Справиться я не смог. Нет, я, конечно, работал, но как автомат, все время думая об угрозе, которую символизирует рассеченный пластмассовый член.
Когда клуб опустел, я решил не ходить в «Дружескую компанию». Гутьеррес о ней наверняка знал, а я не имел ни малейшего желания снова с ним встретиться. Поэтому я запер входную дверь на замок, на засов, на цепочку. Почти везде оставил свет и пошел в бар выпить водки.
Потрескивание, поскрипывание, глухие стоны старого особняка никогда прежде не беспокоили меня, но теперь даже самый естественный звук действовал на нервы. В моем воображении рождались разные картины, одна хлеще другой.
Наконец часа в три утра я позвонил Мейбл Хеттер. Разбудил, конечно. Сказал, что мне жутко одиноко и я хочу побыть рядом с ней. Нельзя ли приехать?
— Сказка! — воскликнула она. — Давай побыстрей.
Я позвонил в свой гараж, посулив двадцать баксов тому, кто подгонит машину. Она пришла через десять минут, а еще через десять я остановился всего за полквартала от дома Мейбл. Проезжая по Шестой авеню, я не отрывал глаз от зеркала заднего обзора в поисках преследователей. Что за жизнь!
Мейбл была в коротенькой белой батистовой пижаме, усеянной маленькими синенькими колокольчиками. Она вкусно пахла мылом и сном и вовсе не злилась на мой неожиданный визит. Она обрадовалась мне так искренне, что я поклялся в душе быть с ней ласковей и заботливей.
Мейбл принесла корытце со льдом, и я набросал его в водку, захваченную из клуба. Она села ко мне на колени, и я стал покачивать ее, расспрашивая, как прошел день. Спиртное и ее безыскусная болтовня принесли облегчение.
Пока она болтала, я гадал, какой была бы жизнь с таким невинным созданьем. Наверно, скучной, но скуку многое бы компенсировало. Она добросердечна, прекрасно готовит, с энтузиазмом занимается любовью. Да, простоватые добродетели, однако после всего происшедшего они обретали особую цену.
— Питер, что с тобой, ты здоров? — встревоженно спросила она.
— Как огурец, — ответил я. — Наверно, устал немного. День был тяжелый.
— Ты чем-то расстроен?
— Нет, просто расслабился. Как мило, что ты разрешила мне приехать.
— Знаешь, — хихикнула она, — когда ты позвонил, мне снился такой чудный сон. Такой дикий! — Она покраснела. Потом изогнулась, чтобы шепнуть мне на ухо: — Мне снилось, что у тебя их два!
Я проглотил свою водку и тут же налил еще.
— Дикий, правда? — спросила она.
В постели же ничего дикого не случилось. А мне хотелось именно этого. Я хотел полностью погрузиться в ее податливое отзывчивое тело. Но с огорчением обнаружил, что не могу. Не первый, конечно, случай в моей жизни, но крайне неуместный в данный момент.
Я не винил себя: меня опустошил страх. Я видел, как рушится моя карьера из-за гнусного недомерка, которому хватило ума угрожать самому дорогому моему достоянию.
Скрывая позор, я был необычайно искусным и нежным, с радостью видя, как верхняя половина ее разнородного тела наливается розовым светом — верный признак возбуждения.
Я завершил представление, познакомив ее с новинкой, которую жеребцы называли «блужданием в чаще». Для нее это явно стало приятной неожиданностью, и она радостно приняла новый вид услуг, покрикивая: «Чудо! Чудо! Чудо!»
Одно из достоинств сценического опыта — он учит импровизировать.
Мне стало так хорошо, когда Мейбл заснула на моем плече. Ее юное мягкое тело излучало тепло, и я чувствовал себя в безопасности. Она подарила мне такой покой, что я чуть не заплакал. Я приложился губами к маленькому розовому соску, и она удовлетворенно застонала во сне.