Тихая гавань

Глава 32

Барт знал и врачи советовали, что после приступа онемения в ноге следующие пару дней лучше побольше ходить пешком, давая постоянную нагрузку на мышцы. Не оставлять больную ногу в покое, а не давать мышцам застывать. По крайне мере это ему раньше помогало.

Он проспал всего несколько часов и когда открыл глаза, то было около семи утра. Он хотел еще немного поваляться в постели, но сон как рукой сняло. В голове роились мысли по поводу вчерашнего, нога к счастью не немела. Он медленно поднялся, вышел во двор, где стояло ведро с холодной водой, стянул с себя майку и зачерпнул ковшом воду, наклонился и полил себе на шею. Холодная, почти ледяная вода отлично взбодрила лейтенанта. К таким процедурам его приучил отец, и он помнил, что на удивление даже маленькому ему такое понравилось. Теперь кожу в месте соприкосновения с водой покалывали теплые иглы. Жаль, что так нельзя было делать с больной ногой — физические нагрузки приветствовались, а вот температурные перепады нет.

Он подошел к прибитому к стене дома умывальнику, над которым висела полка с козырьком. Там лежали бритвенные принадлежности. Он потрогал подбородок рукой — щетина терпимая, поэтому взял щетку, набрал пальцами зубной порошок из металлической банки и нанес на зубы.

Из курятника послышалось кудахтанье, и оттуда выглянула старуха-полька, у которой он снимал дом. Сама она жила в доме напротив, а в его дворе держала кур и уток.

- Доброе утро, герр Барт. Завтракать будете? Яичницу быстро пожарю, свежие яйца-то.

Старуха была вдовой немецкого торговца, дом, в котором он жил, когда-то был домом его родителей, но уже давно пустовал. Звали ее Лидия.- Можно, особенно если быстро. Доброе утро, пани Лидия.

Он платил ей символические деньги за сам дом и за то, что готовила ему еду и стирала вещи. Он мог, конечно, как и многие другие вообще ничего никому не платить, а пользоваться денщиком, но Барт считал , что они все же завоеватели, а не грабители, а труд даже местных жителей должен хоть немного, но оплачиваться. Ну и самое главное старуха готовила превосходно. Ему даже казалось, что лучше чем его жена.

Барт прополоскал рот и зашел в комнату, вытерся и натянул свежевыстиранную майку, затем, накинул китель, прицепил ремень с пистолетом и пошел в дом Лидии, на противоположной стороне. Ел он обычно там, в редких случаях просил принести еду в свое жилище.

Он быстро справился с поджаренными яйцами , присыпанными зеленью и тертым сыром, выпил стакан молока, поблагодарил Лидию и вернулся в свой дом. Застегнул китель,заправился, расчесал волосы, прихватил пилотку и отправился в комендатуру. По дороге он вспомнил просьбу Шульца заехать за ним, но решил, что отправит Шмультке за сыщиком уже из комендатуры. Вчера он забыл сказать об этом водителю. Но вряд ли берлинский гость будет сильно расстроен, если встретится с ним в комендатуре.

Барт с удивлением , приятным удивлением, вдруг обнаружил, что настроение у него приподнятое, он чувствовал какой-то прилив сил и удовлетворение от того, что вчера днем ситуация с убийствами разрешилась.В последнее время такое настроение посещало его редко, так что он не сразу и понял, что ему хорошо. Убийца в клетке, ему осталась только бумажная работа, а потом командование уж точно отпустит его в отпуск. Конечно, основная слава достанется Шульцу и Зайберту, но его вовсе не интересовали награды и поощрения: он выполнил свою работу, так что воспользуется отпуском и увидится с семьей, обнимет жену и детей. Снимет форму, носить которую он был горд, но она все же несколько надоела. Хотелось побыть привычным Бартом, домашним, в меру занудным и семейным. Еще он временами скучал по своей лавке, но заниматься этим делом можно будет только после окончания войны.

Улица , по которой он сейчас шел, почти полностью была заселена фольксдойче, кроме того на ней же располагались и казармы гарнизона, а также местный полицейский пункт. Такое соседство позволяло передвигаться по улице одному, без сопровождения, что в другом месте города в эти дни было нежелательно.

Возле комендатуры караул несли трое пехотинцев, вид у них был усталый, а глаза сонные. Они поприветствовали лейтенанта, он поднял руку в ответ и подошел к зданию, у входа которого стояла машина Зайберта. Гестаповец или приехал очень рано или вообще не покидал комендатуру. Хотя мог также, как и он дойти пешком, благо также жил неподалеку.

Из-за угла доносились звуки музыки. Какая-то классика воспроизводилась на патефоне. В такой умной музыке он абсолютно не разбирался, поэтому определить произведение или хотя бы композитора не смог. Но музыка была под стать его настроению:в меру бодрая, в меру торжественная. На выходе он почти столкнулся с лейтенантом Клейне, командиром конвойных групп. Они поздоровались, и Клейне заметил:

- Зайберт какой-то необычный сегодня, музыку включил. Я в первый раз за все время здесь вообще слышу, чтобы он что-то слушал, хотя патефон у него видел.

- Ты спать?

- Да. Дежурство закончил. Пока все тихо. Я думал, что будет хуже. Притихли . А ты молодец.

- Спасибо, но тут скорее фрау Эльза.

- Я про общую ситуацию. Жаль, что венок победителя отдадут этому любителю музыки.

- Ну, мне он особо и не нужен.

- Твое дело.

Конвойный офицер ушел, а Барт решил заглянуть к гестаповцу. Но музыка звучала из допросной, а на своем месте Зайберта не было. Он вернулся в допросную, попросив постового отправить Шмультке за сыщиком, когда водитель появится в комендатуре.

Картина, представшая перед ним в комнате для допросов, вызвала у него неподдельное удивление: на подоконнике стоял патефон, возле которого расположился Зайберт с неизменной сигаретой, окно было распахнуто настежь, на стене напротив входа канцелярскими кнопками были пришпилены фотографии убитых офицеров, слева от стола на обычном стуле сидела их убийца со связанными руками и ногами. Фотографии были расположены в два ряда и повешены так, чтобы взгляд арестованной постоянно на них натыкался. Сзади Татьяны стоял Гюнтер и возился с двумя чемоданчиками из коричневой кожи. На столе, где обычно лежали документы, лейтенант увидел спиртовую горелку, чайник и четыре кофейных чашки. Чуть поодаль стояла сахарница и баночка с кофе, а также стеклянная бутыль с водой. Лейтенант понял, чего ему не хватает для полного счастья при взгляде на эту баночку.

- Доброе утро, лейтенант.

- Хайль, - ответил он, повышая голос, чтобы перекричать музыку. Зайберт снял иглу с грампластинки.

- О, немного увлекся. Но такое настроение чудесное. Хотите кофе?

- Да. Вы же знаете мою слабость.

- А вы, пани? - с неожиданной любезностью гестаповец обратился к женщине.

- Не откажусь. Мне же еще придется долго отвечать сегодня на ваши нудные вопросы.

Барт понял, что она начинала дерзить. Храбрости ей придавало отчаяние, ну и, наверное, общее душевное состояние.

- Ну, сегодня вопросы будут преимущественно мои, - улыбнулся Зайберт, - а они гораздо забавнее, чем у моих коллег. Вы сможете оценить их по достоинству.

- Интригует, - он тоже улыбнулась, а Барт подошел к столу и с вопросом взглянул на гестаповца.

- Справитесь с кофе сами, лейтенант?

- Да, конечно. Вам приготовить?

- Нет, себе и нашей гостье. Мы с Гюнтером уже взбодрились утром.

Барт посмотрел на него и заметил , что глаза у гестаповца красные, зрачки расширенные, так что одним кофе он явно не обошелся.

- Вы думаете, - он показал на фотографии убитых, - это ее впечатлит?

- Нет, скорее всего, но им надо видеть, что она у нас в руках. Образно, конечно, я не верю в загробную жизнь.

Барт дождался, пока закипит чайник и налил воду в две чашки.

- Гюнтер, - обратился к своему помощнику Зайберт, - будь любезен...Хотя , нет, я сам поухаживаю за пани.

Он взял одну из чашек и подошел к женщине, поднес к ее губам, она сделала небольшой глоток, инстинктивно отдернула назад голову — напиток обжигал. Гестаповец тоже как-то неуклюже повернулся, и содержимое чашки пролилось ей на колено. Она вскрикнула, а Зайберт начал извиняться:

-Я такой неловкий, право, пани , простите.

Барту на секунду показалось, что он сделал так специально, но гестаповец уже поставил чашку на стол и снова попросил Гюнтера:

- Будь любезен, сделай укол обезболивающего.

- Хорошо.

Помощник Зайберта чуть ли не мгновенно оказался перед Татьяной с шприцем в руках, ловким движением вонзил иглу в бедро женщины и вдавил содержимое. Татьяна еще раз вскрикнула, но Зайберт успокоил ее:

- Все нормально, сейчас вам станет легче.

Барт взял свободный стул и присел на его краешек., потрогал свою чашку — все еще слишком горячая. Его посетила одна мысль, и он ее озвучил:

- Герр Зайберт, я так бесцеремонно ввалился сюда, напросился на кофе — я вам не мешаю?

- Вовсе нет, - гестаповец вернулся к окну и закурил еще одну сигарету. - Посмотрите на альтернативные методы допроса.

Лейтенант заметил, что Татьяна как-то начала ерзать на стуле. Реакция на введенный препарат. Однако выражение ее лица не свидетельствовало о боли, скорее некое умиротворение. Гюнтер, стоявший напротив, констатировал:

- Удачно. Не ошибся с дозировкой.

- Я знаю, что ты настоящий алхимик, - похвалил его Зайберт и обратился к женщине:

- Ты действовала по его приказу?

- Какие приказы? - не поняла Татьяна.

- Твоего командира. Это же он приказал убить всех этих людей.

- Я, - в голосе женщины было возмущение, - никому не подчиняюсь! Нет у меня никаких командиров.

- Он приказал убить немецких офицеров?

- Нет никакого «его».

- Он приказал забрать их глаза?

- Я сама...

- Лжешь.

- Я сама.

Барт сделал глоток кофе. По его мнению Зайберт занимался глупостями: ну какие могут быть командиры у психопатки? Голоса в ее безумной голове — вот ее командиры. Требовательные и беспощадные. А не какие-то мифические командиры партизан или русских шпионов.

- Ты видишь фото этих парней? Узнаешь их?

- Конечно. Грязные...

Раздался легкий хлопок — Гюнтер ударил ее тыльной стороной ладони по губам. Ударил не сильно, но чувствительно, а Зайберт назидательно произнес:

- Не пристало даме выражаться грубо. Это очень невежливо.

Она засмеялась, но в ее смехе лейтенант услышал неуверенность: впервые со вчерашнего дня.

- Это господа, которые хотели переспать со мной, но делали эти попытки несколько грубо.

- Примерно вот так? - Зайберт чуть ли не прыжком подскочил к ней и схватил за левую грудь. Сжал ее своей рукой и сделал вращательное движение. Она закричала. Он отпустил и отошел назад, делая затяжку. Лейтенант хотел было что-то сказать, но Гюнтер покачал головой, давая понять, что не стоит пока вмешиваться.

- Примерно вот так, - прошептала она, когда перестала кричать, - у вас хорошо получается.

-Да, - согласился Зайберт, - это весьма неприятно. Унизительно. Я даже отчасти тебя понимаю.

- Спасибо за понимание, но лучше … - снова удар Гюнтера по губам заставил ее смолкнуть.

- Что лучше, а что хуже, я решу без тебя. А пока продолжим наши вопросы. Кстати, они ведь интереснее вчерашних?

- Стократно.

- Вот, - гестаповец улыбнулся, а Барт подумал, что к чему все эти игры. - Вот. Я всегда делаю то, что обещал.

- Да, ты обещал быть сволочью и подонком, грязная нацистская свинья! - к удивлению лейтенанта Гюнтер позволил ей полностью высказаться, а гестаповец покачал головой.

- Я думал, что ты — необычная, особенная. Но ты, как все.

- Я не как все! - в ее голосе слышалась обида, перемешанная с гневом. - Это они были, как все! Насильники и грубияны!

- Гюнтер, будь добр, достань этот предмет.

Помощник достал из ящика стола прут, которым она убивала офицеров. Зайберт взял его и покрутил перед собой:

- Примитивное приспособление. Твой тупой мозг не смог придумать ничего оригинальнее?

- Я не тупица!

- Конечно, тупица. Вы, поляки, чуть лучше обезьян. Пользоваться предметами научились, а вот сами изготовить ничего не в состоянии.В лучшем случае вот такое дерьмо, - он положил штырь на стол, а Барт подумал, что и таким орудием у нее получалось убивать эффективно. Он находился в растерянности, не понимая, зачем Зайберт разыгрывает этот спектакль.

- Я никогда не поверю, что ты сама решилась на убийства. Кто тебе приказывал?

- Я не хочу в десятый раз повторять, что никто, - держалась она неплохо.

- Скажи, а ты хотела бы стать матерью? Родить ребенка, носить малыша на руках? - голос гестаповца даже стал мягче при упоминании детей. Она затрясла головой:

- Не знаю.

- А вот у троих из них, - рука Зайберта показала на фотографии, - остались дети. Дети. Которым нужны отцы, а отцов у них забрала ты.

- Они не думали про детей, когда хотели завалить меня в постель.

- У всех есть слабости, у всех людей, - уточнил он и подошел к столу. Зажег спиртовку и спросил у Барта. - Еще кофе, лейтенант?

Барт посмотрел на свою чашку и осознал, что сделал всего один глоток, что было просто невероятно для такого любителя.

- Пожалуй, немного позже.

- Гюнтер?

- Я тоже откажусь, герр Зайберт.

- Ну вот, - в его голосе прозвучала разочарование, - только зря старался. Но вскипячу воду, вдруг кто захочет. Кстати, Барт, вы делаете большую ошибку, когда варите кофе в кипятке. Вода не должна кипеть. Либо до кипения, либо чуть позже. Этот трюк делает вкус более насыщенным.

- Благодарю за совет. Я пойду пока к себе, сейчас приедет Шульц, и мы будем работать с рапортами.

- Успеете, теперь уже торопиться некуда. Составьте мне компанию. Гюнтер мой преданный друг, но мы с ним как родные братья, уже все знаем наперед, даже мыслим одинаково, а вы можете подкинуть какие-то новые вопросы, идеи.

По его тону лейтенант понял, что лучше не уходить. Хотя его нахождение здесь начало тяготить: Барт прекрасно понимал, что будет происходить дальше. Понимала это и Татьяна, решившая оскорблениями предотвратить грядущее:

- Сука , мразь, тварь, сын свиньи и шлюхи.

- И еще четыреста восемьдесят четыре эпитета, - усмехнулся гестаповец, - мы с Гюнтером как-то две недели записывали все ругательства в наш адрес на нескольких языках. Получилось почти полтысячи. Но только пара десятков оригинальные и небанальные.

- Чтоб ты сдох в мучениях.

- Всему свое время, - Зайберт кивнул Гюнтеру, и тот достал из чемоданчика молоток. Небольшой аккуратный инструмент казался крохотным в руках такого крупного мужчины как оберштурмбанфюрер.

- Иногда боль заставляет людей, подчеркиваю, людей переосмыслить свое поведение, - гестаповец присел на корточки перед Татьяной , взял ее ногу левой рукой. Она попыталась дернуться, но он ухватился крепко, да и веревки были примотаны как нужно. Резкий взмах, и молоток ударил ей по пальцам правой ноги. От пронзительного визга у Барта зазвенело в ушах. Это был отвратительный крик. Но Зайберт сделал еще два взмаха, и визг перешел на новый уровень. Гестаповец поднялся и подошел к патефону.

- Так будет лучше. У тебя не очень приятный голос.

Заиграла мелодия, но она не могла заглушить вопли Татьяны. Барт отвернулся. Он недоумевал, почему она оставалась в сознании. Или у женщин настолько высокий болевой порог, что они могут вытерпеть такую боль?

- Гюнтер, друг мой, заткни ее пока.

В рот визжащей польки гестаповец сунул тряпку, и визг превратился в невнятное шипение.

- Герр Зайберт, вам не кажется, что это лишнее?

- Лишнее? Почему же?

- Мы ведь все равно ее казним.

- Казним. Согласен, но она забрала жизни у стольких молодых парней, которые выжили на фронте. Ее путь к смерти не должен быть простым. Или вы считаете иначе?

- Нет, - внезапно даже для себя выпалил лейтенант. Хотя за секунду перед этим он хотел сказать совсем другое.

- Вот, я об этом и веду речь. Возмездие, мы творим возмездие. Мне доставляет мало удовольствия делать все эти вещи, но возмездие должно быть хоть немного сообразным совершенным преступлениям. Мы же не сможем казнить ее несколько раз.

В том, что Зайберт не испытывает удовольствия от пыток, Барт сильно сомневался, но на лице гестаповца не было и тени улыбки, даже красноватые глаза светились сожалением.

- Кто-то должен делать и такую работу. Она грязная, неприятная и мерзкая, но необходимая. Вам нравится эта увертюра? Это "Эгмонт" Бетховена.

- Не понял пока, - честно ответил Барт. Музыка сейчас была для него просто шумом.

- Значит, не нравится, - заключил гестаповец и повернулся к Татьяне. - А тебе?

Она молчала, но не сводила взгляда с его рук. Зайберт положил молоток рядом с прутом.

- И тебе не нравится. Жаль. Но это понятно: не самое популярное произведение. Если я вытащу кляп, то ты расскажешь мне, кто отдавал приказы? Если скажешь, то все закончится относительно быстро, если нет, то я буду продолжать.

Она помотала головой. Зайберт пожал плечами и поднес прут к пламени горелки. Барт облизнул пересохшие губы и перевел взгляд на окно. Гестаповец примерно с минуту подержал кончик штыря в огне и ткнул им в колено полячки. Запах горелой кожи тут же донесся до лейтенанта, и он проклял свой чувствительный нос. Сквозь кляп все равно раздался протяжный стон. Даже связанная и с разбитой правой ногой она как-то умудрилась оттолкнуться от пола и попыталась вскочить, но Гюнтер придавил ее шею и усадил на место, высказав даже некоторое восхищение:

- Крепкая сучка, еще ни разу в обморок не ушла.

- Это все твое зелье, мой друг.

Скорее всего ей вкололи амфетамин вместе с морфином. Морфий немного смягчал боль, а амфетамин не давал потерять сознание. Татьяна выплюнула кляп и прохрипела:

- Скоты! Скоро вас всех русские перевешают!

- Значит, все же русские отдавали тебе приказы? - Барт никак не мог понять, что пытается узнать Зайберт. Гестаповец не был идиотом, чтобы верить в то, что эта психопатка действовала по указанию кого-то.

- Никто мне приказы не отдавал.

Гюнтер посмотрел на своего командира, дождался кивка и пнул женщину в спину. Она ударилась лицом о край стола и повалилась на пол. Еще одним пинком Гюнтер перекатил ее к стене с фотографиями. На месте падения Барт увидел два выбитых зуба, машинально провел языком по своим и почувствовал, что сейчас его вырвет. Зайберт заметил его внезапную бледность и сухо сказал:

- Ведро в правом углу.

Барт еле успел добраться до указанного места и опорожнил желудок в стальное ведро. Рвота была тягучей и частично попала ему на руки. Татьяна кричала от боли. И ее крик заглушал музыку. Лейтенант стоял на коленях перед ведром и не хотел поворачиваться назад. Он честно признался себе, что боится повернуть голову. Музыка прекратилась, а вместе с ней стих и крик. Зайберт спросил:

- Ты понимаешь, тупая девка, что ты натворила?

- Понимаю, - она уже не говорила, а шамкала. От наглого и дерзкого тона не осталось и следа. - понимаю. Не надо больше. Я так больше не буду.

- Что не будешь?

- Убивать не буду.

- Конечно не будешь, ведь ты сдохнешь. Или ты думала, что мы тебя лечить станем?

- Герр Зайберт, прошу вас, не надо больше.

- Хорошо, хорошо. Осталось совсем немного. Ты же вырезала глаза у своих жертв?

- Да, но я так больше не стану делать.

- Я тут подумал, что будет справедливо, если и мы у тебя заберем . Оба не получится, я хочу, чтобы ты видела что будет дальше, а вот один глаз тебе явно лишний.

Лейтенанта вырвало желчью, и он услышал, как Зайберт с участием произнес:

- На столе есть бутыль с водой, прополоскайте рот. Вам станет легче.

Но чтобы дойти до стола надо было подняться и опять видеть происходящее своими глазами, а он этого не хотел. За спиной началась какая-то возня, Татьяна молчала, и он решил, что это самое лучшее время выпить воды и выйти из допросной. А еще он надеялся, что сейчас придет Шульц и позовет его. Или вообще прекратит это безумие.

Лейтенант собрал волю в кулак и поднялся с колен. Зайберт удерживал голову женщины, а Гюнтер подносил к ее лицу нож, изо рта Татьяны, даже через кляп, который вернули на место, лезла красноватая пена. Барт закрыл глаза и подошел к столу. Чтобы взять бутыль пришлось открыть их, и он опять увидел эту троицу. Гюнтер сидел к нему спиной и держал в пальцах глаз,с которого стекала какая-то жидкость, а Зайберт улыбался.. На месте глаза женщины была кровавая прогалина. На этот раз она потеряла сознание, а может даже умерла. Лейтенанта пробила дрожь, и он чуть не уронил бутылку на пол. Зайберт пощупал шею женщины:

- Жива. Выносливое животное. Гюнтер, нашатырь или укол?

- Давайте попробуем нашатырь.

- Вы будете продолжать? - лейтенант не мог заставить себя отойти от стола, но и дальше наблюдать за этим действом не хотел. Разумом он понимал, что Зайберт всего лишь вершит мщение, но сердце подсказывало, что это все неправильно и чудовищно.

- Да, сейчас приведем ее в чувство и продолжим. У Гюнтера еще много интересных игрушек, - Зайберт не улыбался, но уже не мог подавить в своем голосе страсть. Барт вспомнил пьяную речь Шуберта, посмотрел на распростертое изуродованное тело и вытащил пистолет.

- Что вы делаете, лейтенант? - Зайберт отскочил в сторону, а Гюнтер с флакончиком нашатырного спирта замер возле чемоданчиков. Барт прицелился и выстрелил Татьяне в голову. С такого расстояния он не промахнулся. Пуля попала в нос и застряла в голове женщины. Шансов, что после этого она останется жива не было никаких.

Он ожидал, что Зайберт начнет кричать или попытается его ударить, но гестаповец только спросил:

- Зачем?

- Я должен был это прекратить, вы перегнули палку! - лейтенант убрал пистолет в кобуру.

- Ладно, черт с ней, - гестаповец снова стал беззаботным, как будто мгновение назад ничего не делал. - Не каждому дано вершить справедливость по полной мере. Напишем в рапорте, что пыталась сбежать. Может, и к лучшему, что вы прекратили эту возню.

Барт ничего не стал отвечать, а просто выскочил на улицу, чуть не сбив с ног встревоженного постового. Ему требовался свежий воздух, он не мог нормально дышать.