Тихая гавань

Глава 11

Станислав стоял возле калитки своего дома и наблюдал, как по дороге неспешно приближается упряжка, рядом с которой так же неспешно, даже вальяжно, шествовал высокий широкоплечий мужчина с черными волосами. На лице мужчины играла улыбка, которую Станислав заметил издали. Телега была завалена мешками.

Станислав прикрыл калитку и начала снимать засов с ворот. Его двоюродный брат — Петр — приехал на рынок, близились выходные. Семья Петра жила в деревне , они держали большое хозяйство, а Станислав , после того как стал полицаем, смог выхлопотать у немцев бронь для брата, так что Петр избежал отправки на работы в Германию или строительство укреплений. Детей у Петра было семеро, старшему парню исполнилось тринадцать, так что помогать отцу было кому. Хозяйство было большое: пять лошадей, семь коров, два десятка свиней и бесчисленное количество кур, гусей и уток. Земли тоже было немало. Петр до прихода немцев нанимал иногда помощников, но потом в селе осталось не так много здоровых мужчин, поэтому пришлось и его жене помогать, и детей активнее привлекать к труду. Брат Станислава два раза в месяц приезжал в город, на рынок, продавать продукты, и всегда останавливался у него. Жена полицая не любила родственника: « Шибко он у тебя правильный и рассудительный». Петр сторонился выпивки и не курил, а также мог очень долго рассуждать о какой-либо проблеме, зачастую настолько долго, что и проблема уже забывалась.

Еще он любил рассуждать о международной политике и грехах человеческих, но получалось у него это так смешно и наивно, что Станислав слушал это с легкой усмешкой и старался во время этих рассуждений находиться в легком подпитии, что очень сильно помогало вслушиваться в слова родственника.

Между тем, Петр был человеком щедрым и благодарным: он отлично знал, как тяжело пришлось Станиславу, когда он хлопотал о брони, так что каждый приезд в город означал передачу мешка с продуктами, в котором кроме картошки и муки всегда была либо птица, либо копченое мясо, либо колбаса. Средние дети Петра — два мальчика погодка десяти и девяти лет, а также девочка — восьмилетка каким-то чудесным образом пристрастились к чтению, и Станислав подбирал им книги в подарок, благо сейчас они стоили сущие гроши, а частенько он, что и греха таить, просто молча забирал их во время реквизиционных экспедиций по окрестным селам. Мальчишки полюбили Жюль-Верна, а племянница зачитывалась Майн Ридом. Станислав немного завидовал им: они только-только начинали погружаться в волшебный мир приключений, а ему этого чувства уже не испытать. Как-то вечером он открыл роман Верна и начал читать, но быстро отложил в сторону: нет, книга не стала хуже, просто он не испытал того детского восторга. И дело было не в том, что с момента издания романа техника шагнула вперед и реальность превосходила сюжет. Нет, он читал и видел только буквы, которые складывались в слова, слова в предложения, и на этом все заканчивалось. Станислав тогда подумал, что это результат войны и оккупации: мозг работал на выживание и не желал отвлекаться на пустяки. Из жизни исчезла магия и тайна. Для них просто не оставалось места.

До войны он преподавал в местном училище, но потом пришли Советы, власть которых он категорически не принял, через три месяца его уволили из училища и , если бы не немецкая интервенция, то коммунисты отправили бы в его в Сибирь. Приходу нацистов он тоже не обрадовался: он любил свою страну, свою Родину и хотел жить, работать и растить дочерей в Свободной Польше. Но за год с небольшим Польша исчезла, а бороться с Рейхом у местного населения не было никакого желания.

Нет, конечно, первое время были какие-то попытки диверсий, вредительства и саботажа: за год советской оккупации даже в их городке появилось некоторое количество сторонников социализма,но гестапо быстро свело все эти действия к нулю. А затем перед ним стал выбор: или идти в полицаи, или отправляться в Германию, строить для немецких господ дороги. В училище его обратно не позвали, так как немцы закрыли все учебные заведения с уровнем выше начальных классов. Людям второго сорта достаточно уметь считать, писать и читать, ну и знать язык новых господ. Станислав выбрал полицию: в результате от него отвернулись все родственники, даже мать и отец перестали общаться. И только Петр с пониманием отнесся к его выбору. Он не осудил, не стал корить, не называл предателем и продажной шкурой. Поэтому Станислав был ему благодарен за такое отношение. Ведь откажись он от такой работы, то кормить семью стало бы некому. Да и вкалывать на стройках Великой Германии за еду он не горел желанием.

Однако и двоюродный брат оказался не так прост, как всем казалось со стороны: под маской хитроватого, но немного наивного крестьянина, скрывался человек другой природы. На третий месяц службы Станислава в полиции, при очередном визите Петра в город между ними состоялся очень интересный разговор. По уже сложившейся традиции они сидели за столом, Станислав потихоньку накачивался настойкой, его жена с братом-ксендзом налегали на домашнее вино, а Петр завел очередную тягомотину о царстве Польском. В тот вечер Станиславу надоело слушать бред родственника, и он вывел его на крыльцо. Дружба-дружбой, родственные отношения и прочее, но сил воспринимать эти рассуждения у него не оставалось.

- Петр, ты …

- Брат, ты хочешь навредить немцам? - из голоса двоюродного брата пропал даже намек на несерьезность.

- Э-ээ, - Станислав оглянулся, но рядом никого и не могло быть. - К чему эти вопросы?

- Я тебя прямо спрашиваю, - Петр избавился от улыбки на лице, и по тому, как он напрягся, стало понятно, что он не шутил.

- Зачем мне это?

- Просто потому, что они враги. Захватчики. Да ты и сам все понимаешь. Ты же образованный и понимаешь, что мы для них -рабочий скот. Вот ты университет закончил, а мои и твои дети при них явно там учиться не смогут. Они господа, а мы тяговое быдло.

- Допустим, - он и сам не понял тогда, почему так ответил: ведь до безумия боялся провокаций, а доверять даже родне разучился. И это был самый верный способ выживания. Но либо от неожиданности, либо от того, что алкоголь ыл в крови в немалом количестве, ответил именно так.

- Тогда есть способ это реализовать.

«Реализовать», - вот такое слово он никак не ожидал услышать от своего двоюродного брата: нет, Петр, не был глуп, но это слово никак не вязалось с его привычным лексиконом.

- Взрывать поезда и комендатуры?

Петр засмеялся:

- Вовсе нет. Информация, важна информация. Смерть нескольких немцев, конечно, ускорит их исход, но информация сделает это быстрее.

- Петр, я сейчас пьян, давай утром.

- Хорошо.

Они вернулись за стол, сидели еще долго, но спал в ту ночь Станислав плохо. короткий вечерний разговор на крыльце никак не походил на обычное общение с братом: конкретные вопросы и ответы, которые не требовали разглагольствований.

Утром он прошел на кухню, жадно опустошил большую кружку с водой и сел на лавку возле окна. Одной из мыслей было взять винтовку, нацепить повязку на рукав и сопроводить родственника в комендатуру: а вдруг вчера была провокация? Мало ли, во что он мог вляпаться? Может, гестапо проверяет лояльность местных помощников? И решило таким способом выявить потенциальных предателей. Выявить предателей среди предателей.

- Не спишь? - в дверном проеме появился Петр.

- Не сплю, - Станислав посмотрел на брата, который потирал глаза. - ты вчера не шутил?

- Нет, - Петр не улыбнулся и посмотрел назад. - с такими вещами не шутят. За такое к стенке поставят мигом.

- Что именно надо делать?

- Взять под наблюдение ж/д станцию: сколько составов и какие вагоны, их направление. И госпиталь. Самое главное госпиталь: сколько прибыло, сколько убыло, род войск и тому подобное.

- И не надо никого убивать?

- Нет. Убивать никого не надо. Не надо привлекать внимание.

- Для кого нужна эта информация? - спросил Станислав, хотя сам знал ответ.

- Для русских.

- Ты знаешь мое отношение к Советам.

- И только они воюют с гансами. Наши попрятали головы. И ты, и я, в том числе.

- Это не наша война.

- Наша, брат, наша. Немцы у нас господа, а мы чернь. Ты в городе многого не видишь. Спасибо тебе за бронь, но у себя в деревне я один из трех здоровых мужиков, которых не угнали на работы. Бабы с детишками и дедами выживают, так с них еще и провизию собирают. Выбирают последнее. Хотя, почему же ты не видишь? Ты на реквизиции постоянно выезжаешь. Так что зря я тебе рассказываю.

- Придут Советы, загонят в колхозы, - возразил Станислав.

- Да, но они меньшее зло. Мы для Советов все же люди, а для немцев — насекомые. Ты много думаешь о чувствах муравьев? Не много. Вот и немцы к нам так относятся.

Станислав смотрел на брата и не понимал, когда он упустил момент, что Петр вовсе не наивный крестьянин, а здраво рассуждающий человек с определенными принципами. Его брат умело забивал голову других людей образом болтливого крестьянина, любящего поговорить о политике и вещах, в которых совершенно не разбирался.

- И когда начинать?

- Да хоть завтра, - усмехнулся Петр, - расторгуюсь сегодня, завтра обратно, а ты мне циферки расскажешь. Заявление на вступление писать не надо.

- И записывать не надо?

- Не надо. Так упомню. Да и безопаснее без бумажек. И, это, не дрейфь, не провокатор я. Добро помню, и в тебе человека вижу, а не подстилку немецкую.

- А то, что я служу в полиции, тебя не останавливает? Не пугает?

- Тем лучше для всех, меньше подозрений вызовешь, а значит выживешь и пользы от тебя больше будет.

Чертов селянин ударил в сердце, но мягко, с любовью. Станислав и сам не был в восторге от того, что служил в полиции: успокаивал себя, что в основном занимался переводом с немецкого на польский и обратно, но все же пару раз ему пришлось пострелять. В первое время не все охотно собирались делиться провизией с Рейхом добровольно: иногда в ход шли обрезы или вилы, приходилось использовать оружие.

- Хорошо, - ответил он, -и это «хорошо» длилось уже больше года. Он собирал информацию любыми способами, привлек даже русского старика уборщика. Только с госпиталем получалось скверно: доступа внутрь полицаи не имели, так что все было на уровне слухов и рассказов санитарок и медсестер из местных. К нескольким местным докторам, которых немцы оставили работать, он подобраться не мог: до войны их пути не пересекались, а сейчас набиваться в друзья стало бы очень подозрительно. А потом немцы заменили их своими врачами. Некоторое время Станислав думал, что делает большое дело для победы над нацистами, но по роду службы знал, что восточнее их округа партизаны и подполье постоянно наносили удары по комендатурам и коммуникациям оккупантов. Иногда эти удары были очень эффектны: то поезд с техникой сойдет с рельс, то несколько офицеров взорвутся на дороге, но от Петра больше не поступало никаких иных указаний. Так что его иногда одолевали сомнения в пользе своей дополнительной "работы".

Телега закатилась во двор, и они обнялись:

- Все в порядке?

- Все в порядке, - ответил Станислав и закрыл ворота. - Есть хочешь?

- Не откажусь.

- Маришка, - он позвал жену, - накрой нам.

- Сейчас, - ответила супруга с кухни, а Петр, приобняв его за плечи, отвел подальше от открытых окон дома.

- Пока не сели за стол. А то потом, поговорить спокойно не получится...Дело серьезное: надо найти и устранить того, кто убивает немцев.

- В смысле? - растерялся Станислав.

- «Безглазики» раздражают немцев.

- «Раздражают» немного не то слово.

- Не важно, суть ты понял.

- Ладно. Что я должен сделать?

- Прекратить эти убийства.

- Петр, ты серьезно? Кто-то убивает немецких псов, и я должен это прекратить?

- Да.

Станислав сделал шаг назад и еще раз посмотрел на своего брата: высокий здоровый крестьянин с ухоженной бородой никак не походил на шпиона, ведущего сложную игру.

- Вольно или невольно этот убийца делает за нас работу. Приближает поражение Рейха.

- Этот человек привлекает много внимания к городу и округу. Немцы же встревожены?

- Более чем! - невесело усмехнулся Станислав. - Их тревога вылилась в казнь двадцати человек.

- А нам это не нужно. У нас тут тихое место, - усмехнулся Петр, - ни партизан, ни подполья. Рай земной.

- Эта покорность меня бесит! - выпалил Станислав.

- Ну, возьми гранату и брось в комендатуру, - брат откровенно потешался над ним. - Заявишь всем, что не любишь фюрера.

- Не смешно. А вот ты предлагаешь помогать немцам.

- Не предлагаю. Требую.

- Приказы не обсуждаются?

- Обычно да, но ты мне брат, брат по крови, брат по борьбе, поэтому вкратце так: госпиталь здешний не совсем простой: сюда иногда лечиться прибывают наши товарищи с поддельными документами. Товарищи в немецкой форме и с немецким языком, хрен докопаешься, но если со здоровьем беда, то в обычную больницу не обратишься, а тут их принимают и на ноги ставят.

- То есть, немцы лечат партизан и шпионов?

- Не на потоке, но...да. А из-за этих «безглазиков» нацисты в архивы полезли, ты же сам докладывал. А там много лишнего увидеть можно, лавочку прикроют. Да и заложников не жалко?

Станислав поморщился: пока его миновало счастье участвовать в расстрелах местных, но обстановка накалялась.

- Жалко. Но я даже примерно не представляю, где искать этих героев, которые ковыряют немцам глаза.

- Ты местный и знаешь, кто как относится к оккупантам.

- В этом городе нет людей, способных на такое: немцы сами режут своих.

- Вряд ли. Но это не важно, важно то, что они начали копаться в архивах госпиталя, а там есть документы, которые им не нужно видеть.

- Нельзя было эти документы сразу уничтожить?

- Видимо, нет.

- Ну, а сейчас кто мешает сжечь их к хренам собачьим?

- Вызовет подозрение. Начали проверять архивы — и архивы исчезли. Это сразу вызовет подозрение.

- Брат, я уже давно понял, что ты человек очень умный, не спорь со мной, я не примазываюсь, но посоветуй тогда, как мне этих душегубов искать, если гестапо их поймать не может и даже Берлинский сыскарь. А у Зайберта с информаторами полный порядок.

- Они — пришлые, а не местные. Ты же всех знаешь.

- Ну, не всех, и местные вряд ли.

- А если дебилы...Ну психи....

- Ты,как столичный немец, рассуждаешь, только вот не осталось психов у нас. Ликвидировали их быстренько. Почему сразу психи-то?

- Станислав, а нормальный человек станет у трупа глаза вырезать?

Станислав промолчал, не зная, что ответить.

- Я, конечно, попробую разобраться, но это невыполнимая задача.

- Она главная, самая важная. Нам важен этот госпиталь. Именно из-за него в округе нет партизан и диверсантов.

- Хитро.

- Есть такое.

Станислав как-то долго размышлял, как его малообразованный брат вообще связался с сопротивлением, но потом вспомнил, что у Петра был дядя, занимавший высокий пост в СССР. Знали об этом всего несколько человек, поэтому вопрос, как с Петром связались Советы отпадал.

- Я тут двух гусей привез, - внезапно сменил тему брат, так как из дома вышла жена Станислава. - И колбаски понаделал — свинью на прошлой неделе забили.- Кормилец наш, - супруга Станислава подошла к нему и взяла за руку:- Яичницу пожарила, идите ешьте.- Не пережарила? - поинтересовался Петр.- Нет. Для тебя старалась, - со временем их отношения стали более спокойными, неприязнь исчезла, трансформировавшись в подшучивание и словесную пикировку.- Брата своего зови, я там и горилки привез, - Петр имел в виду брата жены Станислава — ксендза. Священник был тихим безобидным алкоголиком, которого скорее жалели, чем уважали местные прихожане. Но выпивать с ним Станиславу было все же веселее, чем в одиночку.- Сам придет. Ты же мимо костела проезжал?- Было дело.- Значит, заприметил. Скоро явится.

Так оно и получилось. Едва они сели за стол, как в калитку постучали, и жена Станислава пошла открывать. Братья же рассмеялись.

- Он , наверное, выпивку еще на въезде учуял, - сказал Петр. - Возможно, - Станислав замолчал: в последнее время он стал замечать, что все чаще стал прикладываться к бутылке. Слишком тяжело стало жить двойной жизнью. - И все-таки ты поставил такую сложную задачу... - Тссс...Идут уже. Позже.

Станислав макнул хлебный мякиш в жидкий желток на тарелке и поднес ко рту:

- А если это баба?

- Какая баба? - переспросил Петр.

- Потом, так, мысли вслух. Рассуждаю по твоему вопросу.

Брат жены был в сером мятом костюме и потрепанной шляпе, которую тут же повесил на крючок в стене возле двери. Станислав смотрел на него и грустно думал, что тощий невысокий алкоголик несет слово Божье своей пастве, хотя сам не может справиться с одержимостью горячительным. Вот как такому доверять?

- Здрасьте вам, паны уважаемые.

Голос у него был дребезжащий и говорил он, как будто заискивая, но Станислав понимал, что сейчас ксендза обуревало желание поскорее сесть за стол и отправить в глотку алкоголь. В такие моменты святой отец был готов простить все грехи тем, кто бесплатно одарит его спиртным.

- Жена, налей нам водочки, - скомандовал он.

- Угу, - ответила супруга и поставила на стол бутылку фабричной водки, еще с довоенных запасов. Повернулась за стопками, а ксендз еле сдержал порыв схватить бутылку за горлышко.

- Как дела в селе, пан Петр?

- Нормально. У вас как, отче?

- Ужасно, - супруга плеснула водку в две стопки, ее брат стремительно подхватил ближайшую и опрокинул в себя. Станислав даже не успел потянуться за своей. - Просто ужасно.

- Что такое?

- Ко мне сегодня приходил Зайберт.

- Гестаповец решил раскаяться в грехах? - улыбнулся Петр.

- Нет, - ксендз после первой стопки осмелел и уже наливал себе сам, на что его сестра только покачала головой. - С ним был еще один немец, и они спрашивали, не признавался ли кто на исповеди в убийствах.

- И признавались? - беззаботно поинтересовался Петр.

- Тайна исповеди на то и тайна, - вторая стопка влетела в ксендза, и, похоже, придала ему храбрости. - Ничего я им не сказал. Грешно это.

- И что, Зайберт, молча прожевал такой ответ? - теперь уже и Станиславу стало интересно.

- Нет. ...пан Петр, будьте любезны, освежите мне стопочку...

- Ты бы поел хоть что-нибудь, - с укором обратилась к брату жена Станисалава, - тебе же еще вечернюю служить.

- Обязательно, но я в таком испуге и расстройстве. Этот Зайберт погрозил сжечь костел, если я что-то скрываю. Нехристь. Еретик. Даже красные так себя не вели.

- Просто не успели, - заметил Станислав. - Взорвали бы твой костел, или танцплощадку бы там устроили или библиотеку. А Зайберт, кстати, протестант.

- Я и говорю, что еретик.

- И все? Больше ни о чем не говорили?- Э, второй немец поспрашивал про падших женщин. Старый немец, без формы, но видно важный жук.- Совета просил?

Петр и Станислав рассмеялись, а ксендз покраснел:

- Нет. Интересовался, все ли из них также ходят на службы, не прекратили ли.

- Набожная шлюха кому-то интересна, - развеселился Петр.

- Ну тут секрета особого нет, я и сказал про парочку.

Станислав еле сдержался, чтобы не ударить родственника жены в лицо: этот придурок своим языком поставил жизни двух женщин, которые хоть и спали с немцами за деньги, но делали это не из желания, а по необходимости, под угрозу.

- Они их имена записали, Зайберт даже улыбнулся и сказал, что с костелом пошутил.

- Да и правильно, - подала голос жена, - пора с этими блядями разобраться. Позорят нас.

- Заткнись, дура, - вскинулся Станислав, - не будь этих курв, то немцы девок в городе насильничать начали бы.

- Ой, да ерунда это, они же к порядку приученные....

- Мы для них не люди, - озвучил мысли Станислава Петр. - Девкой нашей насильно попользоваться — это не закон нарушить, а одарить вниманием низшую расу.

Станислав не стал рассказывать в подробностях, что происходило во время экспедиций по деревням вместе с немцами. Хорошо, если с ними был Барт, его немецкие солдаты побаивались и вели себя дисциплинированно, но если лейтенанта в составе экспедиции не было, то в редком случае визит в село обходился без изнасилования. А почему бы и нет? В городе шлюхе надо платить, а в деревне никто не увидит и жаловаться бесполезно. Защитить некому. Полицаи просто отворачивались в сторону, мешать немцам означало поставить свою жизнь под угрозу расстрела.

- Вы лучше ешьте, а то яичница выстыла вся. Петр, чай?

- Да, с сахаром только. Меда я и у себя наемся.

- Я помню.

Станислав наконец-то выпил водку и с тоской посмотрел в окно. Жизнь продолжалась, только не обещала покоя и счастья.