При всех этих осложнениях тихие вечера с Николь Редберн доставляли ни с чем не сравнимое удовольствие. Наша близость не накладывала никаких обязательств, а ведь это самое главное, правда?
Она заскочила вечером в воскресенье, совместными усилиями мы соорудили грандиозный салат, навалив туда все, что под руку подвернулось, кроме кухонной раковины. Вкус оказался потрясающий (весь секрет в тертом рокфоре). Распили бутылку «Мюскаде», много смеялись. Смотрели телевизор. Прелестная семейно-домашняя интерлюдия.
Потом мы вместе приняли душ, и в этом не было ничего общего со «сценой» для Сьюзен Форгроув. Просто невинная радость.
Позже, в спальне, я сказал Никки, что впервые в жизни не испытываю возбуждения от близости с женщиной.
— Может, дело во мне? — спросила она.
— Господи, нет.
— Ты думаешь, что теряешь силу?
— Не думаю, Никки. Я люблю женщин. Должно быть, мне просто нужен отдых. Не знаю, в чем дело. Но знаю, что с тобой я счастлив, потому что могу погладить тебя по попке и этим ограничиться. Ты уже спишь?
— Не совсем.
— У меня в холодильнике полбутылки «Кордон руж».
— То, что надо, — согласилась она.
Когда я вернулся с бутылкой и бокалами, обнаженная Никки свернулась в кресле, обхватив рукой поджатые коленки. Я откупорил бутылку, налил вина.
— Удивительно, — сказал я. — Увидев тебя в такой позе со всеми прелестями наружу, я должен был бы просто вылететь в окошко. Но, как видишь, дорогая, делать этого не собираюсь. Да и тебя, похоже, не слишком терзают страсти.
Она пожала плечами.
— Я не очень пылкая женщина, Питер. Я тебе уже говорила.
— Учитывая род твоих занятий, надо заключить, что ты чертовски талантливая актриса.
— О да, — кивнула она.
— И все это притворство?
— Иногда я увлекаюсь, — призналась она. — Очень редко. Не люблю терять контроль над собой.
Я отыскал радиостанцию, передававшую музыку в стиле «кантри», мы развалились голышом, потягивая шампанское, слушая глупые сентиментальные песни об утраченной любви.
— По-моему, — задумчиво проговорила Никки, — если мы когда-нибудь трахнемся, это будет ужасной ошибкой.
— Думаешь, ничего не получится? — спросил я.
— Нет, — ответила она, — может здорово получиться. Но все изменится.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду.
— И не хочешь, чтобы так вышло?
— Мне нравится все как есть, — твердо заявил я, решив быть таким же сдержанным, как она.
— И мне. Я люблю просто спать рядом с тобой. Я люблю тебя, Питер, и знаю, что ты меня любишь.
— Люблю.
— Я жду нашей встречи, — продолжала она, — хочу быть вместе. Ты такой добрый.
Я подумал.
— В основном, пожалуй, добрый. Но бывает, что нет. Обычно это зависит от обстоятельств. Я не могу быть все время добрым, если надо бороться за выживание.
— А я не добрая, — призналась она.
— Да что ты, Никки. Неправда.
— С тобой, может, да, но посмотрел бы ты, как я обращаюсь со своими Джонами. Как с дерьмом.
— А их к тебе снова тянет, правда?
— Да.
— Так значит…
— Питер, я пользуюсь их слабостью, зарабатываю на этом. Какая тут доброта!
— Не могу согласиться. Если ты делаешь их счастливыми…
— Ты начинаешь рассуждать, как проститутка, — сказала она.
А позже в постели, в темноте, прижавшись ко мне, попросила:
— Передо мной не актерствуй, Питер.
— Я и не собираюсь.
— Хорошо, — шепнула она. — Оставим спектакли для дела.