Тихая гавань

Глава 27

Начинало темнеть, когда Барт вернулся в комендатуру. Шульц попросил его еще раз допросить хозяйку комнаты, в которой был убит офицер. Барт нашел перепугавшуюся его появления бабу, но поляк-полицай успокоил ее, что они приехали с исключительно мирными целями. Допрос не показал ничего нового : убитый снимал комнату самостоятельно, никакой женщины с ним не было, и до того, как он осмотрел комнату, никто из женского пола не приходил. Это было логично, так как комнаты в том доме снимали для того, чтобы водить туда женщин. Хозяйка дома , немного осмелев, еще успела пожаловаться, что после той страшной находки, клиентов у нее стало гораздо меньше. Барт раздраженно заметил, что вообще следовало сжечь тот дом, после чего развернулся и сел в машину.

Он вылез из «Опеля» и практически столкнулся с Шубертом. От того несло спиртным, и лейтенант напрягся: похоже, конфликта не избежать. Шуберта сменили на складе после его визита, и он за несколько часов успел изрядно нагрузиться алкоголем.

- Не дергайся, лейтенант, драки не будет.

- Это хорошо, - ответил Барт, но решил не расслабляться. Некоторые подонки предупреждают, что ничего не будет, а потом нападают исподтишка. - Уделишь мне немного времени? Хочу расставить точки над "

I

".

- Да, конечно, поговорим в кабинете?

- Отличная идея.

- Шмультке, доложи Шульцу и Зайберту, что никакой новой информации не получено, а я пока буду занят с герр Шубертом.

- Слушаюсь, герр лейтенант.

Они с капитаном зашли в кабинет, и Шуберт выставил на стол уже открытую бутылку коньяка. По этикетке Барт понял, что это французский. Вообще, он никак не ожидал от Шуберта такого поведения. Пьяный, решивший помириться, а не раздувать конфликт. Это было просто удивительно, но он решил послушать своего оппонента.

- Барт, ты выпьешь со мной? Хотя, можешь не отвечать. Знаю, что откажешься.

- Откажусь, - подтвердил лейтенант. Ему сейчас совсем не хотелось туманить мозги алкоголем, так как в кабинете Зайберта сидела растерянная Хельга, которой они предъявили пока еще неофициальное обвинение. Зайберт же попросил их еще поработать с материалами: нужны были дополнительные доказательства, а применять к ней жесткие меры воздействия он не хотел. А Хельга накричала на Барта и Шульца, обвинила в безумии и заявила, что ничего говорить не станет.

Будь на ее месте дамочка из местных, то ее бы уже отвели к Гюнтеру, и тот быстро бы представил отчет: лжет она или нет, но Зайберт решил немного подождать. По гестаповцу было заметно, что он вроде как и согласен с сыщиком, но безмерно удивлен и расстроен.

- Итак, капитан, о чем вы хотели со мной поговорить?

- О Зайберте.

- А причем здесь он? - искренне удивился Барт.

- Мне не нравится, что ты попал под его влияние. Негоже офицеру вермахта якшаться с такими как он.

- Капитан, вы пьяны, давайте побеседуем, когда будете в нормальном состоянии.

- В нормальном состоянии, лейтенант, я уже никогда не буду, - засмеялся Шуберт..

Барт начал раздражаться: Шуберт просто ворует его время. Пьяный , несет какой-то бред, упоминает гестаповца, хотя конфликт с ним не для кого ни секрет.

- Зайберт? О, Зайберт палач, маньяк, он не солдат, он -забойщик скота. И он дождался момента. Я за ним с самого начала наблюдаю, я видел, как растет жажда в его глазах. И он дождался. Повод появился. Выжидал, облизывался.

- Это про заложников?

- Да. Про них.

- У нас, всех нас, я имею в виду германских военнослужащих в этом городе - Барт выделили слово «нас», - капитан, нет иного выхода, кроме как отреагировать подобным образом. Мы все, я , вы , зайберт делаем общее дело. Мы в разных службах, но и работа гестапо важна, так же как и наша служба.

- Лейтенант, не надо мне читать прописные истины. И да, я отлично понимаю , что работа всех служб по-своему ценна, но ,прошу тебя, не втягивайся в это вслед за Зайбертом.

- Куда я могу втянуться? - барт совершенно не понимал слов Шуберта и раздумывал, каким образом избавиться от него. Но ничего приличного пока в голову не приходило, а продолжать конфликт он тоже не хотел.

- В безумие, - Шуберт хотел выпить из горла бутылки, но лейтенант подвинул к нему чистую кофейную чашку. - Благодарю.

- Капитан, ну , право, давайте перенесем нашу беседу на завтра. Я очень рад, что вы настроены миролюбиво, так как тоже не хочу видеть в вашем лице недоброжелателя, - Барт решил действовать уговорами, но не сумел избавиться от Шуберта.

- Лейтенант, я пьян, оттого и говорю с вами. Вы не думайте, что это коньячные пары, хотя, конечно, именно они и развязали мне язык ,нет, я хочу вам кое-что рассказать про таких, как Зайберт, и вы поймете, почему с ним лучше не связываться.

- Ну, хорошо, излагайте. Только я пока буду бумаги заполнять — не сочтете оскорбительным? - лейтенант понял, что избавиться от пьяного капитана так просто не получится.

- Нет, - улыбнулся Шуберт, - все знают, что вы трудолюбивы до фанатизма, вот, кстати, слово такое интересное....

Барт про себя простонал: такие вот разговоры были одной из причин, почему он практически не употреблял алкоголь.

- Но Зайберт не фанатик, он живодер.

- Капитан, вы все навешиваете на него ярлыки и ничего толком не сказали.

- Ах, да, - Шуберт плеснул в чашку еще коньяка. - Есть в России такое местечко Клинцы, варварское какое-то название, впрочем, как и сама страна, но не об этом речь. В начале операции на Востоке мое подразделение временно расположилось там, готовились к очередной операции. И туда прибыла айнзатцгруппа , для устранения евреев и подполья. Обычно они появлялись уже когда мы покидали свои стоянки, но в тот раз нас задержали, - капитан сделал глоток и причмокнул, чем добавил в сосуд раздражения Барта еще одну каплю. - Рапп ими командовал, оберштурмбанфюрер. Такая же свиноподобная громадина, как и Зайберт. Их там, наверное, штампуют по одному лекалу. Они быстро составили список нежелательных элементов, Рапп как-то уговорил мое командование оказать им помощь. Тогда еще вермахт не обязали помогать гестапо. Нет, я понимал, что русские настроены к нам отнюдь не приветливо, не во Францию попали. А я был во Франции, могу сравнить. В России мне пришлось изрядно повоевать. Дерутся большевики неумело, но отчаянно, хотя сейчас уже, наверное, и умело. Но опять же не об этом речь. Ну так вот, на окраине того местечка вырыли яму метров двенадцать длиной. Земля холодная была, промерзшая — пришлось даже пару раз взрывчатку использовать.

- И гестапо расстреляло русских и евреев из списка? - с иронией поинтересовался Барт.

- Расстреляли, только вот две трети списка были бабы с детьми, несколько с грудными.У вас есть дети?

- Две дочери.

- Вы видели как убивают детей?

Нет. Но при чем здесь Зайберт.?

- Дослушайте историю до конца. Вы же все равно работаете, а я уже начал и не факт, что когда протрезвею, захочу еще раз вспоминать тот случай. Рапп расставил над ямой десятьсвоих человек, подтащили ящики с патронами на отвал, а в саму яму спустились еще двое с пистолет-пулеметами.

- А вы где были в тот момент?

- В оцеплении. Список внушительный для ликвидации получился: человек триста. Холодно было, но их заставляли перед ямой раздеваться догола. Подводили к краю и стреляли в голову. Люди Раппа смеялись при этом, весело им было. Сначала шли мужчины, кто-то орал, кто-то пытался даже изобразить побег, но в основном тихо, потом начали баб с детьми. А баба с дитем , особенно с грудным — ну это же почти единое целое. Детишек вырывали из рук, протягивали над ямой и стреляли из пистолета в затылок.

- Это эксцесс исполнителя, - спокойно заметил барт.

- На пятом грудничке у меня внутри что-то сломалось. А как оно не сломается? В морозном воздухе стоял непрекращающийся бабский вой, детский плач тоже , знаете ли, не добавлял удовольствия. Я и мой капитан потребовали от Раппа прекратить акцию и отпустить женщин с детьми. Я тогда лейтенантом был и назвал гестаповца палачом, но он только посмеялся и обвинил нас в чистоплюйстве.

- Но ведь он был прав, - тихо проговорил Барт. - Кто-то должен выполнять и такую работу. Если бы орды большевиков вторглись к нам, то они бы действовали бы также, а то и похуже.

- Я не испытываю к русским ни малейшей симпатии, но мы же арийцы и, мы солдаты, воевать с детьми, с младенцами, это чудовищно. Это не война — это истребление.

- Они вырастут и станут врагами. И там, наверняка, были евреи?

- Почти не было: их перестреляли еще до прихода зондеркомоманды Раппа. Служащие, коммунисты, бюрократы и их семьи.

- И после этого вы решили, что все гестаповцы такие , как этот Рапп?

- Я не рассказал до конца. Рапп веселился, ему на самом деле было весело, когда очередная голая баба скатывалась в ров с простреленной головой, а детей он называл «паучатами». Меня и моих солдат оттеснили, так как никто не собирался прекращать акцию. Они просто вошли в какой-то раж.

- Пьяные?

- Пьяные и под «перветином», но были и трезвые, они постоянно менялись у рва и даже спорили, кто больше «нащелкал», предлагали моим солдатам присоединиться. Яма , кстати, заполнилась быстро, ее потом подожгли.

- Это очень печальная история, особенно про детей, - Барт на секунду задумался. - Но я в сотый раз повторю, как Зайберт связан с этой историей?

- О, все просто: в соседней части у меня служил приятель, и туда прибыла уже группа Зайберта. Вещи там происходили похуже той картины, что наблюдал я.

- Это слухи, вы лично не видели....

- А какой смысл моему приятелю врать? Мы с моим капитаном отправили жалобу на Раппа, но в итоге меня просто перевели сюда, чему я, признаться , был рад. А потом здесь появился Зайберт. По некоторой информации его отправили в тыл, чтобы немного охладить пыл. Поправить душевное равновесие, так сказать.

- Ладно, с этим тоже понятно, но почему вы считаете, что я стану таким же?

- Вы , лейтенант, личность внушаемая и немного наивная. Но вы же не палач, да?

Барт не нашел, что ответить. Сам вопрос подразумевал надежду на положительный ответ, но был глубоко возмутителен. Конечно, он не палач, в детей он стрелять точно не станет, но среди заложников хоть и были женщины, но ни одного ребенка старше пятнадцати лет. А подростки все же не дети. Но, он нашел иезуитскую уловку в своих рассуждениях: пятнадцать не дети, четырнадцать не дети, и так далее. Но , если их версия с Хельгой , верна, то никаких казней не будет. Наконец он выдавил:

- Нет, я солдат. И я не палач.

- Отрадно слышать, - Шуберт налил еще коньяка, рука его дрогнула , и чашка переполнилась, жидкость пролилась на стол, и лейтенант резким движением убрал бумаги в сторону. Капитан извинился:

- Право, совсем все из рук валится. Я смотрел сегодня на этих польских скотов. Они нас ненавидят, но, черт возьми, они же люди.

- Так скоты или люди?

- Лейтенант, не цепляйтесь к словам. Если Зайберт прикажет вам участвовать в расстреле, то вы же откажетесь?

Барт задумался и промолчал. Он как-то не думал о том, что придется самому участвовать в экзекуции, до этого с расстрелами вполне справлялись подчиненные Зайберта.

- Вы думаете, что ответить, а вот я откажусь. Убивать врага на поле боя — это правильный путь солдата, а стрелять в спины безоружных — увольте.

- Вас могут разжаловать и отправить на фронт. Вы же знаете, что мы, как вспомогательные части обязаны содействовать гестапо и айнзатцгруппам.

- Я не боюсь смерти, не боюсь фронта, хотя и не хочу туда возвращаться. Но не из-за русских, а из-за таких как Зайберт или Рапп. Кстати, у горящей человеческий плоти запах похож на свинину.

- Вы же не видели, как они жгли тела? - Барту показалось, что он поймал Шуберта на несоответствии и вообще он выдумал эту историю, но тот только покачал головой. - Огня не видел, а вот запах дошел и до Клинцов.

- В заложниках нет детей, - Барт решил как-то прекратить этот неприятный разговор.

- Пока нет, этот палач обещал же казнить каждый день по двадцать человек, так что скоро доберется и до детей, для усиления воздействия. Ведь он решит, что напуганные родители выдадут убийцу.

- А вы предлагаете оставить все, как есть? Наши боевые товарищи погибают, а мы будем улыбаться полякам и говорить: «Продолжайте»?

- Не надо трогать баб и детей.

Лейтенант не стал посвящать Шуберта в подробности с Хельгой, так как получалось, что убивала не местная жительница, а казнить собирались горожан. Он про себя сравнил Шуберта и Зайберта. И сравнение было явно не в пользу первого: высокомерный, презрительный и отчужденный. А гестаповец рассудительный , готов помочь, объяснить, он многому у него научился. И после нападения на Шульца лейтенант присутствовал при расстреле на площади. Он постарался вспомнить лицо и поведение гестаповца в тот день и не нашел ничего, что подтверждало бы слова Шуберта: Зайберт не выказывал ни тени удовольствия, распоряжался экзекуцией быстро, спокойно и деловито. Никаких улыбочек и шуточек он не заметил, хотя в последнее время он постоянно напевал эту дурацкую мелодию и несколько загадочно улыбался. Но не в момент казни. Так что Шуберт ошибается:

- Это все интересно, капитан. Я понял вашу позицию, приношу извинение за свое поведение на складе...

- О. это моя вина. Я был не совсем корректен и спровоцировал вас, - Шуберт подошел к двери и выглянул в коридор.

- Тихо как. Как перед бурей затишье.

- Днем здесь было намного оживленнее, - заметил Барт. - Капитан, зачем вы мне вообще все это рассказали? Я все же не так наивен, как вы считаете, и отчетливо осознаю, что во время войны происходят неприятные вещи, случаются подобные инциденты.

- Чтобы вы понимали, с кем вам приходится работать. И чтобы вы остались солдатом, а не превратились в палача.

- Я никогда не был склонен к жестокости. Мне это чуждо, но с врагами Рейха и фюрера я буду беспощаден.

- С врагами — да,но не с детьми же.

- Из детей врагов вырастают взрослые враги.

- Их можно воспитать если не друзьями, то и не врагами.

- Этим мы займемся после войны. А она идет не только на фронте.

- Конечно, - лейтенанту показалось, что Шуберт даже как-то протрезвел. Да, пить на спор с таким противником он бы точно не стал. Капитан протянул ему руку:

- Спасибо, что выслушали. Надеюсь, мы не враги?

- Конечно, нет., - искренне ответил Барт и пожал руку Шуберта.

- И все же я надеюсь, что вы внимательнее присмотритесь к вашему коллеге.

Закончив эту фразу, Шуберт прихватил бутылку и направился к выходу из комендатуры, а лейтенант вернулся к документам. Внезапно он подумал, что Шуберт оказался не таким уж и законченным ублюдком. Только все равно никак не мог взять в толк, в чем по мнению капитана опасность общения с Зайбертом. Гестаповец никак не склонял его к бездумному насилию, не призывал стрелять налево-направо, настаивал на тщательном документировании всех акций по возмездию и уничтожению бандитов. А если Шуберт и столкнулся когда-то с жестокостью айзантцгруппы, то это вовсе не означало, что все группы и их командиры одинаковые. И кто-то вообще должен был делать неприятную работу в тылу, особенно на территории Советов. Это здесь, в Польше, им повезло, что местное население не склонно к сопротивлению, а в ста километрах восточнее, на землях Белоруссии вовсю орудовали партизанские банды: пускались под откос поезда, взрывались мосты и машины с солдатами, убивали фольксдойче, полицейских, их семьи. И как прикажете на это реагировать? Подставить, как завещал Христос, вторую щеку? Им принесли освобождение от большевистского рабства, вернули церкви, которые коммунисты и евреи взрывали или превратили в скотные дворы, а они убивали его соотечественников. Тупые и злобные варвары с промытыми сталинской пропагандой мозгами. Шуберт, конечно, попал на неприятное зрелище, но судить так обо всех членах айзантцгрупп не имел права. А неприязнь к Зайберту основывал вообще на слухах. Один приятель рассказал.

Барт задумался над тем, а не сообщить ли об этом разговоре гестаповцу, но пришел к выводу, что это будет выглядеть несколько подлым и низким. О том, что между Зайбертом и Шубертом существовала напряженность, в гарнизоне знали все, но эта напряженность не перерастала в конфликт, так что не стоит его раздувать. Такое только на руку врагу.