Тень

Глава 39 Неверное суждение

Небо над головой мерцает от света к тьме. Прошло время. Немного, но всё же прошло. Звезды становятся видимыми, и я опять вижу его на улице, но в другой части мира — более тихой, удалённой от непосредственной войны.

Однако война ушла не полностью. Я чувствую её присутствие; она нависает вокруг него, как сильный запах, окрашивает его свет, тон его мыслей.

Он снова дома.

Знакомое ощущение присутствует в месте, где он шагает, даже в темноте. И когда он думает, куда он может пойти перед тем, как отправиться спать, в его мыслях присутствует целеустремлённость. Ему приходит в голову попрактиковаться — пока все остальные пьют или спят, он может воспользоваться полем, и никто его не заметит.

У него есть маскировка в качестве запасного плана. Он может замаскировать свою внешность, если придётся, чтобы сохранять любопытствующие шепотки о противоречивой и меняющейся наружности их посредника, Сайримна — но дядя предостерегает его, как опасно полагаться на это.

И он устал. Устал сильнее, чем ему хочется признаваться.

Большую часть дня он посвятил полевым упражнениям со своим дядей, Врегом и остальными.

После этого он проводил время с одним Менлимом, трудился над манипуляцией, а также над более искусной стратегией, для работы с которой ему нужны верхние структуры в его свете. Он не может делать это при остальных; такие вещи требуют особых структур, и он не может допустить, чтобы другие видящие видели, как он получает к ним доступ, даже не для телекинеза.

Он закончил второй этап работы задолго после ужина, а потом завершил вечер дракой в длинном коровнике, принадлежащем Ратгерсам.

Последнее он сделал чисто ради денег, поскольку знает, что они скоро опять переедут.

Он чувствует себя безопаснее, имея свой запас денег, хотя дядя говорит ему, что в этом нет необходимости. Дядя говорит, что он больше не будет ни в чём нуждаться, но Нензи только кивает и продолжает драться и зарабатывать деньги, не споря с дядей открыто.

Он спускается по тропе, срезая дорогу через небольшой холм, разделяющий поля. На его лице с одной стороны красуется порез, а также он обзавёлся синяком, который расцветёт в фингал. Монстр, которого поставили против него, сумел нанести один удачный удар на ринге.

Это последнее, что он сделал, прежде чем Нензи уложил его на утрамбованную грязь.

Он уже собирается свернуть на тропу, протоптанную домашним скотом и вьющуюся меж деревьев к дому, когда он ощущает их.

Он слишком поздно осознает, что они ждали его.

А ещё они окружили его.

Он смотрит на тёмные фигуры, бегло читает их своим светом. Они частично прикрыты щитами, так что он считывает не всё, но получает достаточно, чтобы понять. Однако он не хочет понимать и вновь смотрит на них, ощущая какую-то сдавливающую боль в груди, когда эта мысль с неверием откладывается в сознании.

— Ну привет, — говорит первый, вставая прямо на его пути.

Нензи сканирует варианты. Он не может использовать свои способности. Возможно, он всё равно не сумеет принудить столько много людей, не оставив свидетелей, но настоящая причина не в этом.

Они привели с собой видящего.

Она сказала им привести видящего. Она сказала им, кто он такой.

Его дыхание учащается, он смотрит по сторонам, считает, замечая размеры и лица, и то, как они двигаются. Использование телекинеза исключается. Дело не только в том, что ему запретили использовать дар против его вида, но к тому же есть шанс, что это будет видно за пределами Барьера, и девушка узнает, что это сделал он.

И он осознает, что их много — намного больше, чем он заметил, когда только-только сообразил, что его загнали в ловушку. Видящий скрывал их численность, пока они его не окружили; теперь он насчитывает минимум одиннадцать фигур вокруг небольшой поляны, и все они не маленькие.

— Что я сделал? — спрашивает он по-немецки. — Прошу, скажите мне. Я не делал вам ничего плохого.

Тот, что заговорил первым, улыбается и подходит ближе.

— А мы слышали другое, — говорит он.

Нензи сует руку в карман, вытаскивает купюры, которые слегка слиплись в его штанах. Он протягивает их, сохраняя ровный тон.

— Вы этого хотите? — спрашивает он, зная, что это не так. — Берите. Они ваши.

— Оставь свои деньги, ледянокровка, — говорит другой сиплым голосом, отчасти от выпивки. — Тебе они понадобятся, чтобы оплатить доктора, когда мы с тобой закончим.

Он инстинктивно принимает бойцовскую стойку. Но глядя на них, он понимает, что знает некоторых мужчин. С некоторыми он даже сходился на земляных рингах в разных районах города.

Они знают, кто он. Они пришли, ожидая драки.

Ему не нужно их побеждать. Ему лишь нужно унести ноги.

Он зовёт своего дядю резкой, быстрой вспышкой с нижних уровней его света, подражая зову обычного видящего.

Видящий, пришедший с ними, легко его блокирует.

Выбрав того, которого он знает как посредственного бойца, он скользящим движением встаёт за него, пытаясь сделать так, чтобы человек оказался между ним и их лидером.

Но он простоял там слишком долго. Он позволил им подойти слишком близко.

Трое из них кидаются сзади, вынудив его повернуться. Он наносит одному перекрёстный удар, увернувшись от кулака того, что покрупнее. Маневрируя в этой серии сыплющихся на него тумаков, ему удаётся оттеснить двоих назад ударами по виску, но он недостаточно быстр, и он это чувствует.

Изогнувшись, чтобы ударить самого крупного из четверых локтем в лицо, он не успевает заблокировать удар с другой стороны и немного отшатывается от его силы. И вновь он скользит всем телом в сторону, старается выставить кого-то между собой и остальными, но он слишком медлителен — его тело слишком устало.

Адреналин помогает ему отогнать ещё одного резким пинком по рёбрам, но теперь он сам чувствует своё отчаяние. Он наносит удар, оттесняет мужчину назад, но он пинает слишком высоко. Это опять замедляет его реакцию, и один из мужчин сзади подхватывает его под руку и ударяет по голове сбоку.

Это крепкий удар, и он оглушён — настолько, что вынужден помедлить прежде, чем высвободить свою руку. Когда они снова хватают его, он бодает мужчину, стоящего прямо перед ним, и ломает ему нос.

Затем кто-то обхватывает его грудь как тисками.

Он кидается назад, ощущает боль в боку и хрипит, чувствуя, как нож вонзается между рёбер.

Ещё два удара по лицу, один по горлу, и они валят его на землю.

Он разозлил их — не столько потому, что отбивался. Скорее потому, что сумел нанести слишком много ударов.

Повалив его, они начинают по очереди пинать его.

После этого всё становится размытым.

Он приходит в себя и хрипит, когда кто-то окатывает его водой.

Боль затмевает любое понимание, где он или с кем. Он издаёт крик, когда кто-то хватает его под руки и дёргает вверх.

Он едва слышит слова мужчин, которые поддерживают его снизу.

— Очередная жена фермера, Ненз…? — в голосе слышится улыбка.

Он слышит дразнящий тон, но также улавливает за ним жёсткость. Он не может дать отпор. Он даже не может притвориться тем, кем притворялся бы при нормальных условиях. Руки под ним сильны и, похоже, не пытаются навредить ему, если не считать сотрясания каждой ушибленной и треснувшей косточки в его теле.

Когда они начинают идти, он хватается за эти руки и опять вскрикивает.

— Куда вы меня несёте?

— Домой, заморыш, — отвечает второй голос слева. — Думаю, сейчас ты бы не отказался от кровати. Если не от ванны и крепкого спиртного.

Он знает этот голос. Его пальцы, сжимавшие держащего его мужчину, разжимаются, и посмотрев вниз, он осознает, что знает и хозяина голоса.

Кэндеш. Врег.

По другую сторону от себя он замечает видящего, который старше его всего на несколько десятков лет, и ещё одного, лет на пятьдесят старше.

Тардек. Рэдди.

Они от его дяди. Они из его отряда.

Его мышцы дрожат, а потом и вовсе отказывают, когда его омывает эмоциями — облегчением таким сильным, что перехватывает горло. Он им не нравится, но они ему не навредят. Он почти забывает, что они тоже не должны ему нравиться.

— Я думал, они убили меня, братья, — только и говорит он.

Врег усмехается, глядя на троих остальных.

— Судя по состоянию твоего лица… они пытались.

Кэндеш издаёт фыркающий смешок, продолжая тащить его, перекинув через плечо.

Нензи кивает, но не может заставить себя вновь заговорить без эмоций.

Это последнее, что он помнит перед тем, как отключиться.

Он просыпается. Язык пересох во рту, лёгкие болят при каждом вздохе. Его одежда кажется прилипшей к коже. Он потеет, лёжа под тонким одеялом на раскладушке, напротив большой деревянной кровати у дальней стены.

Он тут же понимает, что это не дом его дяди, и хоть он знает это место, узнает одеяло на себе и тяжёлые деревянные балки под потолком, расписанные сине-белым мечом и солнцем, ему требуется несколько секунд, чтобы определить, что это за место.

Затем всё щелкает. Бараки. Под постоялым двором с красной дверью.

Он в одной из их комнат.

Он прежде бывал в этой катакомбе комнат, хотя, может быть, не именно в этой. Он приходил в общие помещения для встреч и тренировок с другими видящими, для брифингов от дяди, и даже для религиозных церемоний и более коллективных занятий.

Однако он всегда был здесь чужаком.

Более того, он знает, что другие видящие его недолюбливают — а некоторые и вовсе откровенно ненавидят. Во многом это результат его действий, конечно.

Оттеснив эту мысль, он сосредотачивается на своём теле.

Его челюсть болит сильнее всего остального. Подняв руку и вздрогнув, он осторожно прикасается ко рту, ощущая опухший синяк — может, не просто синяк. Это натягивает кожу на его лице.

Он ещё несколько раз ощупывает пальцами лицо и подбородок, чтобы осознать масштабы случившегося, и в то же время чувствует, что чего-то в его рту недостаёт. Он ощущает какую-то жёсткую, рваную боль, которая немного приглушена. Это говорит ему, что они наверняка дали ему что-то, чтобы унять боль — может, guland; другие видящие пользовались им, когда получали ранения.

— Guland, да, — произносит голос с сильным немецким акцентом.

Подняв взгляд, он смотрит в тёмные глаза Врега. Мускулистый видящий несёт охапку дров, входя через дверь за головой Нензи.

Он складывает дрова у камина на противоположной части комнаты, и жилистые мышцы его рук двигаются и перекатываются под чернилами на его коже. Он отряхивает ладони и смотрит на него. Нензи всё ещё ничего не говорит, когда Врег показывает на свой рот, примерно в том месте, где у Нензи рана.

— Они сломали тебе четыре зуба, — говорит он будничным тоном. — Нам пришлось их выдернуть.

Нензи ощущает страх — холодный, иррациональный, ведь то, чего он страшится, уже прошло. Он гадает, как он выглядит, затем решает, что не хочет этого знать, и он на мгновение благодарен за отсутствие зеркал. Старший видящий показывает жест ободрения.

— Зубы отрастут заново, Ненз… и они не сделали ничего, что оставило бы на твоём лице постоянные шрамы. А как это выглядит сейчас — неважно.

Нензи кивает, заставляя плечи расслабиться, и другой видящий улыбается.

— Ты забыл, что ты не человек, заморыш? Только червякам выдаётся один комплект зубов, — он улыбается ещё шире. — Мы же больше похожи на акул, да?

Нензи старается заговорить, но осознает, что не может — по крайней мере, не причинив себе боли. Вместо этого он заставляет себя кивнуть, хотя бы чтобы отвлечься от болевых ощущений, которые он всё ещё каталогизирует.

Пока старший видящий помешивает что-то в горшке над очагом, он опять оглядывается по сторонам и закрывает глаза, подавляя реакцию своего света на очередное осознание, что он находится не в своей комнате. Ему никогда не разрешалось спать в другом месте, и уж точно не в присутствии других видящих. Даже в Сербии он делил палатку со своим дядей и Туджеком, одним из самых близких к его дяде видящих.

Ему никогда не дозволялось находиться без сознания рядом с Врегом или остальными.

«Не то чтобы я не испытывал благодарности, брат, — посылает он после небольшой паузы. — Но почему я здесь?»

Врег бросает в огонь маленькое полено и отмахивается от вспыхнувших искр. Выпрямившись из позы на корточках, он фыркает и смотрит на молодого видящего.

— Крепко, видимо, они тебе по голове дали, — говорит он. — Это прозвучало почти вежливо.

Увидев, что лицо молодого видящего искажается в некоем подобии хмурого выражения, но потом это прерывается болью в подбородке и губах, он улыбается ещё шире и качает головой.

— …Я не жалуюсь, — добавляет он.

Он делает паузу, всё ещё оценивая другого своими глазами и светом.

— Правда в том, что они действительно побили тебя довольно сильно, заморыш, — говорит он. — Твой дядя этому не обрадовался. Он хотел, чтобы наши люди обсудили эту проблему с людьми, которые это сделали.

Нензи чувствует, как его сердце бьётся тяжелее, вызывая боль в груди.

Но когда он стискивает край деревянного каркаса и пытается принять сидячее положение, Врег резко поднимает ладонь и щелкает языком, подходя ближе к кушетке. Он быстро показывает ему оставаться на месте, причём использует не вежливую форму, а приказную. Подчеркнув это импульсом из своего света, он продолжает стоять над ним, пока не ощущает в свете молодого видящего неохотное согласие.

— Ты останешься здесь, Ненз, — говорит Врег. — Минимум на несколько недель. Приказ босса. Он хочет убрать тебя с улиц на некоторое время, — он виновато пожимает плечами. — И, боюсь, с твоими драками за деньги окончательно покончено. Тебе придётся найти другой способ подзаработать. Босс выразился предельно ясно на этот счёт.

Когда Нензи не отвечает, Врег вздыхает и бредёт к другой кровати у противоположной стены. Грузно усевшись на неё, он хмуро смотрит на молодого видящего.

— Ты меня слышал, заморыш? — спрашивает Врег. — Или мне привести сюда твоего дядю?

Нензи чувствует, что тот не расслабляется, пока он не показывает, что понимает.

Врег невесело улыбается.

— То есть, ты можешь понимать приказы. Только не от меня.

На это Нензи тоже не отвечает.

Он надеется, что это отобьёт у другого желание говорить, но нет.

— То есть, ты переспал с девчонкой Франзин, — говорит Врег после очередной паузы. — Она хорошенькая, Ненз. Очень хорошенькая.

Другой говорит через своё сознание, ещё не успев осознать это намерение.

«Она, блядь, сука, — посылает он и вздрагивает, нечаянно стиснув челюсти. — Её брат. Он был с ними… как минимум один брат. Может, больше одного».

Врег усмехается, опираясь татуированными предплечьями на колени, и прислоняется к стене, усевшись на свою широкую кровать поверх одеял.

— Да, — говорит он. — Мы знаем. Что ты сделал, заморыш, чтобы так её разозлить?

«Ничего. Я с ней порвал».

— Серьёзно? — Врег улыбается ещё шире. — И она настолько плохо это восприняла?

Нензи жестом показывает на свою окровавленную рубашку, в которую он всё ещё одет, на шишку на подбородке, на прореху в штанах, где один из них порезал его.

«Очевидно, да», — посылает он.

Врег опять усмехается. Но он продолжает наблюдать за ним с лёгким весельем в глазах, но в то же время в их глубине сияет нечто более яркое. Нензи сначала ощущает это, и только потом видит — холодная расчётливость под маской мужика-приятеля.

Его сканируют. Испытывают.

Он подозревает, что причина ему известна, ещё до того, как другой вновь заговаривает.

— Она знала, кто ты, Ненз, — говорит Врег.

Нензи бросает на него тяжёлый взгляд. «Это была случайность».

— Случайность?

«Да».

— Что за случайность?

«А ты как думаешь?» — посылает он, позволяя другому ощутить его раздражение.

Врег просто смотрит на него, и в его глазах виднеется более искреннее раздражение. Когда он в следующий раз нарушает молчание, он качает головой и крепко поджимает губы.

— Знаешь, Ненз, — тихо говорит он. — С самого начала мне приходилось возиться с тобой больше, чем со всеми остальными моими видящими вместе взятыми. Ни один из твоих братьев под моим командованием не чинил мне головную боль так часто или в таких масштабах.

Нензи на это не отвечает.

Когда молчание затягивается, он пытается медленно повернуться на кровати, сжимая края и стараясь опустить тело на тонкий матрас. Однако его руки слабы, и он стискивает ладони до побеления костяшек, сражаясь с собственным дыханием.

Приземлившись обратно спиной на постель, он тихо хрипит от боли, будучи не в состоянии шевелиться. Он лежит с закрытыми глазами, стараясь вытеснить образ лица женщины.

— Почему ты не стер её, Ненз? — спрашивает Врег.

«Я собирался».

— Когда?

«Я собирался», — упрямо повторяет он.

— Но ты этого не сделал.

«Нет. Я этого не сделал».

— И вновь я спрашиваю… почему?

«А ты как думаешь? — посылает он, открыв глаза ровно для того, чтобы наградить другого видящего гневным взглядом. — Её это возбуждало. Она мне отсасывала… мне это нравилось. Я ещё не решился прекратить это».

Врег морщится и отводит взгляд.

— Ты жалок, Нензи.

Молодой видящий улыбнулся бы, но этого он сейчас тоже не может. Вздрогнув, он кладёт руку себе на глаза, избегая самых крупных синяков, и аккуратно опускает ладонь.

«Иди ты нахуй, Врег».

— …Я даже молчу про твою инфантильную одержимость человеческими кисками, — добавляет Врег, словно ничего не слышал. — Хотя это тоже жалко. Я говорю о твоём полном отсутствии самоконтроля, какой бы ценой это ни обходилось другим представителям твоего рода. Я говорю о твоей, похоже, неспособности поставить дело превыше собственного члена.

Его голос делается более грубым.

— Если бы они не отделали тебя так хорошенько, я бы сам тебя выпорол. Ты это знаешь, Ненз? Посрать мне, кто твой дядя. Я бы избил тебя хотя бы в надежде, что хоть так до тебя можно достучаться.

Нензи смеётся. Ему от этого больно, но он ничего не может поделать.

Эти слова вгоняют его в депрессию.

«Ты уж постарайся, Врег», — горько посылает он.

Врег щелкает языком и качает головой.

— Опять-таки, ты не улавливаешь смысл, — теперь в его голосе звучат нотки отвращения. — Тебе не приходило в голову, юный брат, что из-за любви к ротику этой женщины ты подверг риску жизни и личности всех нас? А теперь мне придётся выслеживать этих мудаков. Устранить их и всех, кому они похвастались. Включая брата, которого они наняли, чтобы он помог им уложить тебя.

Его голос ожесточается ещё сильнее.

— Мне не нравится убивать своих, Ненз. Мне это вообще не нравится. По любой причине. И особенно из-за твоей глупости.

Тут молодой видящий невольно смотрит на него.

Изучая его глаза, Врег тихо щёлкает языком. Затем в его голосе звучит лёгкая нотка удовлетворения.

— Да, брат Ненз… ты наконец-то понимаешь. А как думаешь, что мы ещё сделали бы, чтобы зачистить этот бардак? Или ты предполагал, что мы просто позволим кому-то знать, что здесь в Дрездене есть видящие, притворяющиеся людьми? Что мы вооружены и владеем рукопашным боем? Что нам нравится соблазнять немецких девочек, когда мы не напиваемся и не стреляем по сербам?

Опять раздражённо щёлкнув языком, он переплетает пальцы.

— Это убийство тоже подвергает нас риску. Но ты об этом знал. И тут ничего не поделаешь.

Нензи чувствует, что стискивает челюсти вопреки боли.

«А девушка? — посылает он наконец. — Гретхен?»

Врег хмуро смотрит на него с лёгким неверием.

— Девушка мертва, Ненз, — говорит он, раздражённо щелкая языком. — А ты как думал? Что мы позволим ей рассказать ещё большему количеству людей о твоём члене?

Нензи ощущает в своём животе нечто холодное, открывает глаза и смотрит в потолок. На мгновение он вновь видит её лицо, её глаза и смеющиеся губы. Он видит её такой, какой впервые её увидел… затем вытесняет это из своего света.

Он старается не чувствовать ничего по этому поводу, затем старается вообще ничего не чувствовать.

— Хочешь еды? — спрашивает Врег.

После краткой паузы Нензи показывает утвердительный жест.

Врег слезает с кровати ровно настолько, чтобы подойти к огню и снять с очага горшок, в котором он что-то помешивал ранее. Он наблюдает, как татуированный видящий начерпывает бульон в глубокую деревянную миску, затем несёт к месту, где он лежит. Он опять пытается сесть, но другой видящий поднимает ладонь, чтобы его остановить.

Усевшись рядом с ним на кушетку, Врег обнимает его рукой за плечи и спину и с удивительной заботой приподнимает. И всё же на мгновение Нензи паникует из-за контакта.

«Осторожнее с рёбрами, — посылает он. — Думаю, некоторые сломаны».

— Четыре, — признает Врег жестом.

Врег позволяет ему привалиться к своему боку, пока тот не обретает равновесие. Когда он устроился, Врег протягивает ему миску, и Нензи принимает её с жестом благодарности.

«Ещё что-нибудь?» — посылает он, имея в виду своё тело.

— У тебя сотрясение, — говорит Врег. — Трещина на бедре. Плюс рёбра и зубы. Колотая рана в боку, немного задета печень. Небольшое внутреннее кровотечение, и от пинков, и от ножевого ранения. Порез на ноге не такой серьёзный, как и тот, что на плече. В челюсти трещина, но всё-таки не перелом, что хорошо. По словам Йозефа, она уже начинает заживать.

Сделав очередной неопределённый жест рукой, он выдыхает, надув щеки.

— Это из серьёзного. В основном ты просто покрыт синяками, Ненз. Практически везде, судя по тому, что сказал нам Йозеф прошлой ночью. Но он думает, что внутреннее кровотечение минимально. Артерии не повреждены. Тебе повезло, что они не знали физиологию видящих. Будь ты человеком, они бы устроили тебе разрыв как минимум одного органа… а то и больше. Хорошо, что брат, которого они наняли, сделал ровно то, за что ему заплатили.

«И ты не можешь пощадить его?» — посылает Нензи, поднимая взгляд и зачерпывая ложку бульона.

Врег делает смиренный жест рукой, но из его взгляда уходит некоторый холод.

— Это зависит от твоего дяди.

Нензи кивает, подносит ложку ко рту и аккуратно втягивает суп.

Его челюсть болит даже с guland, а дырки от отсутствующих зубов болят при каждом глотке супа, но он все равно неторопливо пьёт его. Зов желудка даже тогда сильнее любой боли во рту.

Они не говорят, пока он не доедает всю порцию.

— Ложись обратно спать, — говорит другой видящий, забирая у него пустую миску и ложку.

Нензи впервые слышит искреннее сочувствие в голосе другого.

Врег подмигивает ему.

— Мы ещё обсудим твои грехи попозже.

Снова привалив его к своему плечу, Врег медленно опускает его спиной на кушетку и даже помогает устроить плечи так, чтобы они лежали почти ровно. На каком бы боку он ни лежал, всё равно больно, но похоже, его спина чинит ему меньше проблем, чем остальное тело.

Подняв взгляд, он обнаруживает, что Врег не отошёл.

Он сидит и молча наблюдает за ним, пока Нензи не закрывает глаза и не позволяет себе соскользнуть обратно в складки Барьера.