Том 29. Письма 1833-1854

170 ДУГЛАСУ ДЖЕРОЛДУ

Женева,

суббота, 24 октября 1846 г.

Дорогой Джеролд!

Ровно неделю назад я кончил мою маленькую рождественскую повесть (написав в конце слово в слово фразу из Вашего милого письма, которое получил сегодня утром, а именно: «Наша жизнь, пожалуй, не так проста») и отправился сюда отдохнуть недельку. Не могу выразить, какую искреннюю радость доставило мне Ваше сердечное письмо. Форстер сообщил мне, что рецензия на «Домби» в Вашем журнале была проникнута тем же духом сердечности, а как я сказал недавно Кэт и Джорджине, лучший способ проверить литературную дружбу — сопоставить то влияние, которое она оказывает на нас, с результатами литературной вражды. Мистер Уоррен, правда, способен на время привести меня в ярость, но на следующий день его поступки и деяния умирают смертью всего дурного и изглаживаются из моей памяти. А щедрая симпатия, подобная Вашей, всегда со мной, всегда для меня источник новой радости, всегда ободряет меня, веселит и наполняет счастьем. Боль, причиненная несправедливой злобой, исчезает через час. Дары бескорыстной дружбы — эта самая прочная радость в мире. Какое счастье и утешение приносит мысль о ней!

Нет, я получаю Ваш журнал весьма нерегулярно. Если не ошибаюсь, я получил всего три номера, — и уж во всяком случае, не больше четырех. Но я все время помнил, как Вы заняты, и не надеялся получить от Вас весточку, когда собирался написать Вам из Парижа, чтобы уговорить Вас приехать к нам туда и повеселиться. Ваш ободряющий рассказ об этом предприятии доставил мне искреннее удовольствие. Все, что Вы говорите о старости людей, занимающихся литературой, я принимаю близко к сердцу и хорошо представляю себе, какую огромную пользу может принести осуществление Вашей идеи. Благодаря этому успеху Вы, несомненно, сможете приобрести независимое состояние, и я от всей души поздравляю Вас. Я получил два номера «Кресла цирюльника». Мысль великолепна и может быть легко и наилучшим образом приспособлена к любому новому обстоятельству. Номер, который должен был бы прийти с письмом, на которое я отвечаю, был с невероятным остроумием заменен… «Спектейтором»!!! В него вложен печатный листок от почтовой конторы с сообщением, что в этот вечер с очень многих газет слетели плохо приклеенные обертки; они выражают надежду, что газета, посылаемая мне, избрана правильно, но не очень на это рассчитывают. И в самом деле, из всех существующих газет они не могли бы выбрать более неподходящую.

Что же касается «Шуточной истории Англии» и подобных же бурлесков (включая и «Снобов») [169], я совершенно с Вами согласен. Они произвели на меня очень неприятное впечатление. Подобные шутки напоминают печаль наемного плакальщика, только наоборот, и точно так же приличествуют серьезным темам. Мне еще не попадался Бекет [170]. Вы видели упоминание о недовольных писателях в объявлении Альберта Смита, которому придан вид парламентского акта? В нем есть наглая развязность, которая подняла во мне всю жизнь. Мне хотелось бы, чтобы Вы на него взглянули, если оно до сих пор не попадалось Вам на глаза. Оно посвящалось Кристоферу Тедполу и вышло недели две назад.

Манчестерского суаре, полагаю, еще не было. Я видел в «Галиньяни» [171], что Вы едете. Как мне хотелось бы поехать с Вами!

Поверьте, я часто думаю о Ваших семейных несчастьях и не раз осведомлялся у Форстера о Вашей дочери. Это очень грустная история, дорогой Джеролд, бог свидетель. Но то, что отчасти повинно в Ваших страданиях, облегчает ее судьбу. До тех пор, пока он ей нравится, она не будет чувствовать все это так остро. Надеюсь, что Ваш сын показал себя у Беринга с наилучшей стороны. А старший-то, вот чьи дела идут хорошо! Мой отец сообщил мне, что он расстался с «Дейли ньюс». Интересно было бы знать, как идут дела там. Боюсь, что «добавки», как их называют Б. и Э. выглядят не слишком многообещающе, а Дилк, вообще говоря, немного тяжеловат.

Париж хорош и весной и зимой, так что приезжайте на рождество, и мы вместе весело проведем праздники — «то праздничное время года» (как выражается мистер Роуленд из Хэттон-гарден), когда человеческие волосы особенно легко развиваются. Я надеюсь перебраться в Париж со всеми чадами и домочадцами к двадцатому числу следующего месяца. Как только устроюсь, напишу Вам. Но, пожалуйста, постарайтесь приехать на рождество, и мы устроим чисто английское веселье. Это пустяковая поездка, и Вы можете писать по утрам столько, сколько Вам заблагорассудится. Может быть, Форстер (покончив с мадам Тюссо [172], тоже туда приедет, я его растормошу. Да, кстати, я растормошил мой французский язык, и получается довольно неплохо.

Газеты, кажется, знают о Швейцарии ровно столько, сколько о стране эскимосов. Мне хотелось бы показать Вам здешних жителей или жителей кантона Во — они очень культурны, у них великолепные школы, удобные дома, они отличаются умом и благородным независимым характером. Англичане имеют обыкновение чернить их, потому что швейцарцы ни перед кем не заискивают. Могу сказать только, что если бы первые двадцать пять лет наилучшего общего образования создали в Девоншире такое же крестьянство, какое живет здесь и в окрестностях Лозанны (отучив их от склонности к пьянству), то были бы достигнуты такие результаты, на какие и в самом радужном настроении я не рассчитываю даже через сто лет. Недавняя здешняя революция (я отношусь к ней с искренней симпатией) проходила в самом благородном, честном и христианском духе. Победившая партия была умеренна даже в первом своем торжестве, умеет быть терпимой и прощать. Клянусь Вам, некоторые из обращений к гражданам обеих партий, которые новое правительство (народное) развесило на стенах, были настолько истинно благородными и возвышенными, что у меня, когда я их читал. на глаза навертывались слезы, — они были так далеки от жалкой политической свары и проникнуты заботой об общем счастье и благополучии.

Кэт и Джорджи шлют Вам привет. Эта маленькая женщина заставила меня вчера смеяться до упаду, превосходно изображая миссис Брэдбери. Мы часто говорим о Вас и планируем парижские развлечения. В Лозанне очень мало англичан (всего несколько десятков), но все это очень приятные, образованные люди. Я опять весьма удачно занимался магнетизмом — на этот раз с медиумом мужчиной. Эллиотсон, гостивший у нас около недели, относится к моей магнетической силе с большим почтением. Да я и сам думаю, что волею судеб она довольно велика, так пусть же она или что-нибудь еще привяжет ко мне Ваше сердце, дорогой Джеролд.

Ваш любящий друг.