Он идёт по переулку за тем же баром, несколько часов спустя.
Теперь на улице стемнело.
Уговорить Врега разрешить ему пойти оказалось проще, чем он думал. Он пообещал ему, что не будет долго находиться вне помещения и не позволит кому-либо увидеть его на улице, но он всё равно удивлён, что другой разрешил ему пойти.
Его плечо и рука болят, но он в приподнятом настроении из-за того, что находится под повязками, который Врег наложил на его только что татуированную кожу. Работа хороша, даже лучше, чем он себе представлял, и он с восторгом смотрел в зеркальное стекло, когда Врег показал ему финальный результат. Даже с кровоточащими участками поразительная яркость цветов ошеломила его, а тёмное постоянство слов на его плоти ощущалось как непрестанная молитва.
Или, возможно, обещание.
В равной мере и ему самому, и ей.
Если он не может быть с ней здесь, он встретится с ней в том другом месте. Он умрёт ради неё. В конечном свете всё, что он делает, будет для неё.
Его aleimi вибрирует знанием о том, куда теперь несут его ноги.
Когда он впервые сказал своему командиру отряда, куда хочет пойти, Врег наградил его суровым взглядом.
— О чём ты спрашиваешь меня, заморыш?
Нензи заливается румянцем, когда смотрит в тёмные глаза старшего видящего. И всё же желание заставляет его спросить, не даёт сдать назад от этого взгляда.
— Ты знаешь кого-нибудь, Врег? — спрашивает он. — В городе. До меня доходили слухи.
— Тебе не стоит часто посещать такие места, — предостерегает старший видящий. — Тебе не стоит платить деньги, чтобы поддерживать такое. Это рабство, Ненз. Это неправильно.
В ответ Нензи может лишь смотреть на него, чувствуя, как его челюсти пронизывает бритвенно-острой болью, когда он закусывает губу. Пока он спал, отёк значительно спал, но его зубы и кости всё ещё болят так сильно, что он сдерживает всхлип боли всякий раз, когда по привычке стискивает их.
Несколько секунд Врег просто смотрит на него, словно заново оценивая.
Нензи знает, что другой пытается в некотором роде сблизиться с ним, найти способ наладить контакт, может быть, достучаться в надежде повлиять на его поведение. Он видит, как сложно это для старшего видящего, и ощущает некую благодарность, даже сострадание из-за его попыток.
Теперь он видит это в глазах другого, в его свете, но не может заставить себя прокомментировать. Он в то же время не может позволить другому видящему добиться слишком большого успеха.
Эта мысль вызывает очередную волну почти печали, но пробуждает в нём желание быть щедрым с другим, хотя бы так, как он может.
И всё же он хочет этого. Он хочет так сильно, что Врег, должно быть, увидел некое свидетельство голода на его лице.
— Ты раньше этого не делал, ведь так?
Нензи чувствует, как его челюсти опять сжимаются. Он останавливает себя прежде, чем это причиняет боль, но не может сдержать румянец, заливающий его щёки.
— Нет, — прямо отвечает он.
Врег вздыхает, щелкает языком.
Покачав головой, он подходит к Нензи, стоящему у двери. На его плечи поверх свежих повязок наброшена одна из чистых рубашек Врега, а на бёдрах болтаются слишком свободные штаны Врега.
— Ты уверен, что хочешь этого? — переспрашивает он, подойдя ближе.
Нензи кивает.
— Я уверен, брат.
Врег улыбается.
— Ты думаешь, что уверен.
И всё же улыбку нельзя назвать недоброй или даже чрезмерно снисходительной, и Нензи осознает, что немного расслабляется, читая свет другого.
— Ты меня отпустишь? — спрашивает он.
— Сколько денег у тебя есть?
Нензи колеблется, затем идёт обратно к кушетке, где на полу лежат его порванные и окровавленные штаны. Подняв их за один край, он нащупывает нужный карман и вытаскивает свой выигрыш с драки, в которой он участвовал той ночью, когда братья Гретхен втоптали его в грязь.
Хотя бы в этом они были честны. Они оставили ему деньги.
Возможно, они сделали это лишь для того, чтобы полиция не пришла за ними и не обвинила в краже, но всё же Нензи ощущает краткий импульс благодарности за то, что они это оставили.
Вытащив деньги и все ещё испытывая то облегчение, он бросает пачку Врегу, который легко ловит её и пересчитывает купюры. Сделав это, он слегка хмурится, смотрит в низкий потолок, словно думает или, может быть, считает. После этого он суёт руки в карманы и вытаскивает ещё одну пачку купюр.
Обе пачки он бросает молодому видящему.
— Если это твой первый раз, — только и говорит он. — Тебе может понадобиться больше.
Нензи ощущает прилив тепла. Отчасти это шок из-за щедрости жеста, остальное — смущение из-за слов другого.
— Спасибо тебе, брат. У меня есть деньги у дяди. Я могу вернуть тебе долг. Я знаю, что и так должен тебе за тату…
— Ерунда. Вернёшь, когда тебе станет лучше, — фыркает Врег, приподнимая бровь. — Вообще-то ты сделаешь мне одолжение, если оставишь деньги себе, а вместо этого начнёшь время от времени слушаться меня.
— Да, брат. Я буду.
Тихо щёлкнув языком, Врег скрещивает руки и оценивает его глаза.
— Ты будешь держаться подальше от улиц? — спрашивает он.
— Клянусь, да.
Врег снова фыркнул.
— Скажешь своему дяде, и я с тебя шкуру сдеру, заморыш. Серьёзно.
Нензи качает головой и показывает отрицательный жест.
— Я ему не скажу.
Врег кивает и слегка улыбается, словно вопреки собственному желанию.
— Ладно, — говорит он. — Ну, тогда слушай… смотри за маркерами в моём свете. Ты можешь добраться до этого места переулками, так что следуй пути, который я тебе показываю. Ты знаешь маленький синий домик за универмагом, которым управляют те евреи?
Нензи кивает.
— Да. Я его знаю.
— Там за ним есть деревья. А за ними сад. Переберись за забор по другую сторону того сада, и ты увидишь череду маленьких зданий, построенных в длинный ряд друг с другом. Он тянется очень далеко, и там ещё у башмачника наверху мастерская и квартира. Они зелёные и белые… ты это знаешь?
Нензи снова кивает, улавливая впечатления из света другого.
— Я проходил в том месте, — говорит он.
— Третья дверь от лестниц, — говорит Врег. — Синяя дверь. Спроси Нину. Передай ей от меня привет. Скажи ей, что я не забыл и всё ещё намереваюсь вернуть ту услугу, — в его глазах проступает открытое предупреждение. — …И будь вежлив, заморыш.
— Буду.
— Лучше бы ты был вежлив. Иначе я вытрясу эти деньги из тебя такими способами, каких ты и представить себе не мог.
Нензи встречается с ним взглядом и опять кивает, открывая свой свет, чтобы другой мог убедиться, что он слышит его и понимает.
— Я буду вежлив, — он колеблется, затем всё-таки говорит это: — Спасибо тебе, брат Врег. Я этого не забуду.
Старший видящий смотрит на него, и в его глазах вновь виднеется почти изумление.
И всё же удовольствие в его улыбке искреннее — или ощущается таким.
— Тебе определённо стоит почаще устраивать взбучку, заморыш, — говорит он, дружелюбно хлопая его по здоровому плечу. — Это делает тебя куда более приятным.
— Пожалуй, это правда, — признает он.
— И береги татуировки, — добавляет Врег, когда Нензи возвращается к кровати, берет свои ботинки и носки и несёт их туда, где можно будет надеть их сидя. — Если одна из них вонзит в тату свои когти, ты это почувствуешь, поверь мне. Скажи им, пусть будут полегче.
— Скажу.
И всё же он уже застёгивает рубашку спереди, ищет пальто и, вздрагивая, расправляет подтяжки на плечах. Он сидит на краю кушетки, всё ещё пробегаясь по пути, который Врег показал ему в своём свете, и одновременно засовывает ноги в носки, а затем в ботинки, и шнурует последние отрывистыми движениями, как только полностью протолкнул внутрь пятки.
Он оказывается у двери практически в то же мгновение, когда он покончил с этим, и засовывает в карманы свои деньги и те, что дал ему Врег.
Теперь, полчаса спустя — именно столько ушло у него, чтобы пересечь город по окольному пути, который Врег нарисовал ему через задние дворы и переулки — он замедляет шаг перед невысоким зелёным зданием с мастерской наверху. Он просматривает четыре белых двери, затем его взгляд останавливается на третьей двери от лестниц, которая выкрашена небесно-синей краской.
Он прикасается к свежей повязке на бицепсе и ощущает рябь нервозности, осознав, что он уже просканировал слишком глубоко.
Они знают, что он стоит на улице возле их дома.
Ускорившись, он быстро подходит к двери, пока они не решили, что он пришёл с дурными намерениями — или пока он сам не растерял всю смелость.
Он доходит до крытого крыльца и стоит перед синей дверью, собираясь постучать, когда та вдруг открывается.
Он осознает, что смотрит в ярко-голубые глаза, настолько наполненные цветом, что они кажутся почти непрозрачными и более яркими, чем самое глубокое синее небо — ярче даже крашеной двери. Он никогда не видел глаз столь насыщенного цвета и поначалу может лишь таращиться, наблюдая, как они блестят в свете, льющемся изнутри жилища.
Она улыбается, и только тогда он замечает, что она одета в экзотический халат, который оставляет ноги и колени обнажёнными, а её волосы имеют угольно-чёрный оттенок. Она выглядит иностранкой, как и Врег, словно она родом из местечка по другую сторону гор.
Он осознает, что его взгляд прикован к её голым ногам — он никогда не видел такого у кого-либо, кроме женщин, которых раздевал сам.
Она оборачивается к кому-то позади неё и смеётся.
— Есть у тебя один, Нина. Этот готов взорваться…
Сделав шаг назад, она распахивает дверь и жестом показывает ему входить.
Он не отводит от неё взгляда, пересекая порог и зная, что краснеет от её слов, но он опять затерялся в цвете её радужек. До него доходит, что он не видел женщины-видящей с самого детства, и боль скользит в его свет — такая сильная, что он с трудом контролирует её, шагая за ней по фойе в коридор с низкими потолками.
Женщина идёт перед ним, её шаги небрежные и пружинистые, и он замечает, что ступни у неё тоже босые.
Она сворачивает налево в освещённый дверной проем, первый встретившийся им на пути, и он осторожно следует за ней, остановившись у входа в комнату, наблюдая, как она подходит прямо к тёмно-синему дивану и садится возле другой женщины с волосами медового цвета.
У второй женщины тоже нечеловеческие глаза, но они обладают большим сходством: бледно-карие, почти такого же цвета, как её волосы, но золотые искорки, сияющие в них, видны даже с его места у порога.
— И чего же вы желаете, молодой сэр? — спрашивает голос справа от него.
Он поворачивает голову и обнаруживает перед собой миниатюрную женщину, намного ниже других. Она тоже имеет азиатскую внешность, а её глаза пылают тёмным фиалковым цветом, который как будто делается кроваво-красным в зависимости от того, как падает освещение.
Он прочищает горло, глядя по сторонам.
Он осознает, что их тут восемь, и только он один стоит. Стараясь сохранять нейтральное выражение, он разводит ладони в мирном жесте видящих, затем показывает более вежливый жест приветствия.
Маленькая женщина улыбается, её глаза с лёгким весельем следят за движением его рук.
— Да, — говорит она. — Мы на тебя не нападём, брат. Чего ты хочешь?
— Кто из вас Нина? — спрашивает он наконец.
— Я Нина, — говорит маленькая, и её взгляд делается более оценивающим. — Но я тебя не знаю, — добавляет она, хотя её тон не утрачивает дружелюбия.
— Не знаешь, — подтверждает он. — Я Нензи… из Аутер Рич. Я спросил у брата, как пройти сюда, и он дал мне твоё имя.
— И как его зовут? Этого твоего брата?
— Врег, — он колеблется, осознает, что не знает полного имени Врега или клановой принадлежности. После некоторой паузы он заговаривает вновь: — Он сказал передать от него тёплый привет и сказать, что он помнит про его долг тебе. Его благодарность остаётся неизменной, и он вернёт услугу.
— Я знаю, что брат Врег платит по своим долгам, — говорит она, улыбаясь вопреки оценивающему взгляду её глаз. — Ты проделал весь этот путь, в ночи, под дождём, чтобы сказать мне это? Если так, думаю, брат Врег кое-что должен и тебе.
Нензи чувствует, как его лицо напрягается, но он помнит не стискивать челюсти. Ему не приходило в голову, что придётся объяснять, зачем он пришёл. Он собирается вновь заговорить, когда женщина, открывшая дверь, начинает смеяться.
— Нина, ты наградишь мальца сердечным приступом.
Тихие смешки прокатываются по комнате. Большая их часть в его свете и не слышна для ушей, но это добродушный смех, не презрительный. Он немного расслабляется и опять смотрит на Нину, которая, похоже, за главную.
— У тебя есть деньги? — вежливо спрашивает она.
— Да, сестра.
— Ну? — она улыбается и обводит жестом тепло освещённую комнату. — Выбирай. Если только ты не пронёс денег, чтобы хватило на всех нас?
Он чувствует, как кожу вновь заливает теплом, но его взгляд следит за движением её руки.
Он смотрит на лица, и ему неудобно опускать взгляд ниже, потому что ни одна из них не одета так, как он привык видеть женщин. Он задерживается на некоторых лицах, на золотистых, фиалковых и насыщенно-чёрных радужках.
Затем он видит одну из них, сидящую обособленно, в углу у окна.
Она одета в азиатский халат, как и первая, но у неё не такие азиатские черты лица, вопреки высоким скулам и слегка раскосым глазам. У неё желтовато-коричневая кожа, более смуглая, чем у людей, к которым он привык, а её волосы почти чёрные. У неё глаза орехового цвета — зеленоватые с золотыми и каштановыми пятнышками. Но его влечёт её неподвижность, лёгкие оттенки белого и золотого в её свете. Она тоже смотрит на него, но не улыбается, как остальные.
Она смотрит на него большими серьёзными глазами, словно пытается его разгадать.
— Думаю, мы получили ответ, — говорит видящая с синими глазами, и в её голосе звучит жёсткая улыбка.
Нина тоже улыбается, когда Нензи окидывает взглядом остальную комнату, но её улыбка кажется более искренней. Она смотрит не на него, а на женщину в углу.
— Ты возьмёшь его, Лена? — спрашивает она.
— Возьму, — легко отвечает другая.
Когда Нензи поворачивается, она встаёт, двигаясь как кошка, потягивающаяся после отдыха.
Его взгляд невольно опускается ниже. Она высокая, почти как он, её ноги худые, но мускулистые, словно она ежедневно занимается mulei, как видящие из его отряда.
Он смотрит, как она подходит к нему, и он не шевелится, когда она берет его за руку. Почти не медля, она тянет его за собой к тёмному коридору. Его ноги начинают шагать прежде, чем он позволяет себе подумать, его разум отвлекается, и он чувствует, что её свет уже изучает его.
Когда они доходят до двери, она оборачивается к остальным.
— Я возьму синюю комнату, — говорит она. — Дайте мне знать, если кто-то из вас тоже его захочет.
Он чувствует, как его лицо заливается жарким румянцем от этих слов. Он смотрит на других видящих прежде, чем успевает остановить себя. Некоторые из них тоже смотрят на него оценивающими взглядами.
— Сначала дай нам знать, стоит ли он того, — говорит синеглазая.
— Элан, — мягко произносит Нина. — …Манеры.
Но он едва это слышит.
Отведя взгляд от остальных в комнате, он следует в коридор за той, которую они зовут Леной. Она проводит его мимо четырёх закрытых дверей, и её ладонь ложится на ручку пятой. Он осознает, что здание длиннее, чем оно выглядит снаружи.
Когда он думает об этом, она оборачивается к нему. По её глазам он понимает, что она его услышала.
— Да, — только и говорит она. — Имеется и подземный компонент. Это здание видящих, брат. Оно лишь внешне выглядит как человеческое.
Он кивает и немного сглатывает, когда её свет опять оказывается в нём и притягивает.
Они не говорят, пока она не подводит его к низкому дивану.
Сев возле него, она начинает снимать его рубашку, а он просто сидит, наполовину прислонившись к бархатным подушкам. За всё то время, что он себя помнит — может, впервые за долгие годы — он ощущает неуверенность. Однако он не знает, как сказать ей об этом, или даже о чём её просить.
Он чувствует, что она замечает, но не смеётся над ним.
Вместо этого она всматривается в его глаза, разделавшись с рубашкой и стягивая подтяжки с его плеч. Посмотрев на его тело, она легонько прикасается рукой к одному из синяков на рёбрах.
— Люди? — только и спрашивает она.
— Да.
Скользнув поближе к нему, она запускает руку в его волосы ещё до того, как он закончил реагировать на её близость. Он всё ещё смотрит ей в лицо, когда она привлекает его к себе и целует в губы. Он делает так, как просят её пальцы и свет, поначалу напряжённо.
Постепенно он начинает расслабляться. В те первые моменты ему немного больно, но через какое-то время он забывает и об этом. Её свет помогает, и вот уже его дыхание сжимается в груди, и он напрягается уже по другой причине.
Почувствовав, что его плечи расслабились, она начинает прикасаться к нему более интимно, ласкает шею и грудь, скользит голой ногой меж его ног, и он хрипло выдыхает ей в рот. Её свет теперь проникает в него, ласково притягивает, уговаривает открыться, и, замечая это, ему приходится сдерживаться, чтобы сохранить контроль.
Он помнит предостережение своего дяди, предупреждение оставить его сестёр в покое…
Но она запускает руку в его брюки, и он стонет, выбрасывая предупреждение из головы. Пока она прикасается к нему, он не шевелится, следуя за её светом, когда тот просит его не двигаться, позволить ей уложить его на диван. Она использует свою руку и свет, пока он не удлиняется полностью, и он уже наполовину не в себе, когда она начинает ласкать самый кончик.
— Перестань, — выдавливает он мгновение спустя. — Сестра… перестань…
Его пальцы стискивают её волосы, и он хрипло вздыхает, когда она подчиняется и кладёт ладонь обратно на его грудь. Она оседлала его и теперь смотрит ему в лицо, её глаза остекленели от света. Глядя на неё, он ощущает в ней вожделение, сильное желание, которое просачивается в него, притягивает.
Это шокирует его — это шокирует его до потери дара речи, что она его хочет.
— Почему? — она улыбается, дёргая его за волосы, и в её голосе звучит веселье. — Твой свет прекрасен, брат. Я сделалась влажной ещё до того, как мы сюда вошли.
Он не может ответить. Боль заполоняет его свет так сильно, что он видит, как меняется её выражение.
Её лицо напрягается, и её боль вторит его собственной.
Затем он запускает ладонь под халат. Он проникает в неё пальцами, всматривается в её лицо, когда она всхлипывает от неожиданности, и боль усиливается, ослепляя его.
Но он не может, пока он полностью удлинился. Он знает, что не может, но он не в силах ничего с этим поделать. Он даже не знает, как заставить себя убрать шип обратно.
Он чувствует, что она ждёт. Она не врёт; она влажная, готовая для него. Мгновение спустя он стонет, убирает из неё пальцы и крепче сжимает её волосы в ладони.
— Пожалуйста, — говорит он. — Я никогда этого не делал.
В её глазах мелькает удивление.
— У тебя не было секса? Соития?
Он качает головой.
— Только с людьми.
Её взгляд меняется. Поначалу он не может прочесть разницу в её лице или свете. Когда она поджимает губы, очередной импульс боли простреливает его свет, и он осознает, что поразил её — и возбудил. Его ладонь сжимает её бедро так сильно, что она выгибается ему навстречу и опять накрывает его ладонью. Он стискивает её запястье и вскрикивает, пытаясь её остановить.
— Пожалуйста, — говорит он. — Пожалуйста. Я не продержусь долго…
Она улыбается, и он снова видит в её глазах сочувствие. Он осознает, что её тоже беспокоит тот факт, что он не был с представительницей своего вида. Однако она это не озвучивает.
— Немного доверия, брат, — только и говорит она. — Я смогу тебя сдержать.
— Я в этом сомневаюсь, — говорит он, поднимая на неё взгляд.
Он улыбается. Её глаза переполняются светом, и ему опять больно.
Затем она целует его, всё ещё лаская рукой, затопляя светом, уговаривая выпустить боль, притягивая его.
Когда она не останавливается, он стонет ещё громче, едва не умоляет её, пока она изучает его пальцами и попутно раздевает. Она избегает повязок, и её пальцы легонько прикасаются к синякам и порезам, которые всё ещё усеивают его тело. Когда его ладони начинают изучать её кожу в ответ, скользят под вышитый халат, она поначалу позволяет ему. Но через несколько минут она убирает его пальцы от себя и прижимает запястья к дивану.
Затем она снимает его ботинки и стаскивает брюки с ног, и он опять под ней, только в этот раз голый и уже наполовину не в себе.
Он больше не может смотреть на неё. Такое чувство, будто он не выдержит ещё одного прикосновения, ещё одной чувственной тяги её света, но её свет что-то делает с ним, и каким-то образом сдерживает его.
Он громко стонет, когда она вновь берет его в руку. Она использует свой свет, чтобы успокоить его. Он едва может пошевелиться, когда она надавливает на основание головки, её пальцы и голос остаются твёрдыми.
— Убери его, брат, — это мягкая, но всё же команда.
— Я не могу, — он стонет. Он чувствует, что она делает, но его свет и тело отказываются подчиняться, не слушаются. Его пальцы зарываются в её волосы, пытаются притянуть её губы к его рту, но она сопротивляется, решительно упёршись ладонью в его грудь.
— Можешь. Ты меня хочешь?
— Да, — боль переполняет его свет. — Да. Боги, пожалуйста…
— Тогда убери его. Или ты сделаешь мне больно, брат.
— Я не могу.
— Убери его, брат, иначе тебе придётся довольствоваться моей рукой… или моим ртом. И то, и другое ты можешь получить от человека, так что я подозреваю, что ты не за этим пришёл.
Затем он старается сосредоточиться, стискивая её руки.
Её свет скользит в него, показывает ему, уговорами заманивает в едва держащееся спокойствие, показывает, что делать со своим светом. Ему требуется ещё несколько бесконечных минут, затем он чувствует, как эта его часть отступает. Его эрекция ничуть не ослабевает; ему почти больно, когда этот жёсткий конец убирается в мягкую плоть. Затем он тяжело дышит и потеет, пока она поднимается выше по его телу, всё ещё удерживая его своим светом и упираясь ладонью ему в грудь.
— Не шевелись, брат, — предостерегает она его.
Он старается сдерживать свой свет, не дать себе утратить контроль… и затем она направляет его внутрь себя. Он слабо вскрикивает, а она хватает его за волосы.
Но она говорит с ним, опять уговаривает своим светом успокоиться.
— Ещё нет, — говорит она, лаская его лицо и грудь. — Ещё нет.
Он осознает, что в комнате присутствуют и другие, что они не одни. Он чувствует их свет в себе, их взгляды — на своём лице, и он удерживает Лену над собой, обхватив рукой её талию и проникая в неё глубже. Затем он борется с ней, борется за контроль, когда она начинает более чувственно посылать ему и использовать её свет, чтобы контролировать его.
Он наполовину приподнялся и уткнулся лицом в её плечо, когда она показывает ему, что делать, куда направить своё тело в ней. Он стонет, когда она помогает ему проникнуть в нужное место. Затем он тяжело дышит, закрыв глаза и прижимаясь к её коже, и его буквально тошнит от боли.
Он вновь осознает присутствие других, но не смотрит на них.
— Они хотели посмотреть, — говорит Лена. — Я сказала им, что это твой первый раз. Ты согласен?
— Да, — выдавливает он.
— С тобой всё хорошо, брат?
— Да, — снова выдавливает он, прижимаясь лицом к её шее.
Он впивается зубами в её плечо, когда она глубже насаживается на него и нарочито давит на его кончик. Она всё ещё не позволяет ему войти полностью. Она сдерживает его свет, контролирует его тело через его aleimi, и он потеет, наполовину затерявшись в ней. Разряды боли искрят по каждой вене в его свете, и он стонет, почти не осознавая этого, опять почти умоляя её. Когда он поднимает взгляд, её пальцы сжимаются в его волосах.
На мгновение он видит, как его глаза отражаются в её глазах. Он сидит спиной к остальным, но видит в её ореховых глазах нефритовую кайму, и это сбивает его с толку.
Шок на мгновение проносится по её лицу. Ему требуется секунда, чтобы понять, откуда это взялось. Страх скользит по её свету от осознания, что это он.
«Его глаза светятся».
Прежде чем он успевает отодвинуться или хоть подумать об этом, она опускает к нему своё лицо и едва слышно говорит на ухо:
— Закрой глаза, Прославленный брат, — тихо говорит она. — Закрой глаза, или они тоже это увидят. Я не скажу им. Обещаю, что не скажу…
Он испускает очередной стон, но делает так, как она говорит.
Ему едва хватает времени подумать над этим или испугаться того, что он натворил, когда она обхватывает его ногами и резко насаживается на него, опять прижимаясь к его концу и ослабляя хватку на его свете.
Он полностью удлиняется, даже не успев осознать, что она сделала.
Он издаёт хриплый стон.
Жёсткий кончик выскальзывает из него в неё, и затем он стискивает её, кричит и грубо обхватывает руками её спину. Он невольно входит в неё глубже, но она всё ещё обучает его, всё ещё старается его замедлить. Он снова вскрикивает, почти сопротивляясь ей, хоть и пытается сделать, как ему сказано. Он крепко сжимает её, когда она начинает двигаться на нём, по-другому скользя своим телом теперь, когда они соединены.
Через считанные секунды он опять потеет и чувствует, что другие видящие наблюдают за ним, их свет проникает в него.
— Не давай ему кончить, — произносит другой голос.
Он не чувствует её приближения. Подняв взгляд, он видит, что синеглазая видящая смотрит на него, а её рука лежит на талии Лены. Возле неё стоит другая видящая, с тёмными золотисто-каштановыми волосами. Они обе смотрят на него, и он крепче стискивает женщину на себе.
— Я хочу его, сестра, — говорит Элан. — Позволь мне взять его прежде, чем он закончит.
Нензи ощущает очередную низкую тягу боли. Он смотрит на Лену.
— Я хочу кончить в тебя, — говорит он. — …Только в тебя.
Глаза Лены реагируют на его слова; более мягкая эмоция отражается на её лице. Они целуются, и он вновь потеет, крепко обнимая её и стараясь войти ещё глубже.
Когда они отрываются друг от друга, она смотрит на него с вопросом в глазах.
— Моя сестра Элан хочет тебя, брат. И другие здесь тоже хотят тебя.
Он смотрит на синеглазую женщину, ощущает в ней боль, видит желание на её лице.
— Да, — он показывает одной рукой, ощущая очередной прилив боли, и смотрит обратно на Лену, борется с другой болью в груди. — Да… но…
— Я услышала тебя, брат. Мы все услышали, — Элан улыбается, но он видит, как она бросает на другую женщину слегка раздражённый взгляд. — Я не дам ему кончить, — заверяет она Лену. — Не беспокойся.
Она целует Лену с языком. При этом она начинает ласково стягивать её с него, и он стонет. Когда Элан переводит на него взгляд, её глаза смотрят хищно, оценивают его лицо.
— Кажется, он запал, Лена, — говорит она.
Лена поддаётся её рукам и полностью поднимается с него, а он вскрикивает и хватается за неё. Когда она отходит, другая, Элан, оказывается в его свете, заставляет его опять убрать шип. Её свет сильнее, настойчивее, и он осознает, что подчиняется ей.
Когда он пытается прикоснуться к ней, она прижимает его запястье обратно к дивану, пока он не обмякает под ней всем телом. Он откидывается назад, и она массирует его, не отводя взгляда от его лица.
— А этот сговорчивый, — говорит Элан, всё ещё изучая его тело своими ладонями. Она продолжает пристально смотреть ему в лицо, прикасаясь к нему. Когда он вскрикивает, она закрывает глаза, держа его за запястье.
— Ты сделаешь всё, как я тебе скажу, маленький брат? Всё?
— Да.
Она улыбается, глядя на Лену.
— Он мне нравится. Член у него тоже острый?
— Да, — говорит Лена.
Он косится на неё.
Лена встречается с ним чуть суровым взглядом.
Затем Элан дёргает его за волосы, заставляя приподнять спину. Он слегка вздрагивает от новой татуировки на плече, но вполне охотно следует за её руками.
— Я хочу, чтобы ты сначала удовлетворил меня ртом, — говорит она. — Ну же, брат. Ты наверняка делал это с людьми?
— Да.
— Покажи мне.
Она ложится на диван, и он следует за ней, накрывая её ртом ещё до того, как она полностью опустилась на спину. Поначалу она указывает и требует конкретного, но постепенно ему удаётся расслабить её, и вот он уже чувствует, как она теряет контроль над своим светом. Он доводит её до оргазма — медленно, притягивая её, экспериментируя, когда она не говорит ему, что делать.
Затем она хватает его за волосы, кричит, когда он использует пальцы.
— Перестань, — говорит она наконец, когда он начинает вновь возбуждать её. — Перестань… маленький брат… перестань.
Затем Лена тянет его назад, держа за руку, и он поворачивается, целует её, обвивает рукой её талию, крепко прижимает к себе, стоя коленями на диване. Когда они отрываются друг от друга, она смотрит на него остекленевшими глазами.
Элан обнимает его сзади.
— Твой мальчик умеет ублажать ротиком, — говорит ей Элан и ласкает его, пока тот не закрывает глаза. — Тут не придётся многому учить.
Оттаскивая его от Лены, она притягивает его обратно на диван.
Как только он ложится на спину, она взбирается на него, а он поднимает взгляд и сосредотачивается на лице Лены. Он чувствует её реакцию, пока другая женщина устраивается на нём. Он всё ещё смотрит на неё, когда выгибается по требованию света Элан и опять полностью удлиняется с изумлённым криком.
— Боги… — вскрикивает Элан.
Лена стискивает его запястье. Всё ещё склонившись над ним, она целует его, вкладывает свет в свой язык. Он теряется в поцелуе, стонет ей в рот, пока другая женщина его трахает. Когда он вновь начинает терять контроль, Лена помогает ей успокоить его, целует его горло, ласкает руку над повязкой.
Он закрывает глаза. Когда он открывает их в следующий раз, Лена всматривается в его лицо. Он видит проблеск её боли. Он не сразу распознает в этом выражении ревность.
Понимание вырывает из него очередной стон, и он опять её целует.
Как только они отрываются друг от друга, она смотрит на него, затем быстренько показывает на свои глаза и тут же целует его веки, ласками языка заставляя его закрыть глаза. Он крепче зажмуривается, понимая, почему она это сделала. Обе женщины опять притягивают его так сильно, что он теряет контроль и едва не орёт, когда азиатская видящая кончает и трётся об его бёдра.
Он опять целует Лену, пока Элан слезает с него.
Рыжеволосая отсасывает ему, пока он не принимается её умолять, затем другая опять садится на него, и к тому времени он настолько близок к оргазму, что буквально кричит. Как только последняя заканчивает, Лена сталкивает её, уже со злостью, и дёргает его за руку.
Она ложится спиной на диван и утягивает его за собой, чтобы он оказался сверху.
Когда он входит в неё в этот раз, она вскрикивает и впивается ногтями в его спину. Он едва не делает ей больно, начав удлиняться ещё до того, как он полностью оказался в нужной части. Ему удаётся это остановить, а затем он входит так глубоко, что едва не отключается. Она всё ещё контролирует его свет, всё ещё сдерживает его и сильнее подгоняет, и вот он уже едва осознает, где находится.
Когда она кончает в первый раз, он так глубоко в ней и Барьере, что может лишь кричать, чувствуя, как она крепче обхватывает его ногами. Когда она наконец позволяет ему тоже кончить, он полностью утрачивает контроль, не сумев издать ни звука, пока его тело содрогается жёсткими судорогами. Он хныкает и продолжает спускать, сжимая её волосы и прижимаясь лбом к её лбу.
Она всё ещё говорит с ним, но он не может понять её слова, не может сделать ничего, кроме как бросать свой свет и тело в неё, хрипя от боли. Он чувствует в ней боль наряду с чем-то другим, какой-то изумлённой эмоцией, когда она ощущает его свет и вспоминает, кто он.
— Боги, — бормочет она, и её боль вплетается в его свет. — Боги… Прославленный Меч. Я хочу тебя снова. Я хочу тебя снова…
Он кончает во второй раз.
Он сильно выгибает спину, кричит её имя. Она стискивает ладонями его поясницу, и он входит в неё как можно глубже, буквально сходя с ума, когда ощущает её оргазм одновременно со своим.
Долгое время он зависает там, затерявшись в ней своим сознанием.
Проходит несколько мгновений, и только тогда он осознает, что они опять одни, и другие ушли. Он наконец-то позволяет своим рукам расслабиться и грузно опускается на неё. Затем он осознает, что она голая, что он чувствует её живот, груди и бедра; халат пропал, но он не помнит, чтобы раздевал её.
Она гладит его по спине, волосам, лицу, и он осознает, что потеет, всё ещё пытаясь выровнять дыхание. Он всё ещё немного хрипит, всё ещё пытается замедлить сердцебиение, затем смеётся и целует её в губы.
— Я в долгу у брата Врега, — говорит он, покрывая поцелуями её горло. — Боги. Даже сильнее, чем он в долгу у твоей хозяйки. Возможно, мне стоит поработать на неё. Отработать его долг перед ней…
Лена улыбается, целуя его лицо, затем губы.
Поцелуй углубляется, и он чувствует, что снова затвердевает, и его свет отчаянно вплетается в неё. Её свет влияет на него сильнее, чем он может уложить в своём сознании, так сильно, что он не может думать. Оборвав поцелуй, он опять тяжело дышит.
— Мне понадобятся все деньги, которые он мне одолжил, — говорит он тише, целуя её в ухо, затем лицо. — Думаю, с этого времени мне понадобится намного больше денег, сестра.
Она ласкает его лицо, вкладывая свет в свои пальцы. Но когда он поднимает голову и улыбается, её глаза серьёзны. Она хмурится и кусает губу, пока он наблюдает за ней.
— Что? — обеспокоенно спрашивает он. — Я что-то не то сказал?
Она качает головой, и её глаза блестят чуть сильнее нормы.
— Деньги Меча здесь ни к чему.
Он напрягается, глядя на неё.
Она целует его. Её голос делается убаюкивающим, тише шёпота. Её ладонь массирует его грудь, опускается по животу и ниже, прямо над его пахом. Он закрывает глаза, когда она гладит его там, и свет из её пальцев сочится ему под кожу.
— Ты можешь брать меня, когда тебе захочется, Прославленный Сайримн, — произносит она мягко. — Я прямо сейчас опять хочу тебя. Я хочу провести с тобой несколько дней, если ты мне позволишь.
Его лицо ожесточается, а тело реагирует на её слова и пальцы. Он открывает глаза и хмурится, глядя на неё, но в то же время он тронут так сильно, что поначалу не может ей ответить. Когда он наконец заговаривает, ему приходится отвернуться от её взгляда.
И всё же он уже знает. Он не может сюда вернуться. Он никогда не сможет сюда вернуться.
Похоже, даже Врег это знал.
— Ты не можешь никому рассказывать, — мягко говорит он, лаская её лицо своим. — Ты не должна использовать это имя, даже если прикрываешь нас щитами… даже в шутку. Ты не можешь никому рассказывать, кто я, и что я был здесь. Тебе нужно забыть, что ты видела этой ночью.
— Забыть, что я только что лишила девственности Меча? — шепчет она в ответ, улыбаясь. — Не думаю, что в ближайшее время это случится, брат.
Она покрывает поцелуями его шею, использует свет, пока он не смягчается, позволив своему телу обратно опуститься на её изгибы. Она улыбается, гладя его по груди.
— Ты будешь изумительным любовником, брат, — говорит она. — Ты уже заставил половину моего дома возжелать тебя. Я думала, Элан действительно подерётся со мной за тебя. И ты даже ещё не достиг своего полного роста. Или размеров.
Он чувствует, как его лицо напрягается, а тело реагирует на её слова.
— Я лишь делал то, что ты мне говорила, — напоминает он.
Она смеётся, долго и томно целуя его в губы.
— Ты будешь ей хорошим супругом, брат, — говорит она, дразня его тихим голосом и лаская его руки. — Она будет так благодарна за тебя. Она будет постоянно притягивать тебя. Она сделает что угодно, чтобы заманить тебя в свою постель…
Осознав, кого она имеет в виду, он закрывает глаза, ощущая резкий укол боли в груди. На мгновение он не в состоянии с этим справиться, стискивает её волосы, прижимается лицом.
— Не говори об этом, — произносит он.
— Почему нет? Разве не поэтому ты ждал? Разве ты не ждал её, брат?
На это он тоже не отвечает. Когда он задумывается над её словами, боль выплёскивается из его света, отчего становится сложно видеть её, даже думать о том, где он находится.
Затем он качает головой и мягко щёлкает языком.
— Ты обязана забыть, кто я, — настаивает он. — Я серьёзно, Лена. Это очень важно.
Он смотрит на неё сверху вниз, вспоминая слова дяди об этом, о том, что он делает. Теперь уже в ретроспективе понимая предупреждение старика, он всё равно не жалеет об этом. Пока что нет. Но он знает, что это может поменяться.
— Это не… безопасно, — говорит он. — Знать об этом. Ты должна понимать.
— Я никому не скажу, — заверяет она.
— Ты не можешь этого сделать, — говорит он. — Пожалуйста, пообещай мне, Лена. Пообещай, что ты даже не подумаешь над этим. Ни разу после моего ухода.
— Я обещаю, Прославленный Меч.
Прежде чем он успевает ответить, она приподнимает свои бедра и разводит ноги так, что он вновь проникает в неё глубже. Он слабо стонет. Его глаза сами собой закрываются.
— Лена, боги… сестра.
— Ты можешь довериться мне, Сайримн. Я помогу тебе подготовиться к ней.
Боль окутывает его, когда она движется под ним всем телом, изменяя угол проникновения. Он едва не сгибается пополам, когда она сильнее притягивает его откровенно собственническим светом. Он осознает, что она притягивает его и той частью своего тела, и вот ему уже кажется, будто она ласкает его ртом там.
Он стонет ещё громче, грузно опускаясь на неё всем весом. Через несколько секунд он опять умоляет её, стискивая руками её спину.
В то же время он думает над её словами, и тесное ощущение в груди усиливается.
— Пожалуйста, сестра. Пожалуйста, не говори никому.
— Ты можешь довериться мне, брат, — шепчет она.
— Пообещай мне, — говорит он. — Пообещай мне, что ты этого не сделаешь…