Я жил на Западной Семьдесят пятой улице в шестиэтажном особняке, превращенном в многоквартирный дом. Входная дверь на три ступеньки ниже тротуара, зеленые пластиковые контейнеры для мусора вдоль стен. В доме двенадцать квартир: половина выходит окнами на улицу, половина — в захламленный внутренний двор с единственным деревом в центре.
Мы с Артуром Эндерсом снимали двухкомнатную квартиру — гостиная плюс спальня — на первом этаже. Нам повезло: грабители влезали к нам всего лишь дважды. После чего мы установили на дверь три замка и цепочку, а также решетки на окна.
Один спал в спальне, второй на кушетке в гостиной, и каждый месяц мы менялись. Крохотная кухонька, крохотная ванная с душевой кабинкой. За эту роскошь мы платили 450 долларов в месяц и почитали себя счастливчиками.
Вот уже почти пять лет мы смотрели на это жилье как на временное — пока я не получу главную роль, а Артур не допишет Великую Американскую Пьесу. Мебель мы собрали с миру по нитке — что-то отказали друзья, что-то купили в магазинчиках Армии спасения, что-то нашли на помойке.
Ящики из-под апельсинов служили книжными полками. Катушка от кабеля — журнальным столиком. Настольные лампы мы соорудили из фотографических рефлекторов, а обеденный стол — из двери, которую положили на бетонный блок. Здесь пахло жидкостью против тараканов и подгоревшими гамбургерами. Одежда висела на спинках стульев и дверных ручках, а пол, покрытый истертым коричневым линолеумом, украшали драные ковры, которые презентовал один наш приятель, большой любитель кошек.
Итак, я справился со всеми тремя замками и впустил даму в наш дворец.
— Боже! — вырвалось у нее.
— Ну, здесь не так, чтобы очень… — признал я.
— Здесь очень «не так, чтобы очень».
Однако она сняла шубу и шляпу и аккуратно сложила их на кресле с продавленным сиденьем. Затем наступил черед очков, и я впервые получил возможность увидеть ее лицо.
Под пятьдесят, догадался я. От природы не красавица, но парикмахер и косметолог потрудились на славу. Хорошо бы, тренер по аэробике и массажист так же потрудились над телом, пока скрытым свободным шерстяным платьем цвета шампанского.
Лицо, без сомнения, выдает характер сильный. Может быть, даже слишком сильный. Твердый взгляд, тяжеловатая челюсть, тонкие губы, увеличенные помадой. Рыжеватые волосы, искусно уложенные над высоким лбом, шея без морщин, широкие плечи. Полная грудь.
Женщина встретила мой изучающий взгляд с полным спокойствием.
— Ну как, в порядке?
— Вполне, — ответил я.
— Вы — прелесть! — Она коснулась моей щеки. — Есть что-нибудь выпить?
— Красное вино.
— На худой конец сгодится.
— Боюсь, — я постарался для разнообразия придать голосу британский акцент, — это «кьянти».
Она рассмеялась. Я вышел в кухню за вином, а когда вернулся, она как раз выходила из спальни.
— Везде только мужская одежда, — отметила она, — и не вся вашего стиля и размера. Значит, ваш компаньон — мужчина.
— Совершенно верно.
— Вы случайно не педик?
— К сожалению, нет. А как мне вас называть?
— Марта. Это мое настоящее имя. А вы?
— Питер.
Она и не вздумала пошутить по этому поводу, за что я был ей крайне благодарен.[3]
Она в два глотка прикончила вино, и я повел ее в спальню — по счастью, в этом месяце спальня принадлежала мне.
Тело у нее оказалось лучше, чем я ожидал. Крупные алые соски, тяжеловатые, слегка обвисшие груди, — но меня это нисколько не покоробило. Широковатая спина, но хорошая талия и крепкие бедра. Несколько крупнокостна, но и это не вызвало у меня никакого внутреннего протеста.
— Ты красив, — сказала она, внимательно меня изучив.
— Спасибо.
— Только без извращений, — предупредила она. — Простой, нормальный трах.
И я обслужил ее в соответствии с заказом.
Когда мы наконец отдышались, я спросил:
— Марта, это, конечно, не мое собачье дело и ты можешь меня послать, но часто ли ты этим занимаешься?
— Сексом? Регулярно.
— Ты знаешь, что я имею в виду: цепляешь мужчин в барах.
— Когда на меня находит, — лениво ответила она. — А тебя это задевает?
— Конечно нет. Но разве это не опасно?
— Так в этом вся и прелесть! Слушай, дружок, да сейчас многие этим занимаются. Богатые, независимые женщины вроде меня, имеющие возможность самим выбирать себе удовольствия. Скажи, много ли баб раньше могли себе такое позволить?
Я задумался: она была права.
— Я рад, что ты выбрала меня.
Она поцеловала меня в щеку, затем собрала свои одежки и сумку и отправилась в ванную.
— Там ручка в бачке плохо работает, дерни пару раз, — крикнул я вслед.
— Конечно, в таких местах всегда так.
Я стремглав оделся, проскочил в гостиную и обшарил карманы ее шубы. Спички из шикарной гостиницы «Четыре времени года», на подкладке вышиты инициалы «М. Т.» и ярлык бутика «Баркарола». Я знал эту лавочку — фантастически дорогая.
Она вышла из ванной и протянула несколько банкнотов. Я сунул их в карман, не считая.
— Как мне связаться с тобой, Питер?
Я помог ей надеть шубу и записал на листочке номер моей службы ответов и фамилию. Она сунула листок в сумочку.
— Пойдем, усажу тебя в такси, — сказал я, и она снова чмокнула меня в щеку.
Я даже не надел пальто и шляпу. В темном вестибюле мы встретили старую миссис Фульц — она жила в цокольном этаже. Старуха с подозрением глянула на меня.
Я усадил Марту в такси, улыбнувшись на прощанье. Затем, дрожа от холода, рысью понесся назад. Одного взгляда на дешевую гонконгскую копию наручных часов от Картье было достаточно: до встречи с Артуром и Дженни Толливер у «Блотто» оставалось двадцать минут.
Я уже не в первый раз изменял любимой женщине и знал правила. Прежде всего надо почистить зубы. Дважды. Принять душ. Дважды. Самое главное — вымыть волосы, потому что иначе они пахнут чужими духами — и сексом.
Переодевшись, я помочился, не удосужившись дважды дернуть за ручку бачка, побрызгал одеколоном на щеки и шею и был готов к будущему.
А потом посмотрел, что же сунул в карман — три двадцатки. Значит, она дала мне десять долларов на чай. Отлично! Я мельком глянул в зеркало — хотите верьте, хотите нет, но я совсем не изменился.