- Зачем ты выкалывала глаза?
Татьяна сидела напротив Шульца в допросной комнате. Выглядела она хоть и потрепанно, но держалась спокойно, он сказал бы даже с некоторым достоинством. Отвечала спокойно, не устраивала истерик, но и не лебезила.
- Где-то прочитала, что в глазах убитого остается отражение лица убийцы. Детектив такой был, они мне всегда нравились. Решила, что так надежнее будет. Вот только не знаю, правда это или нет.
- Ерунда. Глупая выдумка. Что использовала для извлечения?
- Ножницы, для ногтей. Сначала нож, но им не удобно, а ножницы оказались самым подходящим инструментом. Более-менее аккуратно получалось.
- Когда ты знакомилась с офицерами, то имела ли сразу умысел их убивать?
- Зачем? - она на самом деле была изумлена вопросом, и он посмотрел на доктора Ланге, психиатра из госпиталя, которого прислал Нотхакер. Тот просто кивнул головой, давая понять, что ожидает продолжения.
- Зачем? - повторила она вопрос и сама же стала на него отвечать. - Нет, меня всегда привлекали люди в военной форме. Не в повседневной и мятой, а офицеры в красивых парадных мундирах, со всеми этими нашивками, значками и наградами, а если еще и сами они спортивные и симпатичны, то я была заинтересована в знакомстве. Я же, женщина. И мне хочется найти достойного спутника жизни.
Шульц подумал: «Ты не женщина, ты-монстр», но вслух этого говорить не стал: его интересовали ответы, а комментировать ее слова пока не стоит.
- Но все знакомства заканчивались смертью тех господ, с которыми ты знакомилась. Почему?
- Не всех, отнюдь не всех. Но, тут согласна, большинство не оправдывало ожиданий.
- Каких?
- Они сначала прикидывались нежными и заботливыми, но как только дело доходило до близости, то превращались в грубых скотов. Такая богатая наружная красота, и полная гниль внутри. Это приводило меня в разочарование. Крушение надежд раз за разом.
Барт, сидевший рядом, при слове «скоты» хотел было возмутиться, но сыщик хлопнул его по бедру. Лейтенант понял и сдержался.
- Они причиняли тебе боль?
- Боль? Думаю, что да.
- Ты не уверена? Или просто не помнишь? Что они такое делали? - Шульц решил, что еще несколько вопросов и надо будет сделать перерыв. Они допрашивали ее уже два с половиной часа, Зайберт прислал свою даму сердца — Эмму, которая стенографировала допрос. Пару раз он видел на лице Эммы выражение ужаса и отвращения и подумал, что гестаповец слишком жесток по отношению к женщине, которую , наверное, любит. Но с другой стороны доверить такое кому-нибудь из местных он бы тоже не решился. Интересно, а о своей работе он ей в подробностях рассказывает, когда они лежат рядом в постели? Сам Шульц свою жену никогда не посвящал в подробности своей деятельности, а ей хватало ума не лезть с вопросами. Некоторые вещи их любимым лучше не знать. Мир и так суров.
- Физически это было просто унизительно, а вот душевно — просто колоссальный удар по ожиданиям. Они убивали во мне надежду. И да — это было больно. А мне не хотелось, чтобы мне причиняли боль. И ведь они могли причинить боль кому-то еще. Кому-то, не столь сильному,как я. Наивной девушке, еще не познавшей любви.
- Позвольте, я задам пару вопросов? - вмешался психиатр, и сыщик согласно кивнул. - В вашем прошлом кто-то из людей в форме совершил над вами насилие? Я просто уточняю, так как знаю ответ.
- Это случилось, когда началась война.
- Солдаты вермахта?
- Нет, наш польский офицер. Сбежал с фронта,обманул нас, что отправляется за снабжением, отец позволил ему остаться у нас — русские еще не пришли. Этот скот напился и надругался надо мной.
- Вы рассказали об этом отцу?
- Нет. Эта скотина пообещала, что убьет всех моих родных, если я проболтаюсь. У него было оружие, и он не шутил.
- Вы решили разобраться с ним самостоятельно?
- Я долго мечтала об этом, но он сбежал и от нас, так как на подходе были красные. В тот момент я не уверена, что мне хватило бы решимости. Вы думали о примерно таком ответе, доктор? Не так ли?
Шульцу за свою службу приходилось проводить тысячи допросов, но эта женщина просто изумляла его: психически больная, но совершенно спокойная и уверенная в себе. Она даже не раскаивается в совершенном. Тот акт насилия что-то изменил в ее голове, изменил так, что она решила винить во всех бедах военных.
- Изнасиловал вас поляк, а убивать вы стали немцев? Вот я чего-то не понимаю.
- Узко мыслите, - она улыбнулась, из-за разбитого лица улыбка вышла зловещей. - Насилие совершил солдат, а чья на нем форма значения не имеет. Все солдаты насильники и убийцы.
- Красных вы тоже убивали?
- Нет. Форма у них некрасивая, да и в тот период мне было не до знакомств. А потом я переехала сюда.
- И убили пожарного?
- Да. Убила пожарного. Мы познакомились и как-то сразу прониклись симпатией. Он тоже был не местный. Но оказался скотиной. Как и все остальные. А потом польские военные закончились, - она сказала это таким тоном, как будто в меню закончились салаты.
- Ясно. Давайте прервемся. Герр Барт, распорядитесь пожалуйста, чтобы ей принесли воды.
- Вы расстреляете меня сейчас? - в ее голосе не было страха.
- Нет. Пока вообще не идет речь о вашей казни, - солгал ей Шульц и поднялся со стула. За ним вышел Барт, чуть позже Ланге и Эмма. Стенографистка была бледной словно призрак. Она спросила у Барта:
- А герр Зайберт еще не вернулся?
- Скорее всего еще нет, - ответил лейтенант. Гестаповец после разговора с Эльзой отправился на экзекуцию. Барт попробовал напомнить ему, что убийцу поймали, так что можно освободить заложников, на что получил ответ следующего содержания.
- О поимке убийцы вы доложили в 15 20. Срок ультиматума был установлен на 13 30. Так что не успели, и первая партия будет казнена.
- Но вы обещали, что отпустите заложников, если убийцу выдадут.
- Лейтенант, я прекрасно помню, что обещал. Город не уложился в срок, так что первая двадцатка будет расстреляна, остальных отпустим. Все по справедливости и не противоречит ультиматуму.
Барт не стал спорить, но вспомнил слова Шуберта про оберштурмбанфюрера и внезапно пришел к выводу, что капитан был прав.
- А вы не хотите принять участие в акции? - Зайберт широко улыбнулся, словно бы приглашал его на чашку кофе.
- Нужно закончить с допросом, - Барт решил любым способом избежать участия в расстреле.
- Да никуда она уже не денется. Можно не спешить, пусть Шульц пока ей займется.
- Я хотел бы поучиться у него вести допросы таких , - лейтенант никак не мог подобрать определения для Татьяны. - таких экземпляров.
- Дело ваше, не стану настаивать. Но, хочу заметить, что и это тоже опыт.
- Герр Зайберт, вы приказываете?
- Нет. Упаси Боже. Занимайтесь вашей самкой. Только не переусердствуйте. У меня к ней будут отдельные вопросы.
- Хорошо.
- Господа, а давайте выйдем на улицу, я очень хочу курить, - попросил доктор, и они вышли из комендатуры. Было уже темно. Темно, но очень тепло. Ему нравились такие ночи. Теплые и темные. Шульц подумал, что опять придется работать до утра, но не чувствовал никакой усталости. Даже его разочарование в том, что убийцей оказалась не Хельга прошло. На эту польку никто и подумать не мог, хотя основания для подозрений были: не местная, без супруга или жениха. Но ей помогало то, что в связях с офицерами ни разу не была замечена. Кстати, он задаст ей вопрос, как ей это вообще удалось. Городок небольшой, и хоть кто-то же должен был видеть ее с убитыми.
Во двор вкатилась машина Зайберта, и гестаповец присоединился к ним. Он выглядел усталым, но довольным.
- Вот я сегодня проснулся с предчувствием, что денек выдастся замечательным. И не ошибся. Акция приведена в исполнение, убийца поймана, все просто великолепно.
Шульцу хоть и было плевать на горожан, но все же вид улыбающегося Зайберта, который только что казнил двадцать человек немного не соответствовал его внутренним принципам. Неожиданно он сравнил гестаповца с оставшейся в допросной Татьяной и пришел к выводу, что между ними не так уж много и различий. Убивать для них -просто. Вот он сам бы вряд ли был бы так весел, если бы пришлось расстрелять двадцать гражданских лиц. Сыщик понимал необходимость данной акции, но вот вид гестаповца свидетельствовал, что ему это очень по душе. Зайберт просто светился и не стремился скрыть своей радости.
- Вы какие-то унылые, господа, - он тоже достал сигарету и встал рядом с доктором.
- Мало приятных вещей мы там слышим, - заметил Шульц. - Интересных много, приятных мало.
- Она отказывалась говорить?
- Вовсе нет. Спокойна, четко отвечает на вопросы. Это вообще нормально? - поинтересовался сыщик у Ланге. Тот покачал сигаретой:
- Нет. Это просто свидетельствует об отсутствии эмпатии, сопереживанию другим. Она -выродок.
- Безумна?
- Абсолютно.
- Доктор, - вмешался Зайберт, - ну не безумна же полностью? Скорее это небольшие отклонения. Безумец не смог бы так тщательно скрываться. Я видел настоящих безумцев. Участвовал в акции по оздоровлению нации. Это были существа иного вида. Именно существа.
- Небольшие отклонения? - Ланге поперхнулся дымом. - Убивать людей и вырезать им глаза — небольшие отклонения по-вашему?
- Нет, я просто предположил. Вы доктор, вы специалист. Вам виднее.
- В госпитале мне приходится иметь дело с нашими воинами, травмированными войной. Да, встречаются среди них те, кто готов убивать со спокойной душой, но даже они понимают, что в убийстве , даже врагов, есть что-то неправильное. А эта женщина, она другая.
- Русский старик, который и дал нам информацию о ней, упомянул, что в ее комнате был полнейший бардак. Так оно и оказалось — я был на обыске. Так вот этот старик сказал, что у него была родственница с психическим заболеванием, и в ее вещах наблюдался такой же сумбур. Однако, несмотря на домашний хаос, рассуждает она вполне логично, - Шульц вспоминал и других сумасшедших преступников, с которыми сталкивался прежде. - Доктор это же тоже показатель ее ненормальности?
- Конечно. Очень явный признак. Ваш русский вовремя сообразил. Молодец.
- Он не мой, - пошутил Шульц, - он , скорее, герр Зайберта.
Гестаповец обратился к лейтенанту:
- Помните, герр Барт, что вы хотели расстрелять старикана Косматкина?
- Не спорю, - пробурчал лейтенант. - Но не хотел, а предлагал.
- Вот. Я чувствовал, что он пригодится. Не всегда мертвый русский — лучший вариант. Звучит такое необычно, но имеет право на существование. Расстреляли бы его и еще долго искали бы эту мразь.
- Да, из-за нее мы подозревали двух ариек: Эльзу и Хельгу. Хельге вообще не повезло, - согласился Шульц, - улики так ловко складывались против нее. Да еще и ее некоторая эпатажность. Завтра надо будет принести извинения.
- Она не держит зла. Отнеслась с пониманием. Но вот Эльза, эта женщина просто потрясла меня. Вот пример правильной немки — собранность и готовность сражаться. Жаль, что она не изменила своего решения покинуть этот городок, - в голосе Зайерта было сожаление. - Но я ее понимаю.
- Герр Зайберт, - поинтересовался лейтенант. - вы присоединитесь к нам?
- Нет, не буду мешать. Я хочу сегодня поспать — итак почти трое суток на ногах. А этой дамой займусь утром. У меня есть к ней особые вопросы.
- Эмму можно будет отпустить? - деликатно спросил Шульц, но гестаповец помотал головой:
- Нет, придется ей закончить, но я сам попрошу ее остаться. Это неприятно, но протокол допроса нам понадобится.
Шульц подумал, что слово «неприятно» не самое подходящее к тому, что записывала Эмма. Ему приходилось сталкиваться с убийствами, которые совершали безумцы, ловить их и допрашивать, но не один из них не вызывал у него такой тревоги, как эта стройная полячка. Сплав красоты и женщины с разумом убийцы. Были в его делах убийства, совершенные женщинами, не так уж и редко они случались, однако мотивом их служили деньги, материальные блага, месть за измену. Никто не убивал ради удовольствия.
- Скажите, доктор, - он обратился к Ланге, - а могла эта мерзкая тварь испытывать сексуальное удовлетворение в моменты убийств?
- Господи, герр Шульц! - Зайберт картинно всплеснул руками. - Вам это зачем? Переживаете за ее удовольствия?
- Для полноты картины. И хотелось бы хоть немного понять ее мотивы.
Доктор осмотрелся вокруг, выискивая место, куда можно было бросить окурок:
- С высокой степенью вероятности. Отсутствие нормальной близости, наложенное на опыт насилия, могло послужить одним из мотивов убийств, как способ сексуальной разрядки. Звучит это мерзко, но вполне возможно.
- Продолжим?
- Да, нам бы хотя бы часам к двум ночи с ней закончить.
- Я тоже хочу спать, - заявил Барт, надеясь, что Шульц перенесет допрос на завтра, но сыщик не стал делать ничего подобного: пока подозреваемый готов говорить, то этим надо пользоваться. Завтра он может просто замолчать, так что даже их перекур мог отвратить Татьяну от нормального продолжения, но им всем требовалась передышка.
- Я слышал, что у вашего водителя, герр Барт, появилось прозвище «обезьяна»?
- Я не знаю, не особо вникаю в треп солдатни. Вполне возможно. Он же залез на второй этаж по практически голой стене, без лестницы или хотя бы инструментов. Так что не удивлюсь.
- Вам, лейтенант, сказочно повезло с этим водителем, - отметил Зайберт. - Цените его.
- Ему и так многое сходит с рук, - пробурчал Барт, но тут же добавил, - он делает все возможное и даже больше, а самое главное — способен думать, а не только выполнять приказы.
- Кстати, лейтенант, я решил расстрелять Поланского, надеюсь, вы не станете возражать? Хельге пришлось из-за него пережить не самые приятные моменты.
- Это ваша сфера. Я тут не решаю.
- Бросьте, вы же знаете, что мне важно ваше мнение.
- Герр Зайберт, не ставьте его жизнь в зависимость от моего ответа. Я не хочу вершить судьбы всех этих польских зверушек.
Шульц слушал их разговор и думал, что слишком буднично , с шуточками и пикировкой, решаются судьбы людей, причем речь шла не о каких-то незначительных делах, а о жизни. Пошутил Зайберт - будет человек жить, пошутил Барт — его выведут в поле или на площадь и выстрелят в затылок. Его просто распирало от желания спросить у доктора, что он думает по поводу психического здоровья этих господ, но сыщик сдержался. Тут и без Ланге было все ясно. А иногда лучше промолчать. Он не боялся высказать свое мнение, просто понимал, что оно не будет никому интересно.
Они вернулись в кабинет прежним составом, Эмма переговорила с гестаповцем в коридоре, и тоже зашла в допросную с тяжелым вздохом. Шульц опустился на свой стул и обратился к Татьяне, которая словно примерная школьница сложила руки на столе перед собой.
- Как вы знакомились со своими жертвами?
-Они не жертвы. Они — разочарование. Жертвы - это все мы, поляки.
- И все же мне очень интересно узнать про знакомства.
- Знакомилась в магазинах или просто на улице, но если потом и встречалась с ними, то только так, чтобы нас никто не видел вместе. И ни разу я не начинала первой. Они сами завязывали разговоры. Я не люблю сплетни и пересуды, поэтому потом для встреч подбирала уединенные места.
- Но такая скрытность подразумевает, что вы уже в момент первой встречи, знали , чем закончится это знакомство?
- Не знала, но интуиция подсказывала, да и не хотелось ловить на себе косые взгляды: мол, спуталась с немцами, подстилка. Я и так тут многим как бельмо на глазу.
- А почему вы так агрессивно настроены к вашей начальнице? Фрау Эльза рассказала, что относилась к вам с доверием и уважением.
- Она решила все бросить, а для меня это потеря работы. Уважение? Ну, если только по ее мнению. И, да, я завидую ей.
- Чему именно? Вы образованны и недурны собой. Если бы не ваша мания, то вполне могли бы быть замужем за хорошим человеком.
- С приходом большевиков она, как и моя семья, лишилась собственности, затем пришли вы, и ей собственность вернули, а мне, наследнице земель отказали в восстановлении...
- Политика Рейха на восточных территориях не подразумевает передачу сельхозземель крупным владельцам, - неожиданно вставил Барт. - Никаких помещиков. Земля для крестьян.
- Именно, - согласилась Татьяна. - Я потеряла все. А ей все вернули, а чем я хуже? Только тем, что полячка, а она фольксдойче?
Шульц хотел ответить: «Да ты просто монстр, зверь, как можно тебя сравнивать с любым человеком?», но вслух сказал:
- Веская причина. Ты планировала еще убийства?
- Я их никогда не планировала. Так просто...получалось.
- А ты осознавала, что убийства вызовут нашу реакцию, что из-за этого пострадают твои соотечественники?
- Если вы про заложников, то мне все равно, - Татьяна ответила так спокойно, что Шульц даже растерялся. - Они мне чужие. Не родственники. Я даже росла в других местах. Вы считаете , что я безумна? - в ее голосе послышался неподдельный интерес, и сыщик замялся, раздумывая, что ответить. - Для этого здесь доктор?
- Мы не отрицаем такой возможности.
- Зря. Я совершенно обычный человек. Это мир вокруг меня ненормальный, это он, это все вы сошли с ума, а я в полном порядке. Это ваши солдаты не могут любить правильно. Им надо насиловать, забирать силой, даже то, что готово само им отдаться.
- А куда ты собралась уехать, если бы оказалась в машине? - вдруг спросил Барт.
- Прочь отсюда, в лесу бы спряталась, а там бы меня не нашли, - вот теперь ее ответ был по-настоящему наивным.
Шульц поинтересовался, не принести ли ей еще воды, но она помотала головой:
- Мне нужно в дамскую комнату.
- Хорошо.
Лейтенант приказал двум конвойным сопроводить ее. Они остались одни, и доктор сказал:
- Я думаю, что мое присутствие здесь больше не нужно. Она сумасшедшая, я подготовлю доклад. Но ведь это не спасет ее от казни?
- Конечно нет, - ответил Шульц, доктор как будто не знал, что такой диагноз даже для немца означал ликвидацию. - Да, спасибо вам, что помогли нам.
- Доклад будет готов к завтрашнему обеду. Вас устроит?
- Да.
- Тогда вынужден откланяться.
- Хайль, - сказал Барт и, как только Ланге вышел, спросил у сыщика:
- Может и нам сделать перерыв до утра?
- Вы правы, лейтенант.
- У меня голова уже тяжелая, нужно поспать. Да и фрау Эмма тоже устала.
- Все свободны, - Шульц тоже устало вздохнул. - Много я встречал безумцев, но это просто выдающийся экземпляр. Она совершенно не стесняется рассказывать нам свои мысли и при этом спокойна, словно речь идет о самых обычных вещах. Ну, как рассказывать , почему мне не нравятся корнишоны и чем лучше туалетная вода вот именно этой марки.
- Я прикажу караульным запереть ее в клетке, - Барт подошел к стенографистке. - А вас провожу до дома.
- Это так любезно, - Эмма не стала отказываться.
Шульц же сказал:
- Лейтенант, сможете завтра утром заехать за мной?
- Конечно, герр Шульц. Вас тоже сопроводят до номера.
- Не стану возражать. После очередной акции возможны любые неожиданности, а горожане теперь знают, что я хорошо стреляю, и могут тоже воспользоваться не ножами.
Сыщик пожал руку лейтенанта и вышел из допросной.