесли заключительное слово.

— В этом суде, — сказал он, — сейчас судят право вести войну против расовой сегрегации.

Против его клиентов, отметил он, есть только одно существенное обвинение — они воевали против короля. Все другие обвинения вытекают из первого. Десаи заявил, что международное законодательство признает право граждан вести войну за свободу, и процитировал несколько прецедентов.

Он показал, что британское правительство само признавало такое право, когда находило это выгодным, в нескольких случаях, датирующихся девятнадцатым столетием. например, оно поддержало греков и некоторые другие нации во время восстания против Оттоманской империи, не так давно — Польскую национальную армию и чехословацких повстанцев, оно настаивало на праве французских маки [49] считаться военнопленными, хотя правительство маршала Петена в то время было де юре и де факто правительством Франции. Суд закончился тем, что всех троих обвиняемых признали виновными в "ведении войны против короля". Их приговорили к пожизненной ссылке, но затем смягчили наказании. Всех троих освободили, и их встретила ликующая толпа.

Харди к тому времени стал известной во всей стане фигурой (позже он получил должность посла и стал чиновником высокого ранка в индийском правительстве). Он приехал в Калькутту, повидаться с дедушкой и бабушкой Джаи, в 1946 году. Именно от него они узнали, что Арджун погиб, сражаясь в одной из последних схваток Индийской национальной армии, в центральной Бирме, в последние дни войны.

К этому времени японцы отступали, а Четырнадцатая армия союзников под командованием генерала Слима быстро продвигалась на юг. Индийские части в центральной Бирме были среди последних, кто оказывал сопротивление — немногочисленные, вооруженные устаревшим оружием времен начала войны. Те войска, с которыми они сражались, часто были похожи на их собственное зеркальное отражение, какими они были в начале войны: большинство индийцы, часто из тех же полков, из тех же деревень и районов. Иногда они дрались со своими же братьями и племянниками.

К этому времени сопротивление Индийской национальной армии носило скорее символический характер, в надежде пробудить мятеж в индийской армии. Хотя эти войска никогда не представляли собой серьезную угрозу Четырнадцатой армии, но всё же были чуть больше, чем просто досадной помехой. Многие мужественно сражались и умирали, становясь героями и мучениками для движения сопротивления. По словам Харди, Арджун был среди тех, кто погиб героем, как и Кишан Сингх. Вот и всё, что семья узнала о смерти Арджуна.

Следующие шесть лет Долли и Раджкумар жили с Умой в ее части дома. Ссора Раджкумара с Умой была позабыта, а малышка Джая связала всех домашних крепкими узами.

Долли нашла работу в издательстве, переводя военные листовки на бирманский язык. Раджкумар время от времени получал работу на лесопилках и складах древесины. В январе 1948 года Бирма получила независимость. Вскоре после этого Долли решила, что они с Раджкумаром могут вернуться в Рангун, по крайней мере, на время. Джаю можно было бы оставить в Калькутте с тетей Белой и другими бабушкой и дедушкой.

Долли так стремилась вернуться в Бирму главным образом потому, что уже семь лет ничего не слышала о Дину. Она верила, что он еще жив, и стремилась его отыскать. Раджкумар выразил готовность ехать с ней, и Долли заказала билеты для обоих.

Но по мере того, как приближался назначенный день, стало ясно, что Раджкумар так и не принял решение. За последние шесть лет он сильно привязался к осиротевшей внучке. Он больше, чем кто-либо в доме, о ней заботился: кормил ее, гулял в парке, рассказывал сказки на ночь. Долли засомневалась, что он сможет выдержать боль разлуки с ребенком.

Вопрос решился, когда Раджкумар исчез за два дня до отъезда в Бирму. Он вернулся после того, как пароход отплыл, раскаивающийся и полный сожалений. Он заявил, что забыл, где был и что делал, и попросил Долли заказать новые билеты, пообещав, что такое больше не повторится. Но Долли решила, что лучше оставить Раджкумара в покое, и для его блага, и ради Джаи. Ума, со своей стороны, не возражала, она была довольна, что Раджкумар останется, он не причинял беспокойства и часто помогал по дому.

Долли вернулась в офис пароходной компании и купила один билет до Рангуна. Она знала, что Раджкумар почувствует себя обязанным ее сопровождать, если узнает о ее планах, поэтому решила ничего ему не говорить. Она вернулась к своим обычным ежедневным делам. В утро отъезда Долли сварила на завтрак лапшу, любимое блюдо Раджкумара. Они пошли на прогулку вокруг озера, а потом Раджкумар прилег вздремнуть.

Ума отправилась с Долли в доки Кхидерпера. Обе по пути почти не разговаривали, в этом отъезде проскальзывала какая-то окончательность, которую никто не хотел признавать. Под конец, когда Долли уже собиралась подняться на борт, она сказала Уме:

— Я знаю, что с Джаей всё будет хорошо. Ты будешь заботиться о ней долгие годы. Я беспокоюсь о Раджкумаре.

— С ним всё будет в порядке, Долли.

— Ты присмотришь за ним, Ума? Ради меня?

— Конечно, обещаю.

Радкумар проснулся в Ланкасуке и обнаружил на подушке записку с аккуратным почерком Долли. Он поднял ее и развернул. Там говорилось: "Раджкумар, в глубине души я знаю, что Дину еще жив, и я его найду. Потом я поеду в Сикайн, как давно хотела. Знай, что мне труднее всего на свете отказаться от тебя и памяти о нашей любви. Долли".

Больше он никогда ее не видел.