Тихая гавань

Глава 33

Вставай, чертов большевик, вставай! - кто-то тряс его за плечо, настойчиво, грубо и как-то торопливо. Косматкин открыл глаза и ощутил сильный запах горящего дерева. Над ним склонился Доброжельский. Это было невероятно, ведь он ушел от него в сильном подпитии и как опять оказался здесь он не понимал. Горит где-то? Здесь горит, идиот, - поляк резко схватил его за рукав рубашки и потащил на себя. Косматкин упирался. Они начали пить с самого утра, когда Доброжельский вернулся со службы. А учитывая, что Косматкин употреблял уже третий день подряд, то голова соображала очень плохо. Идиот русский, чтоб тебя черт забрал! - полицай отпустил его и рванул к сорванной с петель двери. Кто-то ее выбил, отметил про себя Косматкин, но все же последовал за ним. На первом этаже вовсю бушевал огонь, и он практически сразу начал трезветь. Доброжельский сунул ему в руки мокрую тряпку и прыгнул через начинавшие заниматься огнем полы коридора. Он последовал его примеру, приложив тряпку к лицу. Несколько секунд, и они оказались на улице, там Доброжельский снова схватил его за рукав и дернул в сторону калитки. У Косматкина подкосились ноги, и он повалился на землю спиной, так что теперь мог видеть, что дом охвачен пламенем почти полностью, а его комната чудом не занялась огнем. Пок акой-то странной прихоти судьбы туда даже дым не попал. А хозяйка? Пани Мария? - спросил он у полицая. Если была в доме, то там и осталась. Надо ее вытаскивать, - Косматкин попытался встать, но ноги не держали его, и он шлепнулся обратно. Полицай покачал головой: Там уже крыша начинает рушиться. Не вытащим. Будем надеяться, что ее в доме не было. Загорелось то отчего, и ты как здесь очутился? Доброжельский не успел ответить, как все затопил резкий звук пожарной сирены. Кто-то из пожарных заметил горящую крышу и включил оповещение. Только драгоценное время было потеряно. Сирена смолкла. Ты долго не залеживайся, Федорыч. Ко мне пойдем. Там переночуешь. А вещи? - у Косматкина было не так уж много вещей, но даже зимняя и осенняя обувь по нынешним временам ценилась очень высоко. Деньги, папиросы и документы у него были в карманах штанов, но денег оставалось совсем ничего — рубаху не купишь. Новые приобретать придется, - ответил полицай. - Твои сгорели. Да ты радуйся, идиот, что жив остался. А вещи, ну, черт с ними. Поделюсь с тобой своими. Только сапоги сам купишь. Так загорелось отчего? Подожгли тебя, - Доброжельский не шутил. Зачем? - изумился Косматкин. Я уже половину пути до дома прошел, как мне одна добрая душа шепнула, что вот прямо сейчас тебя поджигать будут. И кто же жег? И за что? А ты как думаешь? Так я же, получается, спас людей, не всех, конечно, но большинство. Народец по-другому считает. Решили, что офицеров ты убивал, а Таньку подставил: очень удобно, мол, устроился. Ножик соседке подкинул и в полицию сдал. Но ты же понимаешь, что... Я-то понимаю, а народ вот не особо, - Доброжельский показал рукой на горящий дом. - Вот их понимание, вот их благодарность. Тебе теперь только у меня жить придется, иначе прирежут одного. Ко мне не сунутся — побоятся, а в другом месте жив долго не останешься. Надо как-то объяснить людям, - начал Косматкин, делая вторую попытку подняться на ноги. Угу, в газете местной статью напечатай. Ты теперь — прихвостень немецкий. Но кроме меня туда же с полсотни человек с доносами пошло. Их тоже жечь станут? Но сработал только твой. Так что вот такая история. А с Марией что делать? Искать будем потом. Или среди развалин или по подружкам. Косматкин надеялся, что с ней все в порядке. Она и так натерпелась ужаса: обыски, потом еще и допрос Шульцем. Вряд ли она оставалась дома: столько событий надо было обсудить с подружками, а он на роль собеседника явно не годился: опустошенный и пьяный. - Я протрезвел полностью, - заметил он, - вот только в ногах слабость. Вставай. Сейчас пожарные прибудут. Косматкин посмотрел на горящий дом: Тут уже и тушить не надо. Пусть догорает. К соседям, главное, чтобы не перекинулось. Не должно, ветра нет. Он смотрел на горящий дом и испытывал , да ничего он не испытывал: еще один день преподнес сюрприз. Жизнь не позволяла ему спрятаться от потрясений. Он завидовал улиткам: втянул голову в раковину, и никто тебя не достанет. Жаль, что у него нет такой способности. Косматкин все же сумел подняться на ноги. Доброжельский был покрыт серым пеплом. Как ему удалось вытащить его из подвала он не понимал: чудесное спасение какое-то. Крыша рухнула с тихим шипением, и они отошли подальше. По улице бежалли несколько человек -соседи с ведрами. Он крикнул: Не надо. Доброжельский остановил его: Пусть , пусть бегут. Тебе уже все равно, что они делать будут. Ты прав, - согласился Косматкин, - ты прав. Мне вообще уже все равно. Не раскисай, большевик. Сейчас ко мне пойдем, выпьем и спать. Выпить — это хорошая мысль, - он подумал, что за последние несколько дней употребил больше, чем за полгода до этого момента, но алкоголь казался спасением. Подъехала пожарная бочка с пожарным шлангом, установленная на старенький «Форд». Машина была настолько древней, что немцы не реквизировали ее, а оставили пожарной команде. Пожарные не торопились начинать тушение, а внимательно осмотрели дом со всех сторон: Пусть порушится, потом прильем. Не особо вы торопились, - заметил Доброжельский. Как увидели, так и поехали, - возразил командир расчета, пожилой поляк с длинными усами, с самокруткой в зубах. Напишите, что поджог был в отчете. Пан Станислав, - командир расчета сделал затяжку и выдохнул дым в сторону, - я сам решу , что написать после осмотра. А пока думается мне, что пан русский, напился, закурил в постели или окурок бросил в комнатах наверху и не потушил. Мы же не зря предупреждаем, что курить дома опасно. Доброжельский начал злиться: Пан Новак, я вам говорю, что это поджог, значит так оно и есть. Там баба еще внутри может быть. Нет ее там. Мы ее по дороге видели, она в центре на рынке была. А с поджогом я все-таки сам разберусь. Был он, не был. Пан Новак хочет испортить со мной отношения? - полицай был в бешенстве. Пану Доброжельскому стоит быть поаккуратнее с друзьями. Не ровен час, и у вас ножичек кровавый найдут. Пожарный прямо заявлял, что Косматкин предатель и подлец, который может подставить любого человека, с которым общается. Пану Новаку лучше думать головой, а не жопой, - зло высказался полицейский и добавил: - Хуже баб на сплетни уши развешиваете. Все бы вам врагов выискивать. Эта сука, если бы не русский, и дальше бы немцев резала, а Зайберт нас бы к стенке ставил. Тебя бы не поставил, - заметил пожарный. Да кто его знает, только вот пан Дмитрий сделал доброе дело, а вы все извернули, извратили. От большевиков только вред. Зря ты его вытащил. Это мне решать. А я вот что скажу: кто еще попробует до него добраться, со мной дело иметь будет. Твари неблагодарные! - Доброжельский плюнул под ноги пожарному. Новак сделал шаг в его сторону, но спохватился и остановился: За тобой власть пока, пан Станислав, но все может измениться. Это мы еще посмотрим, - ответил Доброжельский и обратился к Косматкину: Пошли отсюда. Они медленным шагом направились к дому полицая, Косматкин спросил: Так пани Мария не в доме была? Не в доме, конечно, предупредили ее и вывели, а тебя она подыхать там оставила. Да как же она согласилась-то дом свой сжечь? Жить сильнее хочется, а с жильем определится, вон теперь сколько домов пустует, - полицай показал на заброшенные жилища, которые частенько встречались им по пути. - Я тебя не понимаю, чего ты у нее жил, деньги тратил, давно бы занял дом пустой. По привычке, - ответил Косматкин, - да и хоть какие люди рядом. Зачастую, лучше , чтобы рядом никого не было. А Новак берега потерял. У него кого-то расстреляли? Вроде нет, но может из родни дальней, о ком я не знаю. Скорее бы наши пришли, - сказал Косматкин, а полицай нахмурился. Один сапог на другой поменяется. Вот и все, что изменится. Ну, стрелять-то так не будут. Да, хоть и не люблю коммуняк, но соглашусь. Пойдем, пан Станислав, через киоск газетный, я папирос прикуплю. На оставшиеся деньги. А завтра на работу выйду. Киоск, который в центре? Да. Крюк приличный получится. Ну иди тогда домой, а я сам подойду. Чтобы тебя одного ножичком сработали? Я тебя из подвала не для этого тащил. А для чего? А для того, большевик, чтобы ты жизнь свою не в огне закончил. Да и сведения со станции мне еще нужны. Вот с последнего и надо было начинать. Так мы идем? Идем, - вздохнул Доброжельский, - курилка ты старая. Куда от тебя денешься. Косматкин заметил, что в сторону площади идет достаточно много людей: гораздо больше, чем обычно, хотя рынок должен был скоро закончиться. Шли целыми семьями, бросая в их сторону злобные взгляды, но никто ничего не говорил — шедший рядом полицай сдерживал. Он подумал, что жизнь не очень справедливо обошлась с ним в этот раз: он , как ни посмотри, сделал доброе дело — спас людей. Да, не всех, всех не успел, но спас же. А его обвиняют в их смерти. Это все потому, что он для них — чужак, такой же, как и немцы, даже хуже. У немцев власть, а у него вообще ничего. Куда вы все претесь? - поинтересовался Доброжельский у древней старухи, которая еле передвигалась, придерживаясь за заборы, но упорно шла в сторону площади. А то ты не знаешь, - ответила она. Не знаю. Немцы там эту девку на площадь выкинули. Фабричную. В смысле выкинули? Труп бросили, чтобы мы полюбовались. Однако, - пробормотал Доброжельский и обратился к Космтакину: Может не пойдем? Косматкин достал почти пустую пачку, пальцами пересчитал остатки и замотал головой: Нет, не хватит до завтра, а потом киоск закроется. Ну как знаешь. А это с тобой , пан полицай, русский что ли? - старуха была подслеповата. Русский. А что? - с некоторым вызовом ответил поляк. Ну пусть полюбуется на дело рук своих. Обязательно. Косматкин тяжело вздохнул, но решил, что ничего уже не изменится, поэтому надо все же дойти до киоска и потратить оставшиеся деньги на папиросы. Без курева он с ума сойдет. Он заметил, что при их появлении, горожане старались отойти в сторону, пропускали вперед или напротив ускоряли шаг, чтобы только не оказаться рядом. Шарахались как от прокаженных. Доброжельский на это сказал со злой усмешкой: Не делай добра, не будет и зла. Благими намерениями... Вот не надо мне этого, у сестры братец мозги мне такими речами уже проклевал. Кстати, тоже со вчерашнего у меня отирается. Портки никак не просохнут. Пьянь проклятая. Он же за людей просить пришел, - вступился за ксендза Косматкин. В штаны мочиться можно было не перед немцами. А, - махнул рукой Доброжельский, - ты во всех только хорошее видеть хочешь. Я вот смотрю на тебя и удивляюсь, как ты вообще до своего возраста дожил. Сам порой удивляюсь, - согласился Косматкин. Они вышли на площадь, добраться до киоска в обход не было возможности, поэтому пришлось идти таким путем. Напротив городской управы собралась небольшая толпа, к которой постоянно подходили новые люди. Возле входа в управу стояли несколько полицаев. На Косматкина устремились десятки ненавидящих взоров, воздух на площади словно наэлектризовался ненавистью и злобой. Тебе, сука русская, рядом с ней лежать надо!- крикнула молодая женщина в черном платке. - Резали вместе, а ответила она одна! Косматкин понял, что идти за папиросами было крайне дурацким предприятием, но он уже здесь. Расступитесь, люди добрые, пусть потешится, посмотрит, гад! - добавила молодуха в трауре. Толпа разошлась в стороны, и перед ним открылось не самое приятное зрелище: на брусчатке лицом наверх было распластано тело Татьяны. Платье задралось, открывая бедра, на месте одного глаза чернела дыра, носа практически не осталось. Пальцы одной ноги были расплющены ударами чего-то тяжелого. Смерть не далась ей легко. Косматкин не мог отвести взгляд в сторону, она его словно загипнотизировала. Это сделал он. Чужими руками, прикрываясь благими мыслями, но он. Однако, - хмыкнул Доброжельский, - Зайберт перестарался. На груди трупа лежала табличка с надписью: «Убийца». Кто-то из толпы подошел к полицаю и отчетливо сказал: Станислав, уведи его отсюда, не доводи людей. Не доводить людей? - у Доброжельского задрожал голос. - Бараны! Вы этому старику руки целовать должны! Он ваши жизни никчемные сохранил! Спасибо ему, благодетелю, - кто-то из толпы ответил с явной издевкой. Плохо спасал! - молодуха в траурном платке еле сдерживалась, чтобы не подбежать к ним. - Знал-то уже , поди, давно , да все выжидал, а может и помогал этой твари. Я, как только понял, так и... - начал Косматкин, но полицай дернул его за рукав: Пошли, пошли в твой киоск, нечего с идиотами разговоры разговаривать.

Косматкин от рывка очнулся и пошел вслед за Доброжельским, который выбрал путь так, чтобы держаться от толпы подальше:

Не мог потерпеть без курева, теперь наслаждайся.

Они миновали площадь и подошли к киоску, продавщица , с которой Косматкин прежде болтал вполне непринужденно, молча с каменным лицом взяла у него деньги и швырнула две пачки на прилавок. Он ничего не сказал и тоже молча положил их в карман.

Уезжать мне надо.

По-хорошему — да, - согласился полицай, - но не получится. Куда тебе ехать? Ни денег, ни родни. Я попробую с Бартом переговорить, но немцам ты не нужен.

Я вообще никому не нужен.

Мне нужен, - усмехнулся Доброжельский, - от тебя еще польза будет, я это чувствую.

Я, конечно, не думал, что меня благодарить станут, но такого точно не ожидал.

Люди — тупое стадо, а это стадо еще и напуганное, а тебя ненавидеть легко. Чужой, предатель, полячку немцам сдал, так что все сходится.

А если поразмыслить?

Им не до размышлений. Им виноватый нужен. Желательно, живой. Чтобы с ним разобраться самим можно было. А не немцам.

Зачем они так с ней жестоко? - Косматкин имел в виду смерть Татьяны.

Месть, тоже злобу вымещали. Столько времени за нос водила, да и мертвые офицеры картину не украшали.

Она же сумасшедшая была. Я даже не уверен, что она осознавала, что творила.

Пан Дмитрий, - Доброжельский внимательно на него посмотрел, - тебе и ее жаль?

Конечно, человек же...

из-за нее , кроме немцев почти пятьдесят человек порешили. Тупых, дурных, но не причастных. А ты еще ее жалеешь?

Ее бы полечить.

Ты или дурак, или притворяешься очень правдоподобно. Такое не лечится. Ты же сам про родственницу свою рассказывал.

Пока были лекарства, она почти нормальная была.

Немцы своих-то психов всех ликвидировали, а ты про польскую психопатку и лечение говоришь. Самому не смешно?

Чему смеяться? - Косматкин вытащил папиросу и подкурил. Глаза щипало, и он с удивлением осознал, что хочет плакать. Однако сдержал слезы. - Тому, что люди в зверей превратились?

Умозаключениям своим наивным, вот чему смеяться. И не превратились люди, они всегда такие были, только вот раскрылись сейчас полностью. Слетели маски.

Ладно, пойдем к тебе. Выпьем и обсудим.

Это хорошее предложение, - согласился полицай, и они пошли к нему домой.

Косматкин , делая затяжки, подумал, что как бы не относились к нему теперь жители города, но он поступил правильно. Не приди он в комендатуру, сейчас Зайберт продолжал бы расстрелы заложников. Гестаповец не шутил, ему скорее всего даже нравились эти казни. Мог же и не придираться ко времени ультиматума и пощадить первые двадцать человек, но не стал, хотя Татьяна уже находилась под арестом. Это возмутило Косматкина, но повлиять на немца он никак не мог. Хорошо, что хоть на этом остановился.

А с ненавистью горожан он справится. Пройдет немного времени, и они поймут, что он им только добро сделал, поймут и смирятся с его жизнью. Косматкин, несмотря ни на что, все же верил, что разум победит ненависть, откроет людям глаза. А к тому времени, смотришь, и немцев прогонят. Доброжельский, пока они пили, рассказал новости с фронтов очень сильно отличавшиеся от информации в немецких газетах и немецком радио. Красная Армия упорно выбивала фашистов со своей территории, англичане и американцы вот-вот готовы были открыть второй фронт, а солдаты немецкие становились все моложе. Так что не очень-то и долго осталось до освобождения. Он точно доживет до этого момента.