Бродстэрс,
вторник, 24 августа 1841 г.
Мой дорогой Макриди,
От всей души благодарю Вас за Вашу добрую записку, в которой Вы говорите о бедняге Оверсе. Не могу сказать Вам, как я рад был узнать, что он оказался достойным всех этих забот.
Что за молодчина этот Эллиотсон [82]! Он продержал Оверса у себя целый час и был так внимателен, словно перед ним сам принц Альберт; он составил подробнейшие инструкции и оставляет Вуда в городе на то время, что уедет сам, с тем чтобы тот его наблюдал. Затем он исписывает четыре странички письма — все об этом человеке, говоря, что к своему старому ремеслу он вернуться не может, ибо оно требует затраты физической силы (а ему нельзя заниматься физическим трудом). Что же нам с ним делать? Он говорит: «Вот, для начала, пять фунтов».
Ей-богу, ради того, чтобы иногда слышать подобное, я, кажется, согласен терпеть Джонсов в течение пяти лет! А когда я подумаю, что какой-нибудь мерзавец, омрачающий светлый лик мирозданья, пописывающий в грязной гнусной газетенке, всякая прогнившая насквозь и погрязшая в пороке шавка, которую и били, и пинали, и в конуру загоняли, гордо гарцует раз в неделю под вывеской редакторского «мы», когда всякий подонок ничего, кроме отвращения, у честных людей не вызывающий, этакое рвотное зелье, именуемое прессой, может безнаказанно нападать на таких людей, называя их плутами, дурнями и мошенниками, — когда я вспоминаю все это, я начинаю ломать перья от ярости и стискиваю зубы до боли.
Вот я и испортил себе настроение на весь день, и, наверно, придется пойти гулять, — если только не окажется, что писание этого письма привело меня в чувство. Впрочем, так оно и есть! Всегда, мой дорогой Макриди,
Ваш преданный друг.