Тортоделка

Неродная

Гера

Смерил её испепеляющим взглядом, увидев в кабинете дяди Паши и услышав нокаутирующую новость.

— Да она брюхатая, дядь Паш! — не верил в происходящее. — Ты имеешь полное право не брать её в штат.

— Я уже два года, как в штате, — издевательски улыбнулась Лика и бросила на стол Ворса пакет документов.

— Это бред! — голос едва не взвизгнул. — Ты два года назад даже не думала о работе. Ебанная белоручка!

— Хватит оскорблять меня! — рявкнула бывшая.

— Оскорблять — меньшее, что я желаю сделать сейчам с тобой, сука!

— Прекрати, Герман, — теперь повысил голос дядя Паша. — Она хоть и не святая и так же неприятна мне, но подобные словечки в адрес женщины в своём присутствии я не потерплю.

Сцепил челюсть так, что свело зубы, вынужденно подчиняясь Ворсу.

Бывшая слегка испуганно смотрела мне в лицо, но храбрилась, решительно идя вперёд. Её настойчивость, признаюсь, льстила мне и даже была приятна. Эти несколько месяцев назад я и представить не мог, что женщина, которую без памяти любил и которая засунула когда-то моё сердце в микроволновку и сожрала на ужин, будет теперь так рьяно следовать по пятам. Лика стойко претерпевала все выпады и унижения, пытаясь меня вернуть. Вся эта игра становилась интересней и, хуже всего, понял, что восхищаюсь её упертостью и отважностью. Вике до неё далеко.

— Ей здесь не место, — слегка поостыв выдохнул я.

— А это не вам решать, — девушка ухмыльнулась и гордо приподняла вверх подбородок. — Папа купил активы Ватлина, которые в процентном соотношении выше, чем у всех акционеров. Последнее право голоса за ним, то есть за нашей семьёй. Вы теперь все у моего папули под каблучком. Если захочу, то вы вылетите из отеля, как пробка. Хочешь, чтобы твоя кондитерша искала новую работу?

— Только приблизься к моей невесте и тогда ты будешь искать новые зубы, — рыкнул в ответ.

— Вы мне оба надоели, — Ворс поднялся изо стола. — Мне нужен только порядок. Склоки оставьте себе. — Дядя Паша поправил галстук и посмотрел на Лику. — Я представлю тебя коллективу, но будь любезна выполнять свои функции чётко, раз уж сунулась. За невыполнение обязанностей словишь штраф. Уж это я могу устроить. Идём!

Теперь же бежал за Викой следом, пытаясь ей всё объяснить. Поймал у раздевалки и насильно притянул к себе, обхватил руками лицо, вынуждая смотреть на меня.

— Ну, малышка, через две недели наша свадьба. Не думай об этой дряни. Если хочешь, можешь здесь больше не работать. Давай откроем кондитерскую, как ты мечтала.

— А ты будешь с ней здесь? — ревниво посмотрела на меня. — Нет уж. Дудки! Идиотку из себя делать не позволю. И пусть не попадается мне на глаза. Она хоть и мать твоего будущего ребёнка, но за волосы потаскать её я смогу. А ещё не забуду отыграться на тебе. Помни баллончик и жирафа.

Оттолкнула и вошла в раздевалку. Невольно улыбнулся, вспомнив наше былое противостояние. Тогда не было Лики. Только Вика, а я грезил мыслями о ней, о своей тортоделке. Захотелось вернуться в то время. Решительно вошёл в раздевалку следом и, заключив в свои объятия, впился в губы. Чувствовал, как сердитое напряжение вышло из её тела, как расстеклась и поддалась моему натиску.

— Сегодня ночью будем только я и ты. Поняла? Я всё больше хочу, чтобы ты была моей женой, а ту женщину можно только пожалеть. Заменить тебя у неё никогда не получится.

Смотрит с надеждой, но недоверчиво. Прильнула щекой к моей груди, прижавшись.

Игнорировать бывшую получалось, но с трудом. Я углубился в работу, а так же в подготовку к свадьбе, а Лика всячески старалась попасть в эпицентр моего внимания — короткие юбки, блузы акцентирующие внимание на её грудях, всевозможные виды причёсок и укладок, томные взгляды и милые улыбочки, если случайно забывался и обращал на неё свой взор.

Вика не на шутку нервничала, но держала себя в руках. В отличие от бывшей, которая только и норовила зацепить колкостью или издевкой мою невесту. По вечерам старался сделать всё, чтобы девушка забыла о сопернице.

Мама вдруг решила взять на себя роль свекрови, на что девушка уважительно умолкала и старалась терпеливо воспринимать нравоучения, но я, зная свою кровинку, прекрасно понимал, что над моей невестой просто измываются.

— Мамуль, я ценю твои старания, но в следующий раз теперь хотел бы видеть тебя только на свадьбе.

— О чём ты?! — опешила женщина. — Мой сын на следующей неделе вступает в брак с черте кем. Я должна ввести в курс эту деревенщину, как нужно вести себя в нашем обществе.

— Она не в нашем обществе, как и я не в нём, — грозно процедил я. — Твой младший сын — холоп и работает на кухне. Позорно? Да, но смирись, если хочешь продолжать быть моей матерью.

— Закрой рот, бессовестный! — взвизгнула мама и вдруг залепила мне мощную пощёчину. Вот и он — цирк на гастролях. Пуская злость через ноздри, переживал её рукоприкладство. — Я — твоя мать! И принимать участие в жизни своего сына обязана, хочешь ты того или нет…

— Тогда лучше поддержи меня, — повысил снова голос, уже молебно смотря на неё. — Хватит бить и давить на горло! Просто хоть раз встань на мою сторону, даже если ошибаюсь и тебе это не по нутру. Будь рядом, но дай думать самому.

Мама гордо подняла голову и молча поспешила из нашего дома.

— Увидемся на церемонии, — махнул на неё рукой.

После её ухода в дом пожаловал ещё кто-то. Фиг с ними! Гувернантка разберётся.

— Герман Юрьевич, — женщина провела в дом мужчину лет за шестьдесят. — К вам мужчина по поводу трудоустройства.

— А, — понял сразу же на кого. — Забыл совсем. Спасибо, Галина Федоровна. — Женщина откланялась, а мужчина оглядывал дом. — Резюме ваше я уже просмотрел и меня вполне всё удовлетворило. Три рабочих дня в неделю вас и правда устраивает?

— Я пенсионер уже, — улыбнулся мужчина совсем не старческим ртом. — Просто нужна подработка.

— Дом мы приобрели недавно и садовая территория в негодном состоянии. Невеста хочет, чтобы всё было красиво.

— Я в этом профессионал, — кивнул садовник.

— Надеюсь. Предлагаю приступить через неделю. После свадьбы мы улетаем на неделю во Францию и, как раз, за это время вы приведёте наш сад в райское место. Хочу сделать ей сюрприз после прилёта домой.

— Ваша будущая невеста — счастливейшая женщина, — улыбнулся мужчина, сверкнув сощуренным глазом. Взор невольно опустился на его руки. Наколки. На старческой морщинестой коже было не понять их отношение к сословию. Садовник, уловив мой взгляд, спрятал руки за спину. Я кашлянул от неловкости.

— Что ж. Моя гувернантка позвонит вам через неделю.

— Буду ждать, Герман Юрьевич, — кивнул он, и я проводил его к дверям.

— До встречи.

Посмотрел на часы. У Вики тоже сегодня выходной, и девушка, взяв с собой Таню, поехала докупать необходимое к свадьбе. Значит Тоха свободен, как и я. Переоделся и поехал к нему.

Вика

Припарковавшись у нужного подъезда, неуверенно посмотрела на пятиэтажный дом.

— Хочешь с тобой пойду? — участливо посмотрела на меня Таня, понимая мою нерешительность.

Да, хочу, но в твоём присутствии наши языки не развяжутся, а мне нужен откровенный разговор с отцом.

Папу я помнила неплохо. Он ушёл от мамы, когда мне было девять лет и тот момент хорошо запомнила. Мужчина вернулся с работы дико избитым. На утро он поцеловал меня в лоб, прося простить и сознавая, что слабак. Мама скулила и шла за ним, цепляясь в руки. Молила простить и клялась, что нашей семье ничто не угрожает. Но дверь за отцом закрылась.

— Папа больше не придёт? — помню тогда свой детский вопрос, за что впервые получила от матери жесткую оплеуху по лицу, упав на пол.

— Всё из-за тебя, сучье ты отродье, — вне себя прошипела мать.

Я испуганно вскочила на ноги и убежала, спрятавшись в своей комнате. Тогда ненависть этой женщины стала для меня более явственней. Но вопросы — почему ушёл отец и в чем виновата я, так и остались по сей день.

На следующей недели я вступаю на новый супружеский этап своей жизни и сделать мне это хочется без груза прошлого.

Робко постучала в квартиру на третьем этаже. Дверь открыл седой мужчина за шестьдесят. Добродушный взгляд выцветших голубых глаз, сеть мелких морщинок по лицу, растучневшаяся фигура. Раньше он казался мне таким крупным мужчиной, а сейчас это толстенький низенький старичок.

— Здравствуйте, — улыбнулась я. — Вы, Андрей Ларионов?

— Да, — кивнул, тоже улыбнувшись.

— Это я, пап. Вика, — нервно сглотнула и голос слегка дрогнул.

Старик пару секунд шокированно смотрел на меня.

— Вика?! Ты стала такой красавицей, — по нему было видно, что он рад видеть меня, но моё появление на пороге дома спустя двадцать лет, явно озадачило мужчину.

— Спасибо, — робко кивнула. — С тобой можно поговорить?

Старик неуверенно помаячил в дверях, но после отступил, впуская в квартиру. Быт хозяина соответствовал одинокому пенсионеру. Старая мебель, пыльный телевизор, сероватые занавески на окнах, стопа газет на столе и чашка чёрного чая, который давным-давно остыл.

— Присаживайся, — мужчина закрутился в своём обиталище, в стыде и спешке пряча брошенную одежду и срывая с тахты постельное бельё. — Извини, не ждал гостей.

— Всё в порядке, пап, — осторожно опустилась на край скрипучего стула. Старик смиренно принял свой беспорядок и тоже осел на тахту.

— Как Ниночка? — смотрит виновато.

— У неё всё замечательно. У тебя двое внуков. — Кивнул, словно знал об этом. — Я тоже на следующей неделе выхожу замуж.

— Правда? — радостно улыбнулся. — Я очень рад за тебя. Мать всё же не смогла испортить тебе жизнь.

— Скажем, я хорошо сопротивлялась, — горько усмехнулась. Отец поддержал таким же смешком. Молчание возродилось тяжёлым камнем. Неловкость момента жгла горло. — Почему ты ушёл?

Старик слегка подпрыгнул на тахте и нервно сцепил кисти рук. В тишине услышала его громкий выдох.

— Потому что трус, — смотрит виновато. — Я очень любил вас и вашу маму, но испугался. Год спустя, хотел вернуться, всё исправить, но твоя мать чересчур гордая женщина.

— Чего ты испугался? — не поняла я.

Старик явно занервничал.

— Викуль, об этом тебе должна поведать только твоя мать. Я не имею права.

— Почему? Ты же мой отец. У тебя те же права, — искренне поразилась. — Прошу тебя. Из этой женщины и слова не выбить. Дай хоть что-то. Мне нужно зацепиться, — горячо взмолила я, глядя на побелевшее лицо старика. Он с сожалением смотрел то на меня, то на чашку чая. — Пап. Она всю мою жизнь презирает меня. Я устала. Она даже на свадьбу мою не желает приходить и твердит жениху, что я грязная, — голос ушёл в нервный смешок.

— Ты не грязная, — папа аж положил руку на сердце. — И ушёл я не из-за тебя, детка. Ты всегда была добрым и любящим ребёнком. Моей отрадой. Я любил тебя, как родную.

— Что?! — сердце прыгнуло вверх. Как родную?! В каком смысле?

— Я не отец тебе, Вик, — виновато уронил он и старческие слезинки замаячили на его вмиг покрасневших веках.

— Как? — вскочила шокированно со стула. — Из-за этого ты и ушёл?! Она изменяла тебе?!

— Тебе стоит поговорить об этом с матерью, — старик тоже настойчиво поднялся, дрожа всем телом. — Этот разговор касается только вас двоих. Я не имею права. У тебя теперь есть часть истины. Прости меня, детка.

Глянула на него лицом обиженного дитя и выскочила вон из его квартиры.

Гнала машину на полной скорости, игнорируя испуганные просьбы Тани, пустить за руль её. Девушка тщетно пыталась меня утешить и успокоить. Въехала во двор, припарковалась у подъезда.

— Я с тобой, — решительно заявила подруга, выскакивая из машины за мной следом. Мне было всё равно.

Лицо матери белым пятном выступило из темноты квартиры, когда женщина открыла мне нашу увесистую дверь.

— Вы врали мне с отцом всё это время, — тут же напала на неё. — Кричишь, что я грязная, а САМА?! Сама же изменяла папе и нагуляла меня, черт знает, от кого. Говори правду, мама!

— Ишь, правды она захотела, — мама вдруг болезненно ухмыльнулась. — А Андрей старый дурень! Не мог держать и дальше язык за зубами. Правды всё ищешь? Ну тогда получай! — лицо женщины метало искры гнева и чего-то ещё. Страх?!

Мама прошла в свою комнату и вырыла из недр старого шифонера папку. Швырнула на стол.

Дрожащей рукой взяла в руки, вскрыла — кипа документов, пожелтевших от старости.

— Что это? — прочла своё имя.

Видя мой ошеломленный взор, весь гонор и напускная ненависть в лице матери, улетучились. Возможно, она уже пожалела, что в сердцах вскрыла карты, но назад пути нет.

— Это твои документы из детдома. Мы удочерили тебя в возрасте двух лет, — тихо проронила мать, испугано глядя на меня.

Читала бумаги, выписки из детдома, анализы психиатров, осмотры соцработников. Господи! Обида и боль на эту женщину забилась ещё сильней. Бросила папку прямо в неё.

— Неродная, значит можно ненавидеть и вымещать на ней все свои неудачи?! Это низко! Гадко… Поэтому грязная?! — Мама смотрела затравленно и давила в себе ещё что-то. Но всё равно не вяжется! Это не всё! — Это лишь часть объяснений. Папа ушёл из-за другого. Из-за чего?!

Мама быстро что-то перебирала в голове.

— Твоими родителями оказались наркодилер и малолетняя проститутка. Мать подбросила тебя в больницу и где-то сгинула. Но папаша объявился. Тогда он заявил о своих правах на тебя. Избил Андрея. Мы вызвали милицию, написали заявление. Пытались оградить тебя. Но твой приёмный отец испугался и сбежал, оставив, даже свою родную дочь. Трус! Настоящий же отец потом так и не объявился, знал, что менты на хвосте, видимо. Скрылся где-то. Спустя семь месяцев после этого, мне сообщили, что его нашли мёртвым под Саратовом. Подельник перерезал ему глотку, — замолчала, оценивая меня. — Вот она вся твоя правда. Довольна?! Теперь ты всё знаешь…

Теперь знаю. Тело лишилось прежней Вики. Опустошенная стояла посреди материнской комнаты в ужасе доходя, что вся жизнь которую прожила, просто не моя. Не мои родители, не моя любящая и всегда недалёкая сестренка, не мои племянники, не мой дом. Вся жизнь была мишурой. Слёзы текли по щекам, душа за горло.

Сзади приобняли заботливые руки Тани.

— Пошли отсюда, — мягко шепнула подруга и повела мою субстанцию прочь, на свежий воздух.

Девушка села за руль, пребывая в молчании, совершенно не зная, что сказать.

— Викуль… Это всё неважно. Много есть тех, кто с тобой. Любит тебя. За то, что ты прекрасный человечек. Прошлое не имеет значение, важно лишь настоящее, — обняла меня за шею и чмокнула в мокрую от слез щеку.

Может она и права. Это моё прошлое и о только моё. Гордо вытерла слёзы и сурово произнесла:

— Герман не должен об этом узнать. И никто больше!