Тихая гавань

Глава 26

Соседские посиделки затянулись до поздней ночи и закончились не совсем хорошо. Татьяна напилась до такой степени, что просто уснула за столом, и Косматкин еле успел подхватить ее, когда она начала сваливаться с табурета на землю. Мария посмотрела на эту картину и заявила:

- Пойду-ка я спать, а то тебе, пан Дмитрий, и меня придется ловить.

- С ней что делать? - с некоторой растерянностью спросил он.

- Да оставь здесь, ночи сейчас теплые. Проспится на свежем воздухе, утром умоется, и как огурчик.

- Не хорошо так, - возразил он.- Комарье закусает.

- Какое комарье? Мы уже сколько сидим, хоть одного видел?

- Нет, домой ее надо.

- Тебе надо, ты и тащи, а я пошла, - хозяйка поднялась и, качаясь из стороны в сторону, направилась к крыльцу. Он понял, что даже при ее желании, помощи от нее не получил бы. Сам он чувствовал себя получше своих компаньонок, но тоже был изрядно пьян. Идея оставить Татьяну на улице , только накрыть ее чем-нибудь, стала нравиться ему гораздо больше, чем перспектива тащить в дом. Пока он ее ловил, то понял, что с виду хрупкая девушка, гораздо крепче и тяжелее, чем казалась со стороны. Но он прикинул в уме, что надо вставать, идти в дом за одеялом, потом возвращаться, как-то укладывать соседку, и решил, что проще все-таки отнести ее в комнату. Как не крути, но в постели всяко удобнее будет, чем под открытым небом.

Косматкин немного напрягся и взял девушку на руки полностью. Это было приятное и такое забытое ощущение женского тела в руках, только сейчас он не испытывал ни капли возбуждения. Он повернул ее так, чтобы голова не болталась и понес к дому, стараясь делать небольшие шаги, чтобы не упасть. Весила Татьяна все же не очень много, но вот тело было сбитым, крепким. Он подумал, что ей тоже не сладко пришлось в последние годы: дочь богатых родителей разом лишилась денег и их поддержки, ее швырнуло в мир, далекий от собственных лошадей и прислуги. Этакое крутое пике, когда у аэроплана отказывает двигатель.

Он неудачно наступил на ступень крыльца и чертыхнулся, чуть не упав. Все же спиртное и его расслабило. Мария предусмотрительно оставила открытой входную дверь, поэтому не пришлось возиться с ручкой. В коридоре было темно, но его зрение уже приспособилось к отсутствию света, так что он уверенно миновал расстояние до комнаты Татьяны. Дверь была закрыта, он повернулся и толкнул ее плечом. Дверь скрипнула и открылась. На его удачу, она не была закрыта замком. Он замер, так как в комнате было еще темнее, окна были зашторены, так что даже лунный свет не освещал помещение. Он попытался вспомнить, где у нее стоит кровать: когда забирал стул для посиделок, то автоматически запомнил расстановку мебели и угадал. Татьяна отправилась на свое ложе, и он наклонился, чтобы подложить подушку под голову женщины. Последовал быстрый и сильный удар в горло — Косматкин от неожиданности отпрянул назад и сел задницей на пол, запутавшись ногами в каких-то тряпках, скорее всего одеяло и простыня свалились с кровати. У него перехватило дух, и он только хрюкнул, когда попытался сказать, что все нормально и никто ей не угрожает. Но девушка снова провалилась в сон. Косматкин потер участок шеи, куда пришелся удар и подумал, что будь он чуть сильнее, то не факт, что он смог бы вообще дышать. А вообще ситуация выглядела нелепой: старик пытается уложить пьяную бабу спать, а она, подумав невесть что, защищается, да еще так эффективно, что он садится на задницу. Он улыбнулся и , опираясь на кровать левой рукой, поднялся: Татьяна не спала, на него уставились сверкающие глаза:

- Животное!

Он второй раз за последние мгновения не отреагировал быстро и получил еще один удар в руку, только сейчас его нанесли каким-то предметом. Предплечье задрожало, и он уже просто отпрыгнул к двери и захлопнул ее: не хватало еще быть избитым пьяной соседкой. По руке потекла кровь. Чем же она его ударила? Явно не ножом — ничего такого не было в поле зрения, хотя какое поле, если там было темно. Он помотал головой — какой-то бред. Пьяная драка с пьяной соседкой, которой пришло в голову, что он покушается на ее честь, хотя он всего лишь по доброте душевной притащил ее домой, не оставив на улице. Права была Мария, когда говорила, что лучше ничего не делать. Самое удивительное, что трезветь он не начал и отправился в свое подземелье. Там зажег керосиновую лампу и увидел, что рукав рубашки порван, а на руке вздулся кровоточащий бугор. Он достал из настенного шкафчика кусок марли и приложил к ране — царапина, но глубокая, которая будет долго заживать. Какая- то идиотская ситуация. Татьяна приняла его за насильника и защищалась, а он вообще ничего не хотел. Как завтра все это объяснить той же Марии он не знал. Сумасшедший дом какой-то. А во всем виноват алкоголь. Явно, не очень привыкшие к нему, организмы среагировали диким образом. Захотелось курить, но он вспомнил, что открытая пачка осталась на улице и, тяжело вздохнув, лег на кровать. В сон он провалился мгновенно. Трезвый он всегда засыпал долго, мучительно можно даже сказать.

Но сон был недолгим. Косматкин открыл глаза и ощутил сухость в глотке. Полежал минуту, представляя, как к лицу кто-то подносит кувшин с водой, ледяной, обжигающе холодной, освежающей и бодрящей. Но никто не поднес, пришлось подниматься. Предплечье чесалось, он сначала даже не понял почему, но пальцы наткнулись на марлю и он вспомнил недавние события.

Скверно получилось. Придется объясняться. Он заставил себя встать, накинул рубашку и поднялся на кухню. Солнце уже поднималось. Он очень хотел пить, но голова не болела, что уже хорошо. В теле была слабость, руки подтрясывало. Он зачерпнул кружкой воду из ведра с питьевой водой и сделал глоток. Вода была холодной, но не ледяной, поэтому второй раз он влил в себя уже половину кружки. Его замутило, и он сел на табурет. Тошнота быстро прошла. Наручных часов у него не было, был будильник в комнате, но он не помнил, заводил ли его вчера. Будильник был старый и требовал ежедневного завода. Многие его вещи были старыми , как и он сам.

Косматкин потряс головой и внимательно осмотрел рану, так как марлевая повязка сползла к локтю и пришлось закатать рукав почти до плеча. Глубокая царапина уже покрывшаяся коркой, она и чесалась. Так всегда бывает, когда засыхает кровь. Ничего страшного. Ему стало интересно, чем же Татьяна ее сделала. Не ножом , это точно, но и не ногтями. Ногти у нее были аккуратные, но коротко остриженные. Поцарапать ими можно было, но не настолько глубоко.

Любопытство взяло верх, и он заглянул через открытую дверь в комнату соседки: девушка спала, свернувшись калачиком, словно младенец в утробе. Рядом с ее головой лежал средней длины металлический штырь с темной круглой рукояткой, этакое шило гигантских размеров. Он не смог понять для каких целей предназначался этот инструмент, но то, что использовала она именно его , было ясно. Он окинул комнату взглядом и еще раз отметил, что в ней царил хаос, не свойственный женщинам. Нет, не было ни одной пылинки, не было грязи, но вот вещи — одежда, книги, чистая посуда , столовые приборы, какие-то документы, флакончики с парфюмерией, все это находилось в беспорядке и было разложено по комоду, подоконнику и столу. На столе он заметил часы, вмонтированные в массивную чернильницу. Они показывали без пятнадцати минут пять. Он прислушался и по тихому тиканью определил, что часы идут, значит поспал он совсем мало. От силы часа три, может немного больше.

Косматкин тихо прикрыл дверь и вышел на улицу., добрался до места их посиделок и закурил. Совершенно неожиданно, он вспомнил свою двоюродную сестру, которая была старше на четыре года, но умерла уже очень давно: вот у кого он видел такой же беспорядок. Вот воспоминания о ком пробудил вид комнаты соседки. И это был тревожный признак: сестра страдала сильным психическим расстройством, которое купировалось лет десять лекарствами, но потом началась революция, еще одна, война, с медициной стало совсем плохо, и она умерла. Только вот умерла она от сердечного приступа, так как оно не выдержало работы с огромной жирной тушей, в которую превратилось тело сестры. Та в периоды обострения просто уничтожала продукты, что в условиях Гражданской войны было почти невероятно, но ее родители служили на железной дороге и даже при большевиках получали хорошие деньги и пайки. Но Татьяна могла похвастаться скорее спортивной фигурой, так что скорее всего его догадка о ее болезни не верна.

Но Косматкин продолжал вспоминать, и с каждой секундой его охватывал страх: покойная сестра кроме обжорства в последние два года своей, так сказать, жизни начала проявлять агрессию по отношению к окружающим — могла наброситься с кулаками на постороннего человека, несколько раз пыталась ударить ножницами свою мать. Поэтому ее запирали в комнате в такие моменты и держали там, пока приступы злобы не проходили. Но они случались все чаще, и промежуток между ними становился все меньше. А агрессия возрастала. Тетка, когда-то добрейшая и милейшая женщина, измученная заботами о дочери, превратилась в привидение. Пока ее дочь толстела, она усыхала на глазах, так как постоянно недосыпала и тоже заработала нервный срыв. Дяде приходилось браться за дополнительную работу, чтобы прокормить семью. Он машинально потер свою оцарапанную руку и чуть не поперхнулся дымом от папиросы, закашлялся и поискал на столе свою стопку. В бутылке еще оставалось водки грамм сто.

"Да не может этого быть!" - он испугался собственных мыслей.

Но что-то внутри него подсказывало, что может, и не только может, но так и есть. Он до последнего времени вообще не интересовался убийствами немецких военных, считая, что это дело рук подполья, но когда немцы согнали заложников и потребовали от горожан выдать преступника, то Мария все уши прожужжала, что ходит слух о женщине-убийце. Он вспомнил и разговор с Доброжельским, который интересовался слухами об убийствах.

Сомнений у него не было никаких: ночная потасовка, хаос в комнате, какой-то надлом в поведении девушки. Он стал вспоминать , не видел ли ее с немцами и когда она не ночевала дома, но тут ему было сложно определить ее отсутствие или присутствие, так как в обычные свои рабочие дни он ложился спать рано. Сон у него был крепкий, если удавалось заснуть быстро, так что ночевала ли она всегда дома он точно сказать не мог.

«Я, наверное, совсем рехнулся на старости лет,» - подумал он, - «или водка мозги набекрень свернула?» Косматкин налил стопку и выпил ее. Сыщиком себя возомнил. Он закурил вторую папиросу, плюнув на вчерашнюю мысль экономить курево: «Подумается же ахинея такая, Ольгу - сестру еще к чему-то вспомнил. Ну, не нравится соседке складывать вещи по стопкам, но это же не означает, что она по ночам за немцами охотится. А то, что драться полезла, так с пьяну подумала, что я ее снасильничать решил. Поди, бывали такие попытки. А штырь этот для защиты ей нужен. Пистолет-то немцы явно не одобрят. Подумается же ерунда всякая! Это все водка сюрпризы преподносит»

Он вылил остатки водки в стопку и отправил ее в рот, затем подцепил вилкой кусок соленого огурца и удовлетворенно крякнул. Сухость во рту исчезла, а голова стала легкой и чистой. Однако тревога никуда не исчезла, и он подошел к калитке, но потом вспомнил, что немцы ввели комендантский час и его могут просто пристрелить ,если он выйдет за пределы своего двора, да и идти куда-то было слишком рано. Сказать хозяйке дома о своих подозрениях? Засмеет или у виска пальцем покрутит, скажет, что напраслину на соседку наговаривает, чтобы комнату ее занять. Доброжельский, вот кто может выслушать и помочь: он вспомнил, что полицай тоже интересовался убийцами, утверждая, что это не дело рук подполья. Он, конечно, тоже посмеется над стариковскими бреднями, но хотя бы не побежит докладывать немцам. Ведь те могут не особо разбираться и …

Косматкин замер: немцы, разбираться...Послезавтра утром заканчивался срок ультиматума горожанам. Послезавтра утром Зайберт начнет расстреливать заложников. Фридрих назвал гестаповца мясником, так что он сдержит обещание, но рассказать немцам о своих дурацких подозрениях, основанных на выпивке и ночной драке с пьяной бабой? Они же начнут ее допрашивать, а как допрашивают в комендатуре он уже на себе попробовал, а тут перед ними будет потенциальная убийца офицеров. Сдерживать себя немчура не станет.

Его дурацкие домыслы с одной стороны и жизни полсотни заложников с другой. Косматкин выругался и достал третью папиросу. Нет, почему он вообще об этом думает? Надо идти спать. Игра в сыщика закончена. Он не Шерлок, так что следователь из него негожий.

Он зацепился за табуретку, и на шум выглянула Мария:

- Пан дмитрий, ты чего бродишь как неприкаянный? Людям спать не даешь.

- Да, так. Старость, бессонница.

- С рукой чего? - взгляд у женщины был цепкий.

- Об дверь поранился.

- Да подойди ты к окну, чего орешь, как сумасшедший. Соседку разбудишь.

- Да, - он подошел к окну Марии почти вплотную:

- Вот тащил вчера ее и думал, что дочь мог бы так нести. Эх...

- Ты спать иди лучше, отец …. Встал пораньше, чтобы водку дохлебать? - Мария заметила на столе пустую бутылку, а она точно помнила, сколько там оставалось.

Она попала точно в цель. Объяснить ей, почему он допил водку, Косматкин не решился, поэтому с виноватым видом промолчал.

- Вот все вы мужики на один манер. Выпить, покурить, да погулять. И с возрастом только «погулять» уходит, да и то не у всех. А в остальном, как с юности пошло, так и до конца дней.

- А вы чего не спите?

- Так ты мебель роняешь не очень тихо. Разбудил.

- Ну, так получилось. Я вот на кухню прокрался тихо.

- На кухню тихо,а во дворе как слон .

- Ну, тут уж вышло так. Не нарочно.

« а может сказать ей, пусть посмеется, заодно и мои подозрения развеет?» Но он не стал: положив руку на сердце, он мог сказать, что пани Мария была просто глупой, говорливой бабой со стремительно ухудшающимся характером, на что оказывало влияние одиночество и тревога за будущее.

И выскажи он ей свои подозрения, то она со своим языком понесет эту информацию по улице, А ведь он может просто ошибаться, хотя что-то внутри него упрямо настаивало на правоте. И словно подтверждая его мысли заговорила Мария:

- А девчонка-то не простая, злючая дюже. Сама смеется , ухахатывается, а зубами аж скрипит.

- С чего это вдруг ? Мне так не показалось, - соврал он, хотя согласился с наблюдениями Марии.

- Да от недолюбленности -то все.

- Так вроде появился же немчик какой-то.

- Ну, как появился, так и пропадет.

- В смысле пропадет? - неужели она тоже догадывается, но он ошибался.

- Ну, подлечат его, и на фронт отправят. Или домой, а она же даже не фольксдойче, так что никому в Германии, кроме как служанкой нужна не будет. Вот и корежит ее. А...-махнула рукой Мария. -кого бы не корежило. Девка молодая, здоровая, на лицо приятная, а мужика нет.

- То есть, изъяны женского характера это от отсутствия постельных удовольствий?

- А ты жизнь прожил и не понял? От этого все и идет.

- Да как-то не совсем согласен, но по поводу Тани поддержу: есть какая-то напруга в ней. Как пружина сжатая, - он сказал это и вспомнил, как ночью эта пружина разжалась, и только сейчас он понял, что штырем тем она его убить могла. Просто пробить артерию или вену и все- пиши пропало.

- Вот постоянно ты словечки какие-то обтекаемые и умные пытаешься вставить, пан Дмитрий. Не было ли у тебя в роду жидов, а то временами ты такой изворотливый и скользкий?

- Жидов точно не было — это в комендатуре проверили и и подтвердили.

- Иди спи, большевик, а то опять голова болеть начнет, а водки больше нет.

- Да не болела у меня голова, это я так, для общего укрепления организма, принял, - непонятно зачем он начал спорить.

- Дорвался до дармовщины, - резюмировала Мария и начала прикрывать окно шторой:

- Все, я спать.

- Ну, а я покурю еще.

- Под окном только не дыми. Итак вчера обдымил всю.

- Хорошо.

Он вернулся к калитке и оперся на локтем на изгородь: что же делать, как поступить, с кем посоветоваться? Поразмыслив еще пришел к выводу, что кроме как к Доброжельскому с таким разговором и обратиться больше не к кому. Полицай мужик не глупый, образованный , да и вроде как помогает своим. Под «своими» Косматкин подразумевал красноармейцев, так как больше никому информация о поездах была не нужна. Он плохо представлял, насколько она вообще важна, но Дмитрия устраивало такое положение дел: никого не надо взрывать, убивать, а немцам вред вроде как нанесен.

Он не испытывал ненависти к нацистам, немного наивно рассуждая, что на войне случается всякое. К тому же Гражданскую он застал уже не мальчишкой, так что насмотрелся ужасов, которые творили и белые и красные, и и чехи, и много кто еще. И те вещи, которые он видел, заставили его не то чтобы разочароваться в людях, но относиться к ним как к существам, способным к нерациональным и жестоким поступкам. Жил-был человек, а потом раз и превратился в зверя. Дикого и беспощадного. Но обычно эти метаморфозы происходили с людьми, поставленными в обстоятельства, угрожающими их жизни. Косматкину совершенно не хотелось верить, что кому-то просто нравится убивать.