Когда на следующее утро Марта не вышла на работу, я около одиннадцати позвонил ей по телефону.
— Наверно, прийти не смогу, — донесся ее слабый голос.
— Ясно, но мне надо сказать тебе кое-что важное. Нельзя заскочить на минутку?
— Я просто не в состоянии поддерживать беседу.
— Ну так я тебя поддержу. Тебе плохо, дорогая? Могу прихватить телячьего холодца.
— Лучше арманьяку, — попросила она.
Я думал, что найду распустеху с растрепанными волосами и мутным взором. На ней будет грязное платье и «Кровавая Мэри»[52] в дрожащих руках. Кругом толстый слой пыли и окурки.
Ничего подобного. Марта была одета с достойным и сдержанным шиком, причесана, рука ее оказалась твердой. В квартире чисто, пепельницы пусты.
— Я уже собралась идти в клуб, — призналась она, — и не смогла сдвинуться с места. Питер, что со мной?
— Упадок духа, — сказал я. — Хандра. Все, что требуется, это немножко испытанного тошнотворного лекарства.
Я откупорил арманьяк и налил два бокала. Сел рядом с ней на черный кожаный диван, обнял за плечи. Я действительно любил эту женщину, и мне было больно видеть, как она страдает из-за какого-то дерьмового политикана.
Я сыграл перед ней кусочек только что придуманного шоу, изобразив Канниса и Гелеско перед Венерой Милосской:
— Эй, Тони, да эта сучка без рук!
Она хохотала до слез, еле переводя дух.
— Господи, Питер, ты — то, что доктор прописал!
— И являюсь по вызову!
Потом рассказал о вчерашней встрече с Иваром Гутьерресом и о том, сколько он посулил мне за долю в «Питер-Плейс».
— Забудь об этом, — посоветовала она. — Он похож на мелкого жулика, который пытается дорваться до легких деньжат.
— Ты думаешь? Для мелкого жулика он слишком хорош. И путешествует с эскортом.
— Пара головорезов, которых он нанял на час. Просто позвони ему, Питер, и скажи, что ты не заинтересовался его предложением. И все.
— Так и сделаю. А теперь поговорим о тебе. Марта, ты мне в последнее время не нравишься.
— Чему уж тут нравиться, — согласилась она. — У меня просто сил больше нет. Клуб я совсем забросила. Наши бандюги знают, сколько дней я прогуляла?
— Я им не сообщал, но они знают.
— Еще бы. Должны знать. Ну и черт с ними…
— А с Янсом и со мной? — спросил я. — Даже с Кингом в роли хозяина мы еле справляемся. Делаем твою работу. Это нечестно.
— Налей еще, — сказала она.
Мы молча выпили по второй. Я оглядывал эту комнату с трубящими толстокожими слонами, припоминал каждый свой прежний визит и думал, что все важные перемены в моей жизни начинались здесь.
— Что-нибудь новенькое от мистера Боукера? — небрежно спросил я.
— Да. Помнишь, я говорила, что он грозится покончить с собой, если я его брошу? А теперь заявил, что сначала убьет меня, потом себя.
— Господи Иисусе! — воскликнул я. — Марта, он просто безумец.
— Он политик, — пожала плечами Марта. — Ты думаешь, нормальный человек пойдет в политики?
— Тебе непременно надо избавиться от него, — твердо сказал я. — Может, он просто пугает тебя, и все же не стоит испытывать судьбу.
Она кивнула:
— Ты прав, Питер. Мне надо думать не только о себе, но и о сыне. Я решила: вернусь в Чикаго. Расторгну контракт — никто возражать не будет, — а свои двадцать шесть процентов оставлю, они что-нибудь принесут. Может, смогу открыть небольшой бутик… Как думаешь?
— Ну… — заколебался я, — мне страшно не хочется, чтоб ты уезжала, но другого решения предложить не могу. Когда собираешься ехать?
— Первого января. Тогда у Янса или у кого-то другого будет шанс занять мое место. Квартира принадлежит мне, я получу за нее хорошие деньги, так что в финансовом смысле не пострадаю. Я в самом деле думаю, это лучший выход. Так или иначе, придется избавляться от этого человека, просто чтоб обрести душевный покой.
— А что происходит с ним, Марта? — спросил я. — И, в сущности, что происходит с тобой? Я хочу спросить: что вас связывает? Любовь? Секс? Или что?
— О милый, только в кино, в книжках и в пьесах людьми движет что-то одно. В жизни у каждого нашего поступка десятки причин, и никто не может распутать этот клубок и сказать: вот почему я сделал то-то и то-то. Посмотри на себя. Ты ввязался в плотские забавы, потому что хочешь легких денег, потому что тебе нравится секс, потому что ты любишь женщин, потому что тебе приятно быть на виду, ты наслаждаешься актерской игрой, ты не способен ежедневно сидеть в какой-нибудь конторе с девяти до пяти, и прочее, и прочее. Ты находишь миллион оправданий своим занятиям.
— Да, — кивнул я. — Ты права. Наверно, каждый считает себя очень сложным, а всех вокруг — примитивными.
— Мне сейчас лучше, — призналась Марта. — Просто от разговора с тобой. Спасибо, что пришел. Пожалуй, пойдем в клуб вместе. Поцелуй меня.
И мы поцеловались. Она тесно прижалась ко мне.
— Какой же ты милый, — шепнула она. — Испорченный, но милый.
Вернувшись в «Питер-Плейс», я сразу направился к себе в офис. Нашел визитку Гутьерреса и позвонил. Долго было занято, но наконец я пробился.
— Мистер Гутьеррес, это Питер Скуро.
— Да, слушаю, — ответил певучий голос.
— Я обдумал ваше предложение, мистер Гутьеррес, и пришел к заключению, что пока не время продавать мою долю в «Питер-Плейс».
— Не согласен, — быстро перебил он. — По-моему, сейчас именно время. Цена может упасть. Есть вероятность, что даже ваши капиталовложения не оправдаются.
— Я в это не верю, — твердо сказал я. — Я много думал, и…
— Еще подумайте. Подумайте как следует. Возможно, вы многого не знаете, мистер Скуро. Убедительно прошу вас отнестись к моему предложению с величайшим вниманием.
Я начал злиться.
— Простите, у меня своя голова на плечах. Сделка не состоится, мистер Гутьеррес.
— Надеюсь, вы измените ваше решение, — сказал он. — Мы еще встретимся, мистер Скуро. Вы еще обо мне услышите.
В словах и в тоне была реальная угроза, но, по крайней мере, мне удалось первым повесить трубку.