То, что мы оставили позади

Глава 13. Наэлектризованный ужин

Люсьен

Я припарковал свой Рендж Ровер на подъездной дорожке к дому Нокса позади его грузовика. В большом доме горел свет, и его сияние рассеивало зимний мрак. В детстве я любил приезжать сюда. Лиза Джей и её муж, дед, позволяли мне. Всё лето мы проводили здесь, купаясь в ручье, ночуя под звёздами, лазая по деревьям, провоцируя друг друга на мальчишеские глупости.

Конечно, как только мы познакомились с девушками, наши приоритеты изменились.

Старый деревянный дом тоже изменился. С тех пор, как Нокс и Наоми переехали сюда, в нём царил порядок, которого раньше никогда не было. В окнах горели свечи, а через перила крыльца были продеты сосновые ветки.

Они всей семьей отпраздновали Рождество, первое в их совместной жизни. Надо признать, это было потрясающе. Я не мог винить Нокса за сани и северных оленей на крыше. Если бы у меня был шанс завести такую семью, я бы, наверное, тоже сошёл с ума, компенсируя все те праздники, которых у меня не было в детстве.

Я вышел из машины и задумался, не выкурить ли сигарету прямо сейчас. Улучить несколько минут тишины перед тем, как зайти в дом. Мне стоило огромного труда не выкурить её, выйдя из библиотеки. Было очевидно, что она мне понадобится после ужина.

Иногда мне нравились эти шумные, непринуждённые сборища, а иногда я чувствовал себя призраком, преследующим счастливую семью. Когда Нокс и Нэш были мальчишками, они принимали меня таким, какой я есть. Став мужчинами, мы могли в любой момент возобновить и прекратить нашу дружбу без последствий и обид.

Но теперь, когда к ним присоединились Наоми и Лина, отношения, казалось, стали более ответственными. Если бы я исчез в Вашингтоне, Нью-Йорке или Атланте на несколько недель, не выходя на связь, я не сомневался, что Наоми разыскала бы меня и спросила, всё ли в порядке и когда она может ожидать моего возвращения. Лина, по крайней мере, ожидала бы, что её предупредят о моём отъезде и о примерных сроках моего возвращения. Обе они приняли бы близко к сердцу, если бы я неделями или месяцами не выходил на связь.

Женщины всё усложняют. И не только для партнёров, которых они выбирают. Для всех, кто связан с их партнёрами.

Входная дверь распахнулась, и Нокс вышел как раз в тот момент, когда свет фар осветил подъездную дорожку. Приглушённая музыка наполнила ночной воздух, заглушая рокот двигателя.

Джип Слоан подъехал к моему автомобилю. Фары и двигатель выключились, но музыка продолжала звучать. Это была песня «Man! I Feel Like a Woman». Я вздохнул. Некоторые вещи никогда не меняются.

Нокс дошёл до меня. На нём были джинсы и тёплая рубашка угольно-серого цвета с одним пожёванным рукавом.

— Ты не сказал мне, что она приедет, — сказала я, указывая большим пальцем в сторону джипа.

Песня закончилась, и дверца со стороны водителя открылась. Слоан соскользнула на землю, её ковбойские сапоги с грохотом приземлились на землю.

— Чей Ровер? — окликнула она Нокса.

Я обошёл капот и увидел, как она отшатнулась.

— Ты не сказал мне, что он приедет, — огрызнулась она.

— Именно поэтому я стою здесь, вместо того чтобы открыть вам двоим свою чёртову входную дверь, — объявил Нокс.

— Из-за чего ты теперь ворчишь? — потребовала ответа Слоан, бросаясь к нам. На ней были леггинсы и огромный рубиново-красный свитер в тон её губной помаде. Её волосы были наполовину собраны вверх, наполовину распущены, и по всей длине они спадали густыми небрежными волнами. Небрежная. Достижимая.

— Нам с Уэйлей пришлось целый час слушать, как Наоми разговаривает сама с собой о том, кого из вас не отпригласить сегодня вечером, — объяснил Нокс.

— По-моему, это называется «отозвать приглашение», — сказал я.

— Иди нах*й, — ответил Нокс.

— Я не понимаю, в чём проблема. Я подруга Наоми и её начальник. Следовательно, я победила, — раздражённо сказала Слоан.

— Да, но Люс — мой друг. И, очевидно, Наоми беспокоится о нём, — добавил Нокс.

Я проигнорировал самодовольное выражение лица Слоан.

— Не о чём беспокоиться, — настаивал я, одновременно раздражённый и, как ни странно, успокоенный тем, что кто-то там беспокоится за меня.

— Кроме того, что ты бездушный труп, одержимый идеей приносить всем страдания, — добавила Слоан.

— Только тебе, Пикси. Я живу только для того, чтобы рушить твоё счастье, — сказал я.

— Вот это и является причиной, по которой я отмораживаю себе задницу на подъездной дорожке, вместо того чтобы целоваться со своей женой. Итак, вот что сейчас произойдёт. Мы втроём зайдём в дом, и вы двое будете вести себя как взрослые люди, умеющие контролировать свои порывы. Или же…

Слоан прищурилась.

— Или же что?

У неё всегда была неправильная реакция на подобные вызовы.

Улыбка Нокса была дьявольской.

— Я рад, что ты спросила. Поскольку я не хочу, чтобы Наоми знала об этом, и поскольку я могу ударить по лицу только одного из вас, и поскольку я немного боюсь тебя, — он указал на Слоан, — мне пришлось проявить изобретательность.

Он держал в руках две маленькие коробочки с торчащими из них проводами.

Слоан уже качала головой.

— Нет. Неа. Ни за что на свете.

— О, да, именно так, — настаивал он.

— Что это? — спросил я.

— Что ж, Люси, — непринужденно продолжил Нокс. — Это аппараты для транскутанной электрической нервной стимуляции, известные также как «ТЭНС», или устройства для пыток менструальными спазмами, которые девушки из «Хонки Тонк» используют каждый месяц во время «Кода Красного». Они приклеивают эти липкие подушечки к животу парня и начинают бить его током, чтобы показать, через что им приходится проходить каждый месяц.

Слоан усмехнулась и скрестила руки на груди.

— Ты же не всерьёз говоришь, что планируешь бить электрическим током гостей за ужином?

— Буду честен. Меня не так уж сильно волнует ужин или наша дружба, — сказал я, доставая из кармана ключи от машины.

Слоан торжествующе упёрла руки в бока.

— Скатертью дорога.

Нокс выхватил у меня ключи.

— По-моему, ты меня не слышишь. Наоми решила, что вас обоих нельзя приглашать на одно и то же светское мероприятие. А это значит, что она запланирует вдвое больше сборищ, чтобы убедиться, что вы оба, занозы в заднице, проводите с нами одинаково много времени. А я не хочу больше общения. Я не хочу больше сборищ. Я хочу, чтобы вы двое отложили в сторону своё мелочное дерьмо в духе «у нас тайная вражда, о которой мы не будем говорить» и заставили мою жену забыть, что вы терпеть не можете друг друга.

— Это нелепо, — настаивал я.

— Нет. Это вы чертовски нелепы, раз заставляете меня это делать. Так что либо вы оба идёте туда, пристёгнутые к этим игрушкам, притворяетесь взрослыми весь вечер и делаете мою жену счастливой, либо вы оба отправляетесь к чёрту домой и думаете о том, какими же вы, должно быть, тупые, раз сделали меня грёбаным голосом разума в этом сценарии.

Я взглянул на Слоан, которая, казалось, взвешивала эти нелепые варианты.

— Что на ужин? — спросила она, прищурив глаза.

— Тако.

— Чёрт возьми, — пробормотала она и схватила одно устройство ТЭНС.

— Ты шутишь.

— Я проголодалась и хочу доказать бородатому барберу, что я лучший друг, чем ты, — объявила Слоан. Она задрала подол водолазки, обнажая свой гладкий живот.

— Я не буду этого делать, — сказал я Ноксу.

— Я не заставляю тебя. Ты знаешь о выборе и последствиях. Но я говорил серьёзно. Либо вы оба, либо никто. И если я вернусь туда, и мне придётся сказать своей жене, что вы двое даже не смогли договориться о том, чтобы не быть мудаками сколько времени, сколько потребовалось бы вам, чтобы пожрать тако, она расстроится, и это меня чертовски разозлит. У меня не будет другого выбора, кроме как сделать своей целью в жизни уничтожение вас обоих, — пригрозил Нокс.

— В чём дело, Люцифер? Боишься небольшой боли или боишься, что не сможешь себя контролировать? — поддразнила Слоан с вызовом в глазах.

Выругавшись, я расстегнул ремень и выдернул рубашку из брюк.

— Для галочки, надеюсь, это будут лучшие тако, которые я когда-либо пробовал, потому что я не уверен, что наша дружба того стоит.

Зелёные глаза Слоан скользнули по коже, которую я обнажил, пока приклеивал к животу две накладки.

— Выговоритесь по максимуму сейчас, потому что Уэйлей сядет между вами двумя. Если моя девочка увидит, что вы ведёте себя как придурки друг с другом, она хорошенько шарахнет вас током.

Пока мы шли к дому, я утешал себя тем, что за пультом управления будет сидеть Уэйлей, а не Нокс. Кроме того, насколько сильной может быть менструальная боль?

По моему животу и ногам пронеслись молнии боли. Я хлопнул ладонью по столу, отчего зазвенели бокалы и столовое серебро.

Пайпер взвизгнула, а Уэйлон проворчал что-то в их изгнании по ту сторону собачьих ворот.

Уэйлей хихикнула, и все разговоры прекратились, когда все повернулись ко мне.

Нокс выглядел самодовольным. Плечи Слоан, сидевшей по другую сторону светловолосой головы Уэйлей, тряслись от беззвучного смеха. Все остальные выглядели обеспокоенными.

— С тобой всё в порядке, Люси? — спросил Нэш с другого конца стола.

— Просто прекрасно, — прохрипел я, когда боль отступила.

Слоан промокнула салфеткой уголки глаз.

— Кажется, ты говорил, что мой голос напоминает тебе о бешеном чихуахуа. Ты хочешь продолжить эту мысль или…

Её салфетка и ложка для сальсы упали на пол, когда Слоан напряглась всем телом. Она издала пронзительный писк.

— Что происходит? — спросила Наоми справа от Нокса.

— Ничего, — одновременно объявили Уэйлей, Нокс, Слоан и я.

Мы все изобразили невинные улыбки, которые, казалось, никого не могли одурачить.

— Наоми, какие, ты сказала, у нас цвета для приёма гостей? — спросила Лина, привлекая её внимание к другой стороне стола.

— Я не оскорбляла его, маленькая засранка, — прошипела Слоан Уэйлей.

— Ты его потравляла. Это так же плохо. Поверь мне. Я, по сути, королева сквернословия на футбольном поле, — сообщила ей Уэйлей.

— Ты должна повысить мой уровень, — обвинил я. У меня такое чувство, что мои внутренности вот-вот выскочат из тела.

— На самом деле, у тебя всего лишь восьмой уровень. Мы с Ноксом решили, что у Слоан есть преимущество, потому что она девушка, и у неё уже несколько десятилетий идут месячные.

— Да сколько мне лет, по-твоему? — спросила Слоан, затем покачала головой. — Неважно. Просто скажи, на что настроена моя.

— У тебя девятка.

Слоан победно вскинула кулаком в воздух.

— Да!

Наоми снова наблюдала за нами. Я взял тако и дружески кивнул ей.

— Переведи меня на «десятку», — сказал я Уэйлей, когда Наоми отвернулась.

— Ну не знаю. Нокс сказал, что девушкам больше не разрешается применять десятый уровень в баре с тех пор, как Гарт Липтон чуть не наложил в штаны.

— Переключи меня на десятку, — отрывисто настаивал я.

— Нет ничего героического в том, чтобы насрать в штаны, Роллинс, — пробормотала Слоан себе под нос. Её тело снова напряглось, а тако, которое она держала в руках, развалилось, упав на тарелку. — Ооох! Уэйлей, я его не оскорбляла. Я просто давала ему совет.

— Для меня это прозвучало как оскорбление. Кроме того, ты выругалась, а это доллар за банку с ругательствами, а это значит, что тетя Наоми проведёт больше времени в отделе с дурацкими продуктами.

— Уэйлей, как твои тако? — позвала Наоми.

— Они вкусные. Они были бы вкуснее без этих странных скользких овощей, но, думаю, с этим я справлюсь, — сказала девочка.

— Гарт Липтон на сорок лет старше меня, — сказал я Слоан поверх головы Уэйлей.

— Я просто забочусь о тебе. Ты едва справляешься с восьмеркой. Не хотелось бы видеть, что с тобой сделает десятка. Ну то есть, мне бы это понравилось. Но я веду себя как взрослый адекватный человек, — прошептала она в ответ.

— То, что ты не можешь справиться с десяткой, никак не влияет на мою выносливость. Со мной всё будет в порядке.

— Я женщина. Две недели назад у меня были такие сильные спазмы, что мне пришлось лечь на пол в общественном туалете автомастерской. А потом мне пришлось встать, идти и отработать восемь часов в библиотеке. Я рождена, чтобы справляться с десяткой.

— Вы двое не говорите гадостей, но тон у вас становится раздражительным, — предупредила Уэйлей.

— Переключи меня на десятку, — приказал я.

— Отлично. Десятки обоим. Я покажу тебе, как это делается, — огрызнулась Слоан.

— Мне неприятно говорить об этом, потому что я тут определённо развлекаюсь, но, по-моему, вы, ребята, упускаете из виду причину, по которой Нокс позволил мне бить вас электрическим током.

Сначала Нокс, теперь Уэйлей. По ходу развития вечера голоса разума становились всё более неожиданными.

Слоан сердито смотрела на меня поверх головы Уэйлей. Я ответил ей таким же взглядом.

— Укуси меня, — прошептала она мне одними губами.

— Ты не в моём вкусе, — одними губами произнёс я в ответ.

— У вас там всё в порядке? — нервно спросила Наоми.

— Всё в порядке, если не считать того, что Люсьен смотрит на меня хмуро, как… — Слоан охнула, и её лицо исказилось от боли. — Оно того стоило, — прохрипела она.

— Ты такая идиотка, — сказал я ей. И тут я согнулся пополам, уткнувшись лицом в тарелку с тако, когда меня пронзила мучительная боль. — Это у меня в почках.

Теперь Уэйлон и Пайпер отчаянно лаяли.

— Нокс Морган! Почему наша дочь бьёт наших гостей электрическим током? — взвизгнула Наоми.

Мой друг поднял руки.

— Маргаритка, этому есть совершенно логичное объяснение.

— Господи, — пробормотал Нэш. — Я не знаю, кого из них арестовать в первую очередь.

— Знаете что? Я, пожалуй, схожу за пирогом… и ещё выпивкой, — сказала Лина, вставая из-за стола.

— Я помогу, — сказала Уэйлей и выбежала из комнаты, пока её не успели наказать.

— Я буду надзирать за процессом, — вызвался Нэш.

Мы поднялись на ноги и начали срывать электроды. У меня было ощущение, что мои ноги сделаны из хрупкого дерева. Один неверный шаг, и я бы упал. В пояснице до сих пор отдавалось эхо боли.

Я взял Слоан за плечо и повёл её к задней двери.

— На улицу, — отрывисто сказал я.

— Но я хочу посмотреть, как Наоми пропесочит Нокса, — пожаловалась она.

— У тебя впереди целая жизнь, чтобы это лицезреть, — я вытащил её на веранду и закрыл дверь. Было холодно и темно. Голые деревья в скупом свете полумесяца отбрасывали на снег скелетообразные тени.

— Десятый уровень поджарил тебе мозги? — спросила Слоан, высвобождаясь из моей хватки.

— Мы объявляем перемирие, — заявил я.

— Это так не работает.

— Мне сорок лет. Я управляю многомиллионным бизнесом. Я владею недвижимостью. Я плачу налоги. Я голосую. Я готовлю. Я каждый год делаю чёртову прививку от гриппа.

— Поздравляю. Куда тебе послать медальку?

— Мы взрослые люди, — сказал я, указывая на окно, где, казалось, всё ещё царил хаос. — И это было последнее выступление в длинной череде дурацких шоу, в которых мы снимались вместе.

Слоан скрестила руки на груди и опустила взгляд на свои ноги. Её ботинки были коричневыми с фиолетовыми швами.

— Я не говорю, что ты прав. Но ты не совсем неправ.

— Это нужно прекратить.

Она надула щёки. В лучах света, падавшего изнутри, пирсинг в её носу поблёскивал. Она походила на озорную лесную фею.

— Я знаю, — она отвернулась от меня и подошла к перилам. — Я ненавижу, что каждый разговор с тобой превращает меня в подростка, не способного контролировать свои порывы. Это позорно.

— Я ненавижу, что позволяю тебе выводить меня из себя. Это бесит, — признался я.

Она слегка улыбнулась ночному небу.

— Значит, ты признаёшь, что частично являешься человеком.

— Я буду всё отрицать, если ты повторишь это.

Она крепче обхватила себя руками и поёжилась от холода. Я медленно придвинулся ближе, пока моя рука не коснулась её плеча, делясь частью своего тепла.

— Что нам теперь делать? Просто простить и забыть? — спросила она.

— Это невозможно, — сухо сказал я.

Она издала короткий горький смешок.

— Кому ты рассказываешь.

— Мы должны найти какое-то решение. Для них.

Мы оба оглянулись через плечо на кухню, где все собрались вокруг стола с кофе и коблерами.

— Они выглядят по-настоящему счастливыми без нас, — заметила Слоан.

— Тогда мы найдём способ сделать так, чтобы они были счастливы с нами.

— Давай начнём с того, что не будем взаимодействовать друг с другом, находясь на публике, — предложила она. — Я не думаю, что мы готовы к вежливым светским беседам.

Мне было неприятно это признавать, но она права. Безопаснее просто избегать друг друга, пока мы не научимся терпимости.

— Отлично. И если по какой-либо причине один из нас чувствует, что не может выносить присутствия другого на том или ином мероприятии, мы заранее планируем другие обязательства, объясняющие наше отсутствие.

— Это такая реплика в духе богачей и их показушных вечеров. Без обид, — быстро добавила она, затем поморщилась. — Это будет сложнее, чем я думала.

— Это привычка. Ничего больше, — настаивал я.

Я не собирался позволять привычке управлять мной. Без всякой иронии я вытащил из нагрудного кармана рубашки свою ежедневную сигарету и достал зажигалку.

Слоан многозначительно посмотрела на сигарету, когда я прикуривал.

— От некоторых привычек избавиться труднее, чем от других.

Она понятия не имела, какую борьбу я пережил в тот день после нашей перепалки в её кабинете. Больше всего на свете я хотел утолить нахлынувший гнев ежедневной дозой никотина. Мои пальцы так и чесались зажать фильтр, а уши жаждали услышать чирканье зажигалки.

Но я отказывался сдаваться.

Награда. А не костыль.

Награда была показателем достижения. Костыль был символом слабости. А я терпеть не мог слабость, особенно внутри себя.

— В будущем, если ты почувствуешь, что не можешь контролировать себя, и необходимость оскорбить меня будет слишком сильной, мы разберёмся с этим наедине, — предложил я, выпуская дым в сторону луны.

— Я? — она повернулась и посмотрела на меня. — Ты даже не успел съесть своё первое тако, как уже раскололся.

— Да, ну хорошо. Теперь всё в прошлом, — я одновременно и любил, и ненавидел, когда она уделяла мне всё своё внимание. Я заставил себя отвести от неё взгляд.

— Отныне для меня ты будешь тем слегка расистским, женоненавистническим дядей со слабым слухом, с которым все избегают общаться на Дне Благодарения.

— А ты всего лишь надоедливая невидимая подружка Наоми и Лины, которую я якобы признаю, когда они настаивают на том, чтобы занять для тебя место за столом, — сказал я.

Слоан отошла от перил и протянула руку.

— Договорились?

Я накрыл её руку своей. Её ладонь была такой маленькой и хрупкой в моей руке.

— Договорились.

Было бы так легко сломать что-то настолько хрупкое. Так легко сломать. Я ненавидел то, что мы оба это знали.

«Приди в себя».

Её красные губы лукаво изогнулись, когда мы обменялись рукопожатием.

— Я бы сказала, что было приятно пообщаться, но мы обе знаем, что это ложь.

Я отпустил её руку и повернулся к ней спиной, желая, чтобы она и звук, который преследовал меня, исчезли.

Я подождал, пока не услышал, как открылась и закрылась дверь, оставив меня одного в темноте на веранде, и только потом глубоко затянулся сигаретой.