Глава тридцатая, в которой оказывается, что жизнь — говно

Пришла в себя Алиса уже дома. Застонала, дернувшись. Подушки под головой примялись, когда она перевернулась на бок. Открыла глаза, посмотрев на меня, сидящего под стенкой.

— Святые пряники, — прохрипела она.

— Грешные пирожки, — ответил я. — Во рту пересохло?

— Временно… — пробормотала она, вновь закрывая глаза. — Магия?..

— О да, магия.

— Почему?

— Потому что иначе убила бы. Думаешь, я не знаю, что в голове у тебя?

— Ублюдок…

Я вздохнул, ткнувшись затылком в стену. Закрыл глаза. Да, ублюдок — хорошее слово для меня.

— Развяжи.

— Телепортируйся.

Глаза открылись. Я вгляделся в них. Туман. Черный. Ничего особенного, хотя напоминало Хатшь. Алиса моргнула. Веко опустилось. Поднялось. Снова.

— Это так не работает…

Я кивнул. Хорошо. Значит, не порежет раньше времени. Хотя все еще может решиться разорвать на части телепортацией.

— Угу, понятно, — ответил.

— Почему ты ее использовал?

— Потому что надо, я же сказал уже, черт побери.

— Ты сказал, что мерзко.

— А ты сказала, что пряники святые. Но это еще ничего не значит, верно? — я подмигнул. — Закрой ротик еще на пару часиков. Я хотел бы побыть в тишине.

— Что, хреново чувствуешь себя?

Я не ответил, закрыв глаза. «Хреново»? Херово. Вот как. Тело морозило, знобило, на коже выступал холодный пот, хотя его не могло быть на самом деле. И дело не в магии. Мана успела восстановиться. Дело в том, что внутри головы.

— Ты же не хотел использовать магию?

— Отлично разбираешься в чужих мыслях. Но давай мы сначала решим вопрос одержимости убийствами. А потом поболтаем о ребенке внутри тебя. Мои желания — вопрос не твоего ума.

— И что ты хочешь знать, Костолом?

— Странное прозвище, учитывая, что я не сломал ни один кусочек тебя.

— Отвечай.

— Я хочу знать, зачем меня убивать. Вроде как логично, не правда ли?

— Ты — узурпатор.

— Я лишь тот, кто занял опустевшее тело. То, что уже давно стало частично моим.

— Тогда расскажи, — Алиса открыла глаза и посмотрела на меня серьезно. — Расскажи мне правду о том, что случилось. Всю правду, чтобы я поверила.

— Ох, если кого-то можно убедить правдой — этот человек является идиотом. Но ладно, так тому и быть. Однажды я путешествовал по Холивриту. Тогда еще Леса Силы были закрыты. Моя профессия сложная и неоднозначная. Так что я не мог жить в одном городе все время.

— Кто ты? Наемный убийца?

— О нет, у тех хотя бы раз в полгода есть свой очаг. Я — вор.

— Ха, знала я одного воришку… ну ладно. Продолжай.

— Великодушно благодарю! Так вот, я путешествовал. Как обычно, ночь взяла свое. И усталость — тоже. Тогда увидел случайно огни в гуще деревьев. Постучался, попросил ночлег. Как оказалось, хозяйка дома, симпатичная девушка, знала, кто я такой. Видела в городе объявление о розыске. Умудрилась распознать, хотя рисовали меня совершенно неправильно. Решила взять легкий золотой за мою голову. Может, не вычитала, что разыскивали меня живым, а может, хотела сильно ранить и довезти к законникам…

Я замолчал, вспоминая тот вечер. Безумный, холодный и чертовски злой.

— И? — нетерпеливо подстегнула Алиса.

— Она взяла нож. Я не смог защититься. Может, еда была отравлена, а может, воспалившиеся раны от стрел, недавно попавших в мою спину, дали свое. Кто знает? Может, я мог бы убить девчонку, но я стараюсь не бить красивых девушек…

— Идиот.

— …пусть те и не отвечают взаимностью. Меня зарезали как тупорылого хряка, и сдох я на полу. Но перед смертью было кое-что забавное. Я не просто так оказался израненный посреди дороги. Наверное, мой конь наследил, пока я вел его к дому. На старости я стал терять смекалку и не подумал о том, что охотники за головами могут тащить с собой собаку, взявшую след вонючего скакуна. Ублюдки шли по пятам…

— Подожди. Тебя искали и законники, и убийцы?..

— Я был нелюбим некоторыми людьми с детства. Так что неудивительно — врагов нажил и среди погани, и среди достойных мира сего. Тридцать лет проработать вором, это ведь не пряники печь.

— Продолжай, — сухо потребовала Алиса.

— Наемники ворвались в дом, как раз когда хозяйка поднималась с моего тела. Я еще дышал. Пес срывался с поводка, скалясь и хрипя на кровь. А один из убийц, поняв, что я уже труп и не удастся закончить наш с ним давний спор…

— Господи, что ты творил?! Какого черта за твоей головой охотилось столько людей?

— Женщина, дай закончить действительно важную историю! Об особенностях воровской жизни можно потом поболтать, если у меня будет настроение.

— Ладно, ладно. Черт с тобой. Продолжай. Только короче.

— Они убили женщину. Отрезали мою голову. Унесли с собой, оставив тела в доме. Не знаю, почему по мою душу не пришла ни одна тварь этого мира, но я точно помню много лет пустоты. День сменялся ночью, а я этого не видел, только чувствовал. Потом в дом зашел кое-кто, давший мне надежду. Демон и… этот вот Ян. В нем было место для еще одной души. Свободное место в мешке из плоти и крови. Какая душа откажется от такого?.. Я не смог. Впился в его сущность, присосавшись к ней, как пиявка.

— Угу. И набирал силы из души Яна, да?

— А то. Ел досыта, чтобы вернуть утраченное тепло. И потом как-то природнился. Тем более, что меня никто не старался выгнать. Жил с Яном, ел его пищу, думал его мысли. Смотрел его жизнь. Насыщенная она была у парня. И я в общем-то не слишком хотел влезать в нее. Пока малец не увидел день создания вампиров. Это его сломало или доломало. Неважно. Он спекся. Стал настолько презирать собственную оболочку, свою жизнь, так сильно испугался увиденного, что просто сдался. Не знаю, насколько часто души себя сжигают. Я никогда не чувствовал возможности сделать такое. Но Ян именно сгорел. По-другому не могу назвать. Его душа обожглась, а потом зажглась. И кусочек за кусочком стала превращаться в пепел, пока не остался один я. В этом теле.

— О чем Ян думал перед смертью?

— Много о чем. О тебе, о ребенке, о Джордане. О своей семье. Жалел о том, что все стало именно так. Что он — очередной позор своего рода. Только согрешил больше остальных, став вампиром. Тварью, что однажды сожрала свою мать. Он не смог принять демоничность, занявшую душу. Ян захотел очищения. Но то, что испачкано грехом, тряпкой не отмоешь. Перед тем, как окончательно исчезнуть, он лишь попросил меня позаботиться об этом всем. И я согласился. Это плата за то, что он оставил тело.

— Ясно, — вздохнула Алиса, перевернувшись на спину. — Значит, он действительно решил уйти…

— Именно, сестренка. Уйти навсегда. Покинуть мир, который настолько сильно не пришелся ему по вкусу. Не знаю, сколько душа его здесь промучалась, но Ян уничтожил ее без следа. Скажи мне, это вообще легко провернуть? Сжечь себя вот так?

— Это чертовски сложно. И случайно такое сделать уж точно не выйдет.

— Паскудно. Не свезло парнишке.

— Даже не говори.

Мы помолчали немного. Дар понемногу вернулся ко мне, но в нитях Алисы я не видел ничего особенного. И все же спросил.

— Еще собираешься меня убить?

— Нет. Бессмысленно. Раз уж ты ребенок моей крови, а Ян умер окончательно.

— Слава богу. Тогда я развяжу тебя сразу, как только переведу дух от напряга.

— Ты знаешь, что магия вампиров под запретом?

— У кого?

— У нас.

— Не-а. Откуда мне знать такие тонкости? Аль я нежить какая потомственная?

— Если вампиры узнают, что ты колдуешь кровью, тебя убьют.

— Если я больше никогда не буду колдовать — это сгодится за отмазу?

— Нет. От тебя теперь за версту воняет магией. И ток маны чувствуется.

— Значит?..

— Пока вампир не освоился в колдовстве, его стараются убить. Когда он уже достиг определенных высот, его обязательно убивают.

— Н-да, сестренка, радуешь.

— Я не виновата, что ты идиот.

— А чего так сразу? Чего уж там, смерть звучала бы страшно, если бы в этом мире не дохли все подряд. Если меня попробуют убить — им не помешает немного удачи. В конце концов, это у меня на руках будут запрещенные козыри, которые не бьются обычными картами.

— Значит, ты решил колдовать дальше?

— Скорее всего, эта мысль закралась мне в голову еще тогда, когда Ян откинулся, только коснувшись черной магии. Вот только до боя с тобой я не воспринимал ее всерьез.

— Магия жрет обладателей.

— Знаем, сестренка, видали уже.

— Вор-маг?

— Вор — сын мага.

— И насколько твой отец был хорош?

— Достаточно, чтобы его убили. Я не хочу говорить об этом.

— Мне не интересно твое прошлое. Хочу только понять, насколько серьезно ты сможешь колдовать. Впрочем, по твоему заклинанию я и так уже догадалась, что ты не слабак.

— Это комплимент от сестренки?

— Это досадная реальность, придурок. Развяжи руки.

***

Насколько я успел понять, у вампира-мага два важных ресурса. Первый — духовные силы, создающие ману; второй — насыщенность кровью. Из крови создается запас сил, а уж те идут на колдовство и Дар. Мана может кончиться, но если душа еще не дохляк, то восстановится. Душа может истощиться, но если кровушка пьется, то это будет хорошим отдыхом.

Я исчерпал первый уровень сил — ману. Хатшь сожрал всю без остатка. На втором уровне — духовном — оставалось еще немного, так что Дар кое-как можно было использовать, может, меня хватило бы на еще одно слабенькое заклинаньице. На третьем был голяк. Давно никого не кусал.

Я знал, что это исправится, потому что запас крови в поселении был впечатляющим. Так что первым делом, развязав руки Алисе, я отправился к главному.

— Кровь? — спросил я.

— Есть, — кивнул мужчина так, будто я спросил о кувшине молока.

Меня попросили подождать. Позвали кого-то. Пришел один из охотников. Возрастом как Ян. И вытянул руку.

За то короткое время, что я был вампиром, запомнил, что не стоит кусать клыками тело, если ты не собираешься обратить или убить. Или еще что-то…

Так что жест своего кормильца понял полностью. Раз подставил руку — тоже знал, как кормятся вампиры с живых. Сделать разрез, а потом попить немного. Вполне удобно. Хотя уверен, что рвать глотку клыками и пить, делая крупные глотки, гораздо приятнее.

Лезвие прорезало кожу, я вернул нож охотнику, а сам поскорее присосался к глубокому разрезу. Кровь была приятна, пусть из раны ее шло не так уж и много. Глоток за глотком я чувствовал, как силы наполняют меня вместе со вкусом. И чувство это было великолепно. Тело становилось легче, в голове прояснялось, настроение поднималось.

Говорят, лучшая приправа — голод. Уверен, он же и придает крови такой необычный, но достойный вкус. У меня было ощущение, будто я пью хорошее вино. Хотя это было неточное чувство. Все глубже — я пил то, что содержало крупицы духа. Это опьяняло не тело, это опьяняло мою душу, которая вдоволь жрала щепотки чужой сущности.

Охотник опустил руку лишь тогда, когда я позволил. Не сказать, что насытился сполна, но пить больше мне не хотелось. Пожалел парня, что ли? Нет, не думаю. Просто решил напомнить себе о черте между наглостью и хамством.

— Будь здоров, — попрощался я с кормильцем и вышел на улицу, под лучи восходящего солнца.

Удивительно подумать, я чувствую это идиотское жжение на коже лишь потому, что когда-то сделал нечто совершенно неправильное… Впрочем, плевать. Плевать на немилосердно припекающее солнце — все равно там, возле строящегося храма, было в разы хуже. Я сидел и меня буквально варило заживо. Думал, что с ума сойду, даже при том условии, что старался отвлечься от боли на коже.

Жизнь вампира весела. И вовсе не такая сложная, как может показаться. Избегать большого огня и слишком глубоких луж воды. Вот и все правила, в остальном все как у людей…

***

Решил побродить по лесу. Когда я был ребенком, часто гулял среди деревьев недалеко от дома. Тот был отличным. Два этажа, крепкая крыша, теплые ковры, горячий камин, вкусный чай. Мама часто сидела в кресле возле огня, читая одну из отцовских книжек. Пока папа… тренировался.

Для магов очень важно оставаться рядом с природой. Шум городов и множество соседей — это то, что мешает. Мешает шумом, вонью, жизнью. Сбивает токи маны, нарушает концентрацию. Мой отец знал это, так же как и мать. А я был ребенком и радовался близости к зверям и деревьям.

Отец был волшебником. Колдовство его не притягивало. Хоть папа и изучал темную магию, делал он это лишь для понимания. «Самый страшный враг — неизвестность», — говорил он мне, улыбаясь лишь краешками губ. Сам его взгляд всегда оставался холодным, уподобляясь северному ветру.

Я сел среди корней, как это любил делать Ян. Глупая привычка. Среди них чаще холоднее. Будучи ребенком, я сидел не под самым деревом, а в паре метров от него. Там, куда достают лучи солнца и где не скапливается влага.

Папа никогда не любил злых людей. Хотя в битве с колдунами сам становился… яростным. Я знал это, потому что знала мать. Слышал это лишь из ее рассказов, потому что отец не любил говорить о себе. Только иногда изрекал какое-то наставление.

Впрочем, я мало что запомнил из рассказов. С детства осталось лишь четкое понимание — сам я выбрал не тот путь, который присматривал для меня папа.

Выдохнул теплеющий воздух. Солнце в Файльге и правда было невероятным — зима не чувствовалась. Лишь ветер был достаточно холодным. Но сами лучи… прогревали все как следует.

— Прекрасная страна, — с улыбкой пробормотал я, вытягивая ноги.

Трава колыхалась вокруг, но я не ежился. Ветер был не таким холодным, чтобы заставить вампира сильно замерзнуть. Тем более, шарф… и плащ.

Моя мать была исследовательницей магии. Так они с отцом и познакомились. Ученый и практик встретились на городской ярмарке у лавки с алхимическими ингредиентами. Отец покупал их для своего нового проекта, а мать хотела провести анализ пары кореньев. Понятное дело, у бродячих ученых нет доступа к хорошим лабораториям, в которых можно заняться опытами. Но щепотка магии — и хоть что-то да станет ясно в этом растении. Маги никогда не делились собственным опытом с обычными людьми, поэтому ученые взяли этот долг на себя.

Как рассказывала мама… «Он посмотрел на меня немного сурово и сказал: “Это плохой корень, подгнивший. Не видишь, что ли? Возьми лучше этот”. И достал из своей сумки, куда только что скинул купленное».

Тогда мать поняла… не знаю. Наверное, почувствовала, что этот человек добрый. И увязалась за ним. Несмотря на свой возраст, она всегда оставалась любопытной и по-детски прямолинейной. Начала ходить за папой по всему городу, засыпая вопросами. Отец, еще не зная, кто перед ним, случайно обмолвился, что занимается магией. Наверное, в ту секунду и решилось, что холостяцкой жизни папки пришел конец. Моя мать всегда умела добиваться желаемого…

Не могу сказать, что она сошлась с ним лишь из-за научного любопытства. Это было бы дешево. Просто любовь очень удачно сплелась с долгом профессии. И опытному магу, волей-неволей, пришлось впустить в свою хижину естественного врага: любопытного пройдоху, раскрывающего обычным людям все магические секреты, до которых только можно добраться.

«Однажды утром я увидела, что он занес в спальню мою сумку с вещами. И, перехватив удивленный взгляд, пожал плечами: “Не держать же тебя на улице, в конце концов”. Хотя я бы и на улице спала ради такого мужчины!»

И мама смеялась, рассказывая об их знакомстве. Смеялась всегда. Жалко, что однажды перестал слышаться ее смех.

Я вздохнул, поджимая ноги. Солнце заглянуло под крону, хоть и не добралось до всего меня. День вступал в свои права, и у меня начиналось то, что называется «обеденной ленью вампира». Не то чтобы я стал сонливым. Просто солнце убило мотивацию что-либо делать в ближайшее время. Так что я прикрыл глаза и устроился поудобнее, закутавшись в плащ и закрыв часть лица шарфом.

Вспоминались рыжие волосы родителей. У них у обоих были веснушки на лице. Хотя у папы больше, что его раздражало. Он мог бы магией убрать их с кожи, но не хотел почему-то. Я так и не успел узнать от мамы, почему.

Так что я… родился лысым, крикливым ребенком, любящим поспать побольше. А с возрастом отросли рыжие патлы и лицо усеялось кучей веснушек. К старости рыжие волосы потускнели, веснушек стало меньше. Хотя некоторые шлюхи все равно называли меня Рыжиком.

— Черт возьми, — выдохнул я, открывая глаза и щурясь от дерзкого солнца.

Каким-то образом оно пробилось через зазор в кроне, решив как следует пожечь лицо. Я сдвинулся.

В Холиврите вообще мало рыжих. Когда я стал вором, пришлось носить шляпы с широкими полями. Так можно было хоть немного скрыть огненную шевелюру. Ха. Впервые головной убор я надел не по своей воле. Мой партнер по делам, ругнувшись на приметную черту, стянул со своей головы шляпу и нахлобучил на меня.

— Но ведь она…

— Мой брат мертв, так что не узнает. А мне проще дать ее тебе, чем попасться из-за твоей башки.

— Мог бы хоть иногда работать сам, — надулся я.

— Ха-ха! Скажешь еще. Да я за жизнь не знал никого, кто так же быстро вскрывает замки. Еще пара краж, и мы с тобой свалим отсюда, куда-нибудь подальше. В большой город.

— А потом? — спросил я.

— А потом бабы, вино и куча веселой работы! Воровская гильдия, слава, опасности… Кстати, у тебя была баба?

— Нет…

— Разве?! Одиннадцать лет, пора бы уже! — авторитетно заявил мой пятнадцатилетний напарник.

И в тот же вечер он отвел меня к моей первой шлюхе. Та была очень ласкова и нежна. Называла меня маленьким золотцем и обещала, что с радостью узнает, каким станет мой член в итоге. Хорошая попытка привязать к себе клиента, чтобы деньги не таяли в кошельке так быстро. Даже если клиент — всего лишь малолетний воришка.

А напарник… Хоть я и пробыл у жрицы любви каких-то двадцать минут, когда я вернулся к нашей с ним подворотне, он уже лежал там. Три колотых раны и куча холодной крови вокруг.

Жизнь, оттачивая на мне свой жестокий юмор, вечно состыковывала самые разные события странным образом. Если бы я не пошел к шлюхе, умер бы с другом на пару. Но стоило мне впервые за кучу дней оставить его одного, как парня тут же порешали.

Жизнь — говно, понял я тогда. Натянул шляпу и ушел, даже не став проверять карманы мертвого напарника. Это была наибольшая почесть, которую я мог ему оказать.

С той шлюхой я больше никогда не виделся.

— Ох, пора бы домой, — вздохнул я, почувствовав, что стало неуютно жарко.

Поднявшись с земли, я потянулся и, пожав плечами, пошел. К вечеру меня скорее всего снова попросят помочь с чертовыми булыжниками для храма.

Загрузка...