Торговцы плотью

Глава 60

В течение первой кошмарной недели Марте Тумбли приходилось ежедневно пробираться к новой обители по сугробам. Она принесла с собой фотокопию списка клиенток бутика «Баркарола», которую после некоторых колебаний выкрала в последний день пребывания на посту менеджера.

А еще она привела Николь Редберн, представив ее как «леди, которая взяла на себя Люка Футтера». Я удивился. Марта описывала молоденькую и хорошенькую девушку по вызову, а я не обнаружил в ней этих внешних качеств. Как минимум, двадцать шесть, и ее внешность скорее настораживает, чем привлекает.

Я заварил свежий кофе, и мы уселись в гостиной, жалуясь на погоду и обсуждая дела. Мне вдруг открылось, что обе женщины связаны искренней дружбой, несмотря на взаимные шутливые подначки. Никки называла Марту мадам Дефарж, а Марта обращалась к ней мисс Сиська.

Близился вечер, снова пошел снег. По прогнозу высота снежного покрова могла достичь шести-десяти дюймов. Леди собирались отправиться куда-нибудь обедать, но я уговорил их остаться и довольствоваться консервированным супом, жареными цыплятами и салатом.

Они охотно согласились, скинули туфли и занялись готовкой, пока я смешивал водку с мартини. Женщины обсуждали достоинства и недостатки своих профессий, а я улыбался, слушал и внимательно разглядывал Николь Редберн.

Она была почти одного со мной роста, а по комплекции — копия Эберхарда Фабера. Длинные черные волосы с единственной светлой прядью. Треугольное, сужающееся к подбородку лицо. Пухлые вывернутые губы, громкий смех. В громадных бездонных глазах впору утонуть.

Она была закутана в несколько свитеров, и я не мог оценить фигуру, только угадывал тонкость, силу и гибкость. В ней не было ничего от мягкости Дженни Толливер, зато чувствовалась тайная сила, какой в Дженни никогда не было.

Когда Марта объявила, что мы работаем под маркой «Театральной академии Питера», Николь предложила зарегистрировать в телефонном справочнике наш номер под названием фирмы, а не под моей фамилией. Я поинтересовался, пользуется ли она прикрытием.

— Только из налоговых соображений, — серьезно ответила она. — Я — школьная учительница. У меня есть лицензия. При желании берусь за временную работу в частных школах в Манхэттене. Учительница я неплохая, и это дает мне официальный статус. О школьном заработке я отчитываюсь до последнего пенни.

— А что вы преподаете?

— Английский устный и письменный. Я специалист по английской литературе. Раньше работала на полной ставке. В нашем деле — всего два года.

— Два замечательных года, — усмехнулась Марта.

— Два прибыльных года, — серьезно заметила Николь.

Мы собрались на кухне и, готовя еду, выпили по доброй порции калифорнийского шабли.

Потом в кабинете пили арманьяк под зловещий прогноз погоды, передаваемый по телевидению. На улицах останавливались автобусы, такси не выходили из гаражей.

— Проклятье! — сказала Марта. — Если мы хотим попасть домой, Никки, давай двигаться.

— Послушайте, — предложил я, — у нас тут три спальни. Почему бы вам не остаться? Пижаму могу одолжить.

— Как ты, Марта? — спросила Никки.

— Годится, — ответила ее старшая подруга. — Только в задницу пижаму, я сплю голой.

— А я возьму, — сказала Николь. — Спасибо, Питер.

Мы посмотрели по телевизору идиотский фильм, допили коньяк, сходили на кухню за шоколадным пудингом, потом разошлись по отдельным спальням.

Когда пробило полночь, я лежал, читая экземпляр не принятой к постановке пьесы под названием «Все по местам!». Настоящий кошмар, но для меня там была хорошая роль. Перечитывая ее в тысячный раз, я представлял, какую конфетку мог сделать бы из этой роли.

Дверь приоткрылась, просунулась голова Николь Редберн.

— Привет!

— Привет!

— Можно?

— Конечно.

Она закрыла за собой дверь. На ней была моя пижамная куртка. Длинные, мускулистые голые ноги, ноги бегуньи. Оливковая кожа. На правом бедре маленькое пятнышко — бархатный кружочек.

— Я просто зашла, — сказала она. — Никакого секса, ладно?

— Ладно, если объяснишь, почему Марта называет тебя мисс Сиська.

Она расстегнула куртку, и объяснений не потребовалось.

— Невероятно, — признал я. — И скольких мужчин они ослепили?

— Я осчастливила многих. У тебя есть пилочка для ногтей?

— Несессер в ванной.

Она вышла из ванной, разглядывая прибор.

— Восемьдесят девять центов! — воскликнула Никки. — Какой грабеж! Точно такой я купила на распродаже за пятьдесят девять.

Я засмеялся.

— Тебе так важно сэкономить тридцать центов?

— Уверяю тебя, я как ястреб слежу за каждым пенни.

Она села на край моей постели, поджав ногу. Пижамная куртка расстегнута, но под ней белые трусики-бикини. Тело крепкое и костистое. Ребра и бедренные суставы на виду.

— Ты здорово смотришься! Как поддерживаешь форму?

— Трижды в неделю хожу в спортивный клуб.

— Вот чем мне следовало бы заняться!

Она откинула одеяло и простыню и посмотрела на мое обнаженное тело.

— Ты в полном порядке, — сказала она, — славный петушок, — и снова накрыла меня. Потом посмотрела на свои ногти и стала оглядывать спальню. — У тебя здесь красиво, Питер.

— Еще бы, за такие деньги.

— Марта мне говорила, — сказала она. — Не волнуйся, всегда можно съехать.

— Если снегопад когда-нибудь кончится. А у тебя как дела?

— Не жалуюсь. За прошлый год я заработала почти пятьдесят грандов. Не считая учительской зарплаты.

— А какая зарплата?

— Как минимум сто. За постель больше.

— Тебя кто-то ведет?

Она взглянула на меня.

— Нет. Было на первых порах. Но с финансовой точки зрения это не имело смысла, и я от него избавилась.

— Каким образом?

— Один из моих постоянных клиентов — крепкий парень — позаботился. Дал ему нахлобучку.

— Нахлобучку?

— Ну, знаешь, — взмахнула она рукой, — башку проломил. После того я его больше не видела. Стала абсолютно самостоятельной.

— А где ты берешь новых клиентов?

— В основном по знакомству. У меня полно знакомых специалистов по связям с общественностью, и я легко договариваюсь. Проколы случаются редко. Надеюсь лет десять еще продержаться. Но даже имея пятьдесят тысяч в год, инвестиционного капитала не сколотишь.

— За десять лет ты заработаешь полмиллиона.

— Мало, — покачала она головой. — Я вкладываю деньги под десять процентов в муниципальные облигации, свободные от налогов, и, выйдя на пенсию, буду иметь всего пятьдесят тысяч в год.

— Всего! Мне бы хватило.

— Учти, что инфляция в среднем составляет десять процентов в год. Когда булка хлеба будет стоить десять долларов, нынешние пятьдесят грандов превратятся в кусок дерьма.

Я вздохнул.

— Ничего не понимаю во всех этих финансовых тонкостях.

— Ты хочешь сказать, что не пытаешься обеспечить свое будущее?

— Никогда не думал об этом.

— Так подумай. Ты что-нибудь знаешь об акционерных обществах, холдинг-компаниях, контролируемых одним лицом, страховой пенсии?

— Ничего, — признался я. — Но хотел бы узнать. Не просветишь ли меня?

— Охотно. Я не спец по финансам, но основы могу изложить.

— Грандиозно, — сказал я. — Может, пообедаем как-нибудь вместе?

— Почему бы нет? Марта даст мне твой телефон. Будет приятно встретиться. Только никакого секса. Идет? Я не дарю того, чем торгую. Надеюсь, ты меня понимаешь.

— Вполне, — согласился я. — Никакого секса. И мы будем друзьями?

— Мой единственный друг — Марта.

— А как вы познакомились?

— Она когда-то работала в Чикаго у моей матери. А мадам Дефарж — моя бабушка.

Николь пошла в ванную положить несессер на место. Вернувшись, она подсела ко мне и поцеловала в щеку. Пахло от нее чем-то непонятным.

Поднялась возле кровати во весь рост, распахнула пижаму, позируя.

— Неплохо для старушки? — спросила она. — Правда?

Сильное, крепкое тело, нервное, гибкое, как у барракуды.[12] Я понял, что в постели она способна свести с ума.

— Крыша может поехать, — ответил я. — Сколько тебе лет, Никки?

— Двадцать четыре, — честно сказала она. — Дело идет к тридцати. Спасибо за гостеприимство, Питер. Ты хороший парень. Правда-правда.

Взмахнув рукой, она исчезла. Я выключил лампу в изголовье, натянул одеяло, закрыл глаза. Перед ним все еще стояло это смуглое сухое тело, гладкие бедра и невероятно острые соски.

Я дремал, но в комнате становилось все холодней, и я беспокойно заворочался. А потом, примерно через час, в спальню, в постель, пробралась Марта и согрела меня.