То, что мы оставили позади

Глава 5. Горячий парень в моей спальне

Слоан

Двадцать три года назад

Я должна была доделывать домашнюю работу по тригонометрии или хотя бы принимать душ после тренировки по софтболу. Но если честно, я ненавидела математику и не давала себе мыться, пока не доделаю домашнюю работу. Так что моим единственным вариантом было сделать перерыв на книгу.

Существовал крохотный шанс того, что моё раздражение вызвано простым фактом — у меня осталась ровно одна глава до самого интересного в моей стыренной книжке «Шанна» Кэтлин Вудивисс.

Это было моё третье перечитывание маминой потрёпанной книги в мягкой обложке, и я была влюблена по уши в непостоянного Рюарка Бошана. Пусть их с Шанной поведение было бы абсолютно проблематичным в реальной жизни, мне всё равно нравилась подспудная идея того, как тайная и знойная интрижка каким-то образом создаёт безопасное место, где можно быть самим собой.

Я забралась на подоконник и устроила позади себя гору подушек. До меня донеслась вонь подмышек. Я поморщилась и приоткрыла форточку, впуская свежий весенний воздух. Моя команда в этом году имела шансы выйти в окружной плей-офф, и тренера на каждой тренировке нагружали нас всё сильнее. Я хотела этого. Это всё было частью Грандиозного Жизненного Плана Слоан, которому я была абсолютно привержена. Но прямо сейчас я хотела всего лишь погрузиться в сексуальную карибскую историю. Через несколько секунд все мои тревоги о засохшем поте и дурацкой домашней работе испарились, и я перенеслась в книгу.

Я была на полпути к хорошим сценам, когда моё внимание отвлёк наш сосед мистер Роллинс, слишком быстро сдавший назад на своём пикапе. Он переключил передачи, и грузовик рванул вперёд, визжа шинами и быстро скрываясь из виду.

Мой живот скрутило узлами. Дела по соседству шли не лучшим образом с тех пор, как мистер Роллинс год назад потерял работу. Папа говорил, что он был каким-то начальником цеха на химической фабрике через несколько городов отсюда. Но фабрика закрылась. После этого мистер Роллинс перестал подстригать газон. Он больше не жарил бургеры. Иногда, если моя спальня была открыта для весеннего ветерка, я слышала, как он кричит поздно вечером.

Мой папа никогда не кричал. Он вздыхал.

Он не злился на меня и Мэйв. Он разочаровывался.

Мне было интересно, что сделал Люсьен, чтобы заставить его папу кричать.

От одной лишь мысли о нём по мне пронёсся лёгкий восторг.

Люсьен Роллинс был одиннадцатиклассником и квотербеком стартового состава в школьной команде. Мне нравилось думать, что серьёзный, темноволосый парень, который выносил мусор без рубашки, был причиной моего сексуального пробуждения. Сначала я думала, что мальчишки гадкие (в двенадцать-тринадцать лет это абсолютная правда), а потом начала гадать, каково это — если бы меня поцеловал плохой мальчик по соседству.

Люсьен был великолепным, спортивным и популярным.

Я же, напротив, была очкастой и грудастой почти-шестнадцатилетней девочкой, которая предпочтёт провести вечер пятницы с хорошей книгой, чем пить тёплое пиво у костра в поле под названием Третья База. Я не в его лиге. Эта лига состояла из чирлидеров, президентов класса и прекрасных подростков, которые каким-то образом избежали отчаянных комплексов, которыми наградили всех остальных.

Я преуспевала в не-сексуальном виде спорта и прошлую неделю оставалась после уроков из-за своих «рьяных возражений» против навязывания дресс-кода, когда мою подругу Шерри Салама Фиаско оставили после уроков из-за юбки, которая была на 2 сантиметра короче нормы.

— Почему бы вам не научить мальчиков контролировать себя, вместо того чтобы тратить эту энергию на контроль того, как одеваются девочки? — возражала я. Громко. Я даже заработала полные энтузиазма аплодисменты от одной из старших чирлидеров в коридоре.

Мне понравилось уважение среди сверстников. А мои родители отказались наказывать меня, потому что я вступилась за правильные ценности.

Я услышала скрип и удар по соседству. Моя книга сползла с колен, когда я вытянула шею, чтобы посмотреть получше.

Моя любимая деталь в моей комнате (помимо того факта, что тут имелась своя ванная, достойные библиотеки книжные шкафы и отличное место для чтения на подоконнике) — это вид из окна. С места на подоконнике я могла видеть всю боковую стену дома Люсьена, включая окно его спальни.

А вот и он.

Люсьен вышел на задний двор. К сожалению, на нём была футболка. Его плечи сгорбились, и он отрешённо потирал свою правую руку, задумчиво глядя на землю.

Наш задний двор, благодаря папиному увлечению садоводством, был огороженным сказочным царством цветов, кустарников и деревьев. Сейчас был конец марта, вишнёвые деревья расцветали, официально объявляя о наступлении весны.

Задний двор Люсьена напоминал заброшенный участок. Трава росла клочками, вдоль забора сорняки вымахали до колена. Сбоку гаража стоял заброшенный ржавый гриль. Я не хотела осуждать, конечно же. У многих людей были занятия поважнее, чем каждые выходные ковыряться в земле.

Хотя, может, Люсьену стоит задуматься о помощи по дому, если его папа больше не будет заниматься двором. Рядом с грилем стояла газонокосилка, ради всего святого. Я не хотела пускать слюни на ленивого и чванливого парня.

Я мысленно велела ему подойти к газонокосилке.

Вместо этого Люсьен пнул камешек, валявшийся на проплешине газона, отчего тот взмыл в воздух. Пролетел по дуге и с громким треском врезался в наш забор.

— Эй! — заорала я.

Его взгляд немедленно метнулся к моему окну. Я распласталась по подоконнику и накрыла лицо подушкой.

— Ну, это было глупо, дурочка. Он тебя уже видел, — сказала я в подушку. Снова выпрямилась. Но Люсьена нигде не было видно.

Вишнёвое дерево под моим окном затряслось, и я услышала кряхтенье.

— Какого…

На дереве что-то было. Нет. Не что-то — кто-то. Я поморгала несколько раз и задалась вопросом, не надо ли мне выписать новые очки, потому что выглядело все так, будто Люсьен Роллинс карабкался по моему дереву. Он взобрался по стволу, затем попробовал надавить ногой на ту ветку, что нависала над крышей крыльца.

О Боже. О Боже. О Боже. Горячий, популярный одиннадцатиклассик только что забрался на моё дерево, потому что я заорала на него.

Я с пьянящей смесью ужаса и восторга наблюдала, как он карабкается по ветке, затем проворно спрыгивает на крышу.

Я слезла с подоконника и попятилась к центру комнаты, когда Люсьен Роллинс перекинул ногу через мой подоконник и забрался внутрь.

О Боже. О Боже. О Боже. Люсьен Роллинс в моей спальне. Чёрт! Люсьен Роллинс в моей спальне!

Я огляделась по сторонам, надеясь, что моя комната не совсем позорная. Слава Богу, мама настояла, чтобы на мой двенадцатый день рождения в моей комнате сделали ремонт. Мой кукольный домик и гамак с мягкими игрушками уступили место книжным шкафам от пола до потолка, которые собрал мой папа. Бледно-розовые стены теперь были покрашены меланхоличной голубой краской.

Но я только что вывалила две партии постиранного белья прямо на полу перед шкафом, потому что маме нужна была корзинка для белья. А ещё я вывалила всё содержимое рюкзака в изножье кровати, потому что не могла найти свой любимый ягодно-розовый текстовыделитель, который берегла для самых важных конспектов.

Милостивый Господь. У меня имелся любимый текстовыделитель, а Люсьен прошлой осенью побил школьный рекорд по точности передач на поле. (стоит отметить, что речь идёт об американском футболе, похожем на регби, т. е. где игроки бегают с мячиком в руках, а не пинают его, — прим.)

Мой незваный гость ничего не говорил, пока я молча паниковала.

Люсьен поднял мою книгу, перевернул и прочёл аннотацию сзади. Затем насмешливо выгнул бровь.

Я подошла к нему и выхватила книгу.

— Зачем ты в моей комнате? — потребовала я, наконец-то вернув себе дар речи.

— По большей части подумываю извиниться за камень, — сказал он низким и ровным голосом.

— По большей части?

Он пожал плечами и начал бродить по комнате.

— Я никогда не бывал в твоём доме. Хотел посмотреть, как тут.

— Мог бы воспользоваться входной дверью, — подметила я. Будь я чирлидером, я бы знала, как флиртовать. Я бы приняла душ, и мой блеск для губ подходил бы под мою пижаму. Я бы умела встряхнуть волосами, не повреждая шею, а он почувствовал бы желание поцеловать меня.

Но я не чирлидер. Я — это я, и я понятия не имела, как говорить с моим горячим соседом, на которого я запала.

Он остановился у моего стола и просмотрел мои CD-диски. Его губы изогнулись в усмешке.

— Destiny’s Child и Энрике Иглесиас.

— Ты не можешь просто врываться в мой дом и осуждать мои музыкальные пристрастия.

— Я не осуждаю. Я… заинтригован.

Вблизи он оказался ещё симпатичнее.

Погодите. Нет, не симпатичнее. Он великолепен.

Его волос были густыми, тёмными и немного волнистыми на концах. У него был прямой нос и высокие скулы, которые настолько красиво очерчены, что миссис Клаузер выбрала его в качестве модели для портрета на уроке рисования. Бекки Бантон сказала, что Люсьен снял рубашку, и миссис Клаузер пришлось десять минут подряд стоять перед своим вентилятором от приливов жара из-за климакса.

Конечно, Бекки также утверждала, что её дядя изобрёл школьные рюкзаки JanSport, так что к её заявлениям надо относиться скептически.

Люсьен был высоким, со спортивным телосложением, которое натягивало его поношенные джинсы и длиннорукавую кофту с эмблемой футбольной команды Нокемаута в такой манере, которая делала его похожим не на мальчика, а на мужчину.

Тут становится жарко? Мне самой нужен вентилятор от приливов жара?

Я ещё ни разу не занималась сексом. Я хотела, чтобы мой первый раз был с кем-то, кто заставит меня почувствовать себя героиней книги. С кем-то, кто может очаровать меня, заставить почувствовать себя особенной и хорошей. Не хочу, чтобы всё было потным и неловким на заднем сиденье древней Тойоты, как в первый раз Бекки.

Люсьен, с его мускулистыми предплечьями и романтическими волосами, заставил бы девушку чувствовать себя так. Особенной. Важной.

Как я должна встречаться с мальчиками из своей лиги, когда мне презентовали такой образец? Мои варианты для свиданий ограничивались старшеклассниками низшего уровня. Например, членами театрального кружка или более медленными участниками команды по бегу.

Но ни один из них не мог тягаться с моим великолепным соседом.

Дело не только в его внешности. Люсьен ходил по школьным коридорам со знающей уверенностью в том, что толпа перед ним расступится. Я же, напротив, сновала от просвета к просвету и вечно смотрела на чьи-то спины и плечи.

Люсьен откашлялся, и я моргнула.

Я смотрела на него очень долго. Достаточно долго, чтобы он присел на скамеечку в изножье моей кровати и уставился в ответ. Выжидающе.

— Ээ, хочешь газировки или типа того? — спросила я, не зная, что буду делать, если он согласится. Мои родители были внизу, и они точно заметят, если я потащу наверх две банки рутбира. В отличие от родителей из телика, мои всё замечали.

— Нет, спасибо, — сказал он, косясь на мою домашку по тригонометрии. Он поднял верхний листок, который я исписала повторениями фразы «Это идиотизм. Ненавижу математику» снова и снова.

Я выхватила лист из его руки и скомкала его за спиной.

Я умная. Это моя фишка. Посадите меня на урок английского, истории или естественных наук, и я была гарантированной отличницей. Но математика — это другая история.

— Я мог бы тебе помочь, — сказал он, потянувшись за меня и забрав лист бумаги обратно.

— Ты хорошо знаешь математику? — я не смогла скрыть изумление из своего тона.

— Думаешь, раз я играю в футбол, я не могу быть умным?

На самом деле, я думала об этом сценарии. Я должна быть репетитором горячего спортсмена, и он невольно влюбится в меня во время интимных занятий один на один. Но так тоже можно.

— Нет, конечно, — фыркнула я.

— Тогда дай мне карандаш, — он протянул руку, и на мгновение я предалась фантазиям о том, как я просто кладу ладонь в его руку… а потом прыгаю к нему на колени и целую его.

Но я сомневалась в своём равновесии. Что, если я заеду ему коленом в пах или вышибу весь воздух из его лёгких?

Здравый смысл победил, поэтому я подобрала с пола розовый механический карандаш и передала ему.

— Иди сюда, — сказал он, соскользнув на пол и похлопав по месту рядом с собой.

Я послушно села.

— Первую часть ты сделала правильно, — сказал он, прослеживая карандашом мой ход решения. — Но вот тут ты ошиблась.

Я сидела рядом с ним и наблюдала, как его большая ладонь водит розовым карандашом над листом. Люсьену Роллинсу удаётся сделать сексуальной даже математику.

— Вау. Ты реально умный, — сказала я, когда он обвёл ответ в кружок.

Уголки его губ слегка приподнялись.

— Никому не рассказывай.

— Твой секрет в безопасности со мной, — пообещала я.

— Твоя очередь, — сказал он, передавая мне карандаш.

От него приятно пахло. От этого у меня начиналась паранойя, что он почует мою вонь.

Потребовалось три попытки с моей стороны и бесконечное терпение со стороны Люсьена, но я наконец-то справилась. Следующий пример я решила со второй попытки. А когда третий пример мне удалось решить с первого раза, я вскочила и воткнула карандаш так, будто это был футбольный мяч в зачётной зоне.

— Да! Выкуси, математика!

Я наполовину завершила свой победный танец, когда вспомнила, что за мной наблюдает горячий одиннадцатиклассник, а у меня потные подмышки.

Люсьен откинулся назад, опираясь локтями на ковёр и весело наблюдая за мной. На его лице играла настоящая улыбка. Которую вызвала я. Во мне расцвело нечто тёплое. Я практически уверена, что это был прилив жара при климаксе.

Я заправила волосы за оба уха и опустилась обратно на пол.

— Эм, так вот, спасибо за это. Обычно я не радуюсь так сильно из-за домашки по математике.

Улыбка никуда не делась, и она превращала мои внутренности в пюре.

— Я так понимаю, чтение тебе нравится больше тригонометрии? — он кивнул на мои книжные шкафы.

— О, ээ, да. Мне нравятся книги. Очень.

— Собираешься их писать?

Я покачала головой.

— Неа. Чтение — это просто хобби. Я получу стипендию по софтболу и буду изучать спортивную медицину, — я всё распланировала. Тренер называл меня «агрессивно энтузиастичным питчером».

— Правда? — спросил он.

— Думаешь, я не справлюсь?

— Просто хорошо, наверное, знать, чем ты хочешь заниматься.

— Ты почти перешёл в двенадцатый класс, — заметила я. — В какой колледж будешь поступать? На какую специальность?

Он пожал плечами, затем вздрогнул и машинально потёр руку.

— Пока что не знаю.

Я нахмурилась.

— Ну, а кем ты хочешь стать?

— Богачом.

Похоже, он говорил всерьёз. И не в манере дерзкого подростка, которому надоело отвечать на вопросы тети Элис о том, кем он хочет быть, когда вырастет.

— Ээ, окей. И как ты этого добьёшься? — спросила я.

— Найду способ.

Я была разочарована. У парня вроде Люсьена должны быть большие и конкретные мечты. Он должен изобретать инновационные слуховые аппараты для младенцев или, может, открыть крутую стоматологическую клинику, как моя мама. Чёрт, да даже стремиться быть профессиональным футболистом — это лучше, чем ничего.

— Слоан! Ужин, — позвала моя мама с первого этажа.

Блин-блинский-блин.

— Ээ, ладно! — крикнула я.

— Видимо, мне пора, — сказал Люсьен.

Я не хотела, чтобы он уходил. Но я также не хотела, чтобы мои родители знали, что очень горячий футболист забрался по дереву в мою спальню. На случай, если он сделает это ещё раз, и тогда я буду помывшейся и одетой в пижаму под цвет блеска для губ.

— Спроси у мальчика, который забрался к тебе в окно, хочет ли он остаться на ужин. У нас сегодня мясной рулет, — прокричала мама приглашение.

— О Господи, — пробормотала я пристыженно, уткнувшись лицом в ладони.

Я взглянула на Люсьена, и он улыбнулся. Полноценной, широкой, подкашивающей колени и вызывающей бабочки в животе улыбкой.

— Спасибо, миссис Уолтон, но мне надо возвращаться домой, — крикнул он в ответ.

— Можешь воспользоваться входной дверью, — проорала мама.

Я поморщилась.

— Пожалуй, тебе стоит так и сделать. Иначе они просто поднимутся сюда.

— Окей, — сказал он, как будто не беспокоясь из-за моего унижения.

Расправив плечи, я вывела нас из моей спальни и вниз по лестнице, не зная, с какой именно реакцией сейчас столкнусь. Вступаться за права женщин — это одно в глазах моих родителей. А украдкой проводить мальчиков в спальню — это уже совершенно другой вид бунта.

Мои родители встретили нас у основания лестницы. Папа был одет в старомодный бежевый свитер, слишком совпадавший по цвету с брюками хаки. Мама до сих пор была в медицинском костюме после работы. Оба держали по бокалу вина.

— Мам, пап, это Люсьен. Он, ээ, помог мне с домашкой по тригонометрии, — сказала я, неловко представляя их.

— Приятно познакомиться, мистер и миссис Уолтон, — сказал Люсьен, пожимая им руки как взрослый. Мне внезапно представилось, как он проводит совещания в своём дорогом костюме, с серьёзным лицом и крепким рукопожатием. Может, «богач» не такая уж отстойная цель.

— Приятно наконец-то официально познакомиться с тобой, Люсьен, — сказала мама, бросая на меня взгляд «мы обсудим это позже».

— Тебе здесь всегда рады, особенно если это не даст Слоан швырять в стену учебники математики, — сказал папа.

Я смущённо подогнула пальцы на ногах.

— Пап, — зашипела я.

Он протянул руку и взъерошил мне волосы. Я продолжала умирать от фатального и неизлечимого позора.

— Ты уверен, что не можешь остаться на ужин? — предложила мама.

Люсьен поколебался буквально на долю секунды, и мои родители набросились на него как бульдоги на арахисовое масло.

— Присоединяйся к нам, — настаивал папа. — Карен делает отменный мясной рулет, а я приготовил печёный картофель с соусом из сметаны и редиса.

Люсьен покосился на меня, затем на свои ноги и кивнул.

— Ээ, если вы точно не возражаете?

— Ни капельки, — настаивала мама, направляя нас к кухонному островку, где были расставлены тарелки.

О Господи. Я буду ужинать с Люсьеном Роллинсом. Еёеейй!

И с моими родителями. Буууу!

Это определённо не свидание, если присутствуют дуэньи-наблюдатели. По крайней мере, не в этом веке.

— Идёмте, вы оба, — сказала мама, показывая дорогу. — Можете сервировать стол.

— У тебя классные родители, — сказал Люсьен, когда я закрыла за нами дверь. В прохладном вечернем воздухе витал лёгкий запах вишнёвого цвета.

— И смущающие, — сказала я, содрогаясь от тем разговора. — Тебе правда не обязательно на выходных помогать папе доставать летние украшения со стропил в гараже.

Мой папа, с ростом 170 см и боязнью лестниц, пришёл в восторг от роста Люсьена. Моя мама пришла в восторг от его видимой неспособности отказать.

— Я не возражаю, — сказал он, засовывая руки в карманы.

— Не допускай, чтобы они это услышали, иначе мама заставит тебя таскать коробки с документами в её офисе, а папа заставит обрезать высокие ветки во дворе.

— У вас отличный дом, — сказал Люсьен. Это прозвучало почти как обвинение.

— Я бы сказала «спасибо», но моих заслуг тут нет.

— Мой отстойный, — сказал он, мотнув подбородком в сторону соседнего дома, маленького, двухэтажного и бежевого. Я заметила, что отец Люсьена до сих пор не вернулся.

— Может, ты был бы лучшего мнения о нём, если бы подстриг газон? — услужливо подсказала я.

Он посмотрел на меня, снова развеселившись.

— Едва ли от этого станет лучше.

Я скрестила руки на груди, чтобы прогнать вечернюю прохладу.

— Как знать. Иногда если навести внешнюю красоту, то и внутри станет лучше.

Это как в те разы, когда я просыпалась достаточно рано, чтобы найти время на тушь и помаду. Яркие губы и длинные ресницы помогали мне почувствовать себя более красивой и более собранной версией себя.

— Посмотрим, — сказал он. — Спасибо за ужин. Мне пора возвращаться и делать свою домашнюю работу.

Он попятился.

Отчаянно желая получить ещё одну минуту с ним, мой мозг быстро перебирал варианты.

— Эй! Мне ненавистно быть такой девушкой, но ты до сих пор не извинился за камень, — заметила я.

Он сверкнул той лёгкой полуулыбкой, стоя одной ногой на крыльце, второй на верхней ступени.

— Видимо, придётся сделать это в следующий раз.

В следующий раз.

Моё сердце опять совершило тот нервный кульбит.

— Увидимся, — сказал он.

— Да. Увидимся, — произнесла я с придыханием. Я стояла там как идиотка и смотрела, как он идёт по дорожке и потом срезает в свой двор.

— В следующий раз, — прошептала я.

Той ночью я легла в кровать с улыбкой на лице, временно забыв про Рюарка и Шанну.

Следующим утром, уходя в школу, я невольно заметила, что грузовика папы Люсьена до сих пор не было у дома. Но передний газон был подстрижен.