Вампир без клыков

Глава тридцать первая, в которой спрашивают о боли

Первым делом Алиса сказала:

— Заходили строители. Сказали, что ты можешь не приходить, рук хватает.

— Отлично, — кивнул я.

«Значит, тот мужик не забыл, что я могу сделать, если он будет пытаться лезть под руку. Боится? Наверное. А может, просто не хочет связываться».

— Ты знал об этом?

— Не-а.

— Через Дар не посмотрел? — спросила девушка, и я почувствовал легкую шпильку опасности в этом вопросе.

— Я использую его только при необходимости.

— Понятно, — сухо ответила Алиса, возвращаясь к книге.

— М… Может, тебе помочь? Вина достать где-нибудь или одежду помочь сменить.

— Нет уж, спасибо.

Я вздохнул и уселся на кровать.

— Даже не знаю, как сказать, — начал я. — Но… Кхм. Возможно, тебе стоило бы проявить чуточку дружелюбия. Я тебе уже объяснял все тонкости.

— Я не очень люблю колдунов, извини.

— Серьезно? — удивился я. — То есть… Прости, но… Кхм. Кхм! То есть наш Дар — это не плохо. А сделать пару зловещих трюков — это все уже, ужаснее ужасного?

— Именно. Магия вампиров под запретом.

— Под чьим?

— Любой здравомыслящий постарается держаться от такого, как ты, подальше. Только если не решит, что может убить.

— Как ты накануне?

Алиса подняла взгляд от книги.

— Я хочу сказать, — продолжил я, — что я применил магию только из-за того, что ты чуть меня не прикончила. Если не хочешь сталкиваться с колдовством, может, не стоит загонять другого в угол только за то, что он занял чье-то там тело? Тем более, я ведь не прикончил этого парня. Мы просто сосуществовали, и когда его не стало, я взялся за дело. Трон не принадлежит одному человеку. Король умирает, и на его место приходит другой.

— Впечатляющая речь, похвально.

— Более того, ты не понимаешь, сестренка, но я мог тебя уничтожить парой ударов. Мои навыки боя гораздо, гораздо выше твоих. Потому что твой предел — прыгать как кузнечик в воздухе и махать ножиками, которые у тебя вместо рук. Я же в свое время положил множество головорезов голыми кулаками. У меня столько опыта, сколько ты еще не живешь.

— Ага, да неужели?

— Я тридцать лет существовал как мусор, и это меня многому научило. Пока ты попивала кровь из фужера и нянчилась со всякими женоподобными педиками.

— Между прочим, не у тебя одного была тяжелая жизнь.

— Проблема только в том, что я не стараюсь из-за этого прикончить каждого неугодного. Я могу строить диалог, объяснять и выдвигать обвинения. А ты, сестренка, тупо потрошишь все, что движется. Такие вот пирожки. Без начинки и из дерьмового теста.

— Да, но знаешь ли, это не душу твоего друга убили, заняв при этом его тело.

— Верно, моих друзей никогда не убивали. Потому что я перестал их заводить после трех смертей близких. Это дало мне намек, что если ты не хочешь пускать слезы над выпотрошенными людишками — стоит держаться подальше от всей этой сопливой романтики.

— Ох, ты слезки пускал, бедненький. Над кем же, если не секрет? Небось, няненьку-кормилицу твою кто-то грохнул? Из ревности, что ты слишком много сосешь ее грудь?

— Иисусе, какой бред ты несешь, сестренка, — вздохнул я, сжав переносицу пальцами. — Просто хочу сказать, что ради всего святого, я не убивал Яна, я стал его частью, и когда он умер, мне не оставалось ничего иного, как…

— Я это уже слышала! — закричала Алиса. — Я слышала, черт побери, что ты его якобы не убивал! Но факт остается фактом — он мертв, а ты в его теле, и я знаю, что ты нихрена не сделал для того, чтобы спасти парня! Ты просто дал ему самоуничтожиться!

— Да потому что это его чертов выбор! — сорвался я. — Я не записывался в няньки слюнтяям, которые забивают свой вечер мыслями о самоубийстве! Хочешь сдохнуть — умри, не занимай место других людей! Господи боже, в этом мире дохнет столько людей, что думать о финише просто-напросто неправильно! Это тупняк, сестренка!

— Он был частью тебя, ты сам сказал… почему ты не огородил его от увиденного? Почему не помог?..

Я вздохнул. Опустил взгляд.

— Скажи, пожалуйста, — тихо начал я. — Где гоблин?

— Гоблин?.. — повторила Алиса. — Какой… оу. Оу!

— Блядь, — зашипел я, поднимаясь с кровати и берясь за голову. — Блядь, сестренка, какого хуя?! Твою мать, ты не можешь уследить за блядским уебищным мудозвоном?! Трепиздыханное ебоблядство, ты правда упустила гоблина?! Гребаного, мать твою, мелкого, прыщавого зеленокожего?!

— А что, я должна за ним следить?! Это ты притащил его!

— Ебозвонское ты сучеблядоговно! — заорал я, пиная кровать. — Срань господня, сучеговносранская блядоебь!

— Твою мать, завались, меня сейчас стошнит от твоей жалкой попытки материться как крутой мужик… — скривилась Алиса.

— Ебучка ты злопездыханная! — заорал я. — Я не крутой, я нахрен дохрена перепуганный! Этот ублюдок притащит сюда ораву засранцев, которые разнесут все к херовой матери!

— Дьявол, это всего лишь гоблины, я их на раз-два прикончу.

— А их там скорее всего не будет раз-два! Их там блядь будет орда!

Я в отчаянии сжал голову, впившись пальцами в волосы. Мелкие твари, использующие отравленные дротики… Они перебьют кучу народа. А это значит, что мне придется еще больше пахать после того, как разберусь с набегом гоблинят…

Я осматривал комнату, не в силах поверить, что чертов гоблин сбежал. «Как Алиса могла допустить это?! Чем она думала?! Она что, вообще не понимает, как следить за пленниками?! Я притащил его сюда ради того, чтобы эта тварь не позвала своих братанов, но твою мать, эта инвалидка упустила единственное, что действительно было важно! Если мелкий засранец притащит сюда хобгоблинов…»

Выдох. Вдох. Выдох.

Сел обратно на кровать. Повисла напряженная тишина.

— Надо предупредить старосту, — подал голос я.

— Надо, — угрюмо ответила Алиса. — Слушай, извини… Я правда не понимаю, как так вышло. Я… я просто забыла о нем. Слишком была поглощена проблемой Яна.

— Не знаю, что там за проблемы у этого парня, но мы теперь по уши в дерьме, — вздохнул я. — Этот коротышка огреб от меня прилично. Теперь хоть усрется, но достанет меня.

Мы замолчали. Нужно было предпринять что-то, но до конца не хотелось признавать эту грубую ошибку, которая может стоить очень дорого.

Я сидел, упершись взглядом в пол. И вдруг замер. Обомлел.

— Ты слышала? — тихо спросил я.

— Что? — Алиса недоуменно посмотрела на меня.

— Какой-то звук.

— Гоблины?..

— Да, — медленно кивнул я. — Да. Почти. Только их не много. Он один.

— О чем ты?..

Я вздохнул. Выпрямил спину, потягиваясь. Усмехнулся. Улыбнулся. Рассмеялся.

— Что смешного? Ты с ума сошел, да? Кони двинул?

— О да, сестренка. Я поехал.

Соскользнув с кровати на пол, я, встав на четвереньки, тут же и вовсе лег на пол. Приподнял ткань, свисающую с кровати и закрывающую пространство под кроватью.

— Привет, гоблядь, — поздоровался я, встретив перепуганный взгляд. — Как тебе тут хихикается? Хорошо, удобно?

У засранца были все так же связаны руки и ноги. Я позаботился об этом, перед тем, как начать рассказывать Алисе историю охоты Яна. Вот, почему я так спокойно оставил уродца в комнате с Алисой. Я связал его. Я был уверен, что он не освободится. Правда, я так же надеялся, что вампиресса присмотрит за уродцем, чтобы избежать непоняток, но… Ладно уж. Стоило смириться с тем, что гоблины — тупицы, и развязаться сам такой просто не мог.

— Что, испугался? — прозвучал из-за спины довольный голос Алисы. — Понравилась моя шуточка?

Я поднялся с пола, оставив гоблина лежать под кроватью. Обернулся, посмотрев на девушку. На ее лице была самодовольная улыбка.

— Слушай, я конечно понимаю, ты подозреваешь у меня старческий маразм. Но я пока не настолько туп, чтобы поверить в то, что это была шутка. Потому что я видел, что ты сама прилично так пересрала. Понятное дело, строишь из себя крутую бабу с ножами и кучей убийств за плечами. Но это все еще не отменяет того, что ты проеблась с пленником. Стоит подумать над тем, чтобы ты не занималась ничем серьезнее вынашивания ребенка и отрезания голов всяким тупицам. Бесполезная солдатка…

— Я тебя сейчас убью.

— Если ты хочешь снова получить порцию колдовства в лицо, то валяй. Я заодно посмотрю, как ты забавно хнычешь и просишь перестать тебя резать.

— Заткнись!

— Ага, да-да, уже. Пора достать ублюдка и пересчитать ему пару косточек.

Наклонившись, я сунул руку под кровать и ухватил гоблина за лапы. Вытащил на божий свет, как Святой Дух вытаскивал Иисуса однажды. И твареныш зажмурился так же, как новорожденный.

— Извини, что потревожил покой, но вам письмо, — обратился я к мелкому, держа его на вытянутой руке. — Господин Пол просил передать вот этот поцелуй.

И, размахнувшись, вмазал со всей силы лицом гоблина об доски. Тварь дрогнула и обмякла. Я поднял его.

— Что, уже все? Вырубился детеныш? А зря, потому что мне плевать, чувствуешь ты боль или нет. Ты игрушка для битья, сынок.

Лицом об стену, об столбик кровати, об комод, об ручку двери. Швырнуть в шкаф, пнуть, топтать его руки и ноги. И все это — сдабривая смачной руганью. Да, я в полной мере наслаждался уничтожением хрупкого, но бессмертного тела, ведь я чувствовал, что этот засранец заслужил.

Уложив его на пол лицом кверху, я сел рядом с ним.

— А теперь будет самое интересное. Раз уж у меня есть такая интересная крыска, я вдоволь натренируюсь в колдовстве. Заодно и пойму, как что работает.

— Я выйду, — сухо сообщила Алиса.

— Нет! — я остановил ее жестом. — Ты — останешься сидеть в этом чертовом кресле, потому что я неимоверно зол и дико хочу тебя уничтожить. Но раз уж ты такая симпатичная, еще и беременная, так и быть, я всего лишь заставлю тебя смотреть за моими тренировкам.

— Ты не смеешь мне запрещать… — прошипела Алиса.

— Я смею, потому что ты прогорела разок. И должна понести хоть какое-то подобие кары. Уж поверь, я и так слишком мягок с тобой. Ты дико разбалованная и изнеженная девица, и я собираюсь это исправить. А потом сгружу тебя на плечи братцу и отправлюсь в свободный полет.

Алиса закусила губу. Пожала плечами.

— Ублюдок, — констатировала факт она и села в кресло.

— Ублюдок, — кивнул я, и вновь обратил взгляд на гоблина, ожидая, пока он очнется.

***

— Что ты собираешься делать? — напряженно спросил карлик.

— Прежде всего хочу спросить, откуда ты знаешь мой язык.

— Выучил.

Я ткнул пальцем гоблина в лоб.

— Приятель, не реши, что хочу обосрать весь ваш род, но в твоей башке нет ни одной извилины.

— Да ты умен, — флегматично сообщила Алиса, не отрывая глаз от книги на коленях. — Прям не по годам. У гоблинов мозгов нет — вот так вывод. Как ты до него дошел?!

— Откуда ты знаешь язык? — повторил вопрос я.

— Собираешься пытать, пока не отвечу? — хмыкнул уродец.

— Нет, если я начну пытать, то отвечать ты не сможешь. Потому что первым делом я вырву твою челюсть, — ответил я. — После моих пыток язык завязывается в тугой узел. Так что ответь.

— Так страшно. Я просто подожду, пока у тебя не кончится терпение. Можешь спрашивать сколько угодно, — буркнул гоблин.

— Ага. Хорошо. Легкий удар.

— Что?..

Кулак врезался в лицо, и мелкого отбросило в стену. Расплющенный нос закровил.

— Легкий удар?! Ты издеваешься?! — завизжал пленник.

— Ладно, извини, это было не очень слабо. В следующий раз буду мягче, — пообещал я, сложив ладони. — Так что, расскажешь?

— Пытками от меня ничего не добьешься, я бессмертный.

— Бессмертный не ты, а тело. Потому что душа закрепилась сильнее, чем должна. Кстати, это будет мой следующий вопрос.

— Душа присосалась, душа то, душа се, — перекривлял гоблин. — Я бессмертный. Поэтому делай что хочешь!

— Этим и собирался заняться, — усмехнулся я, подходя к мелкому. — Но шутка не в бессмертии, а в том, что душа твоя все еще обычный кусок жизни — стоит мне прокусить шею, и выпью все, что в тебе. Твою живучесть тоже.

— Попробуй, проверим! — закричал гоблин. — Давай, сделай это!

— Святые пряники, — вздохнула Алиса. — Он говорит правду. Вампиры пьют не кровь, а все, что с ней связано. Обычно это дух, но если твоя душа так сильно прикрепилась, то она будет высосана. Мы ведь нечисть, а не какие-то мясники.

Гоблин замолчал, глядя на меня. С опаской вжался в стену, как только наши глаза оказались на одном уровне.

— Дружок, я могу делать тебе больно хоть целую вечность. И за кучу лет жизни я не слышал ни об одном существе, которое не боялось бы этого. Можешь храбриться, но как только я возьмусь за дело всерьез, ты будешь мечтать о смерти. Так всегда случается.

— Идиот, если я не могу умереть, то боль для меня — всего лишь пугалка! Я переступлю через нее, как переступят через твое тело мои братья!

— Если они найдут меня. Тем более, ты забываешь — боль испытывает не только тело.

— Что ты хочешь сказать?

— Пока ничего. Пока я только спрашиваю. Где ты выучил язык?

Гоблин не успел ответить. Кулак сжался на его горле, заставляя хрипеть и побуждая к сопротивлению. Долго это не продолжалось — пальцы разжались, давая уродцу вдохнуть.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Удар по лицу вбил голову в стену, и глаза гоблина закатились. Тот почти отключился, но все же умудрился выдержать.

— Откуда ты родом? — следующий вопрос.

И я, ухватив тонкую руку пленника, выломил ее. Хруст плечевого сустава раздался раньше, чем крик, и гоблин забился на полу, пытаясь отползти.

— Ты правда можешь сопротивляться боли или просто брехал?

Ухватив ступню, подтянул бессмертного, а затем разломил ногу, как ломают хворост у костра — кровь брызнула из открытого перелома.

— Почему-то твои крики становятся все громче, не правда? — улыбнулся я, хватая кисть пока еще здоровой руки.

Первый палец, второй палец, третий — я сгибал их по очереди, но не в ту сторону, в которую суставы позволяют обычно. Хруст, хруст, хруст, и не было слышно почти ничего кроме воплей. Мне оставалось лишь посочувствовать хозяйке дома. Хотя для варваров звук боли должен быть привычным.

— Это пока еще не пытка, ты же понимаешь? — уточнил я, надавливая подошвой на ступню и резким движением вздергивая гоблина за шею вверх.

Малец хрипел, но держался. Я не понимал, для чего — зачем оставаться в сознании, если все равно не собираешься отвечать? Другое дело, если он готов дать ответ… Впрочем, я не прочь изнывать в любопытстве еще некоторое время.

— Стой…

— Прости, не слышу!

Ухватившись за торчащую из перелома ноги кость, я потянул ее на себя, выжимая еще больше крови. Мясо растягивалось, рвалось до тех пор, пока конечность не отделилась, сдавшись под моим напором. Я помотал оторванной ногой, демонстрируя болтающиеся из стороны в сторону кусочки мяса и связок.

— Так все же, — усмехнулся я. — Ты готов ответить? Хотя бы на один вопрос.

— Я не учил язык… — хрипел мелкий, пытаясь побороть агонию тела. — Это наркотик горгоны… я вколол его себе…

Горгона… Я видел лишь одну, когда Ян путешествовал с Джорданом. Демон сразился с тварью на площади, одержав победу. Там же были и гоблины. Их убил южанин. Мог ли мелкий быть там? Вряд ли все гоблины напали на Яна.

— Это было в Холиврите? — спросил я.

— Да…

— Ты видел меня раньше?

Гоблин кивнул.

— Что за наркотик? Разве у горгон не яд?

— Эти твари мутируют… и эволюция создала не яд, а вещество, которое расширяет сознание каждого получившего дозу…

Кивнув, я попытался припомнить события тех дней более ясно. Мог ли гоблин сам себе вколоть жало горгоны? Если он это сделал, то он четко знал, что получит не яд, а знания. Но как он мог знать?

— Ты не сам себе вколол.

— Сам себе! Мне старейшина приказал, и…

— Ясно.

Я вспомнил, как мы с Джорданом видели в том городе образованную коммуну из гоблинов и людей. Тогда они выглядели как обычные сумасшедшие… Видимо, люди не справились со знаниями в голове, как и некоторые гоблины. Но часть вполне хорошо перенесла наркотик. Значит, этот поганец был одним из них. Непонятно только, почему Джордан ничего не сказал о наркотике. Может, получи Ян дозу, все вышло бы иначе. Впрочем, демон в своем репертуаре.

— Хорошо, тогда отвечай на другие вопросы.

— Какие?.. — спросил гоблин, испуганно посмотрев на меня.

— Умеешь ли ты, — с улыбкой наклонился я к окровавленному лицу, — переносить боль?

***

Когда Ян убил вампира с фиолетовыми глазами, то не получил его способности, хоть и поглотил душу после выстрела. Тем не менее, когда я стал единственной сущностью в теле, обретя клыки и яд, способность того упыря передалась. Это свидетельствует о том, что какими бы ресурсами ни обладало существо, если оно не способно справляться со своей ролью — оно не сможет.

Ян, вроде как ставший вампиром, но так и не принявший эту роль. Гоблин, обретший разум, но не нашедший ему никакого внятного применения… Они — хороший пример того, как незаслуживший получает почесть. Медаль дана, но блеска нет.

Магия была подарена мне с детства. Я знал это. Да и глупо отрицать — отец, потомственный чародей, и мать, ученая, своими силами добившаяся понимания потоков маны. Становление вампиром стало моим рассветом как мага. Я не смог избежать родительских троп. Не могу сказать, что я рад, — это лишь факт.

Тем не менее, я не имел ни малейшего понятия, как получить знания о колдовстве вампиров. Мне довольно легко дался Хатшь, хоть я знал, что его применение может быть самым разным. Магия имеет четкие формулы, но никто и никогда не пытался запретить менять свои методы, чтобы получить из одного заклинания что-то иное.

Сидя перед окровавленным гоблином, который медленно регенерировал, я размышлял. Пытался вспомнить, какие чувства были во мне от Хатшь. Поняв их, я мог бы понять, что можно изменить в формуле. Прокусив палец, я добился того, что кровь тела преобразовалась в дым. Мог ли я что-то сделать, чтобы вместо большого облака появлялся целеустремленный поток? Если я решу применить Хатшь, заклинание заденет всех вокруг. Получится ли сделать так, чтобы колдовство затронуло кого-то конкретного?

Гоблин почти пришел в себя. Он действительно умел справляться с болью. Обычно при ранах, которые я нанес, теряют сознание. Впадают в шок. Уродец же умудрялся отвечать. Хороший знак.

— О чем задумался, придурок? — спросила Алиса, закрыв книгу.

— Заклинания.

— И что?

— Ты знаешь, как можно вспомнить больше?

— Без понятия. Даже если бы и знала, не в моих интересах учить чему-то новому такого как ты.

Я пожал плечами.

— Что ж, тогда буду сам всего добиваться. Хатшь.

Палец прокушен, и из раны повалил дым, начав быстро создавать вокруг меня черное облако. Первым зацепило гоблина, тот заворочался, застонал. Алиса растворилась, исчезнув. Все же сбежала. Предсказуемо.

Дым — все еще подвластен ветру. Если я хочу, чтобы Хатшь двигался в каком-то направлении, мне нужно понять, как это сделать. Быть может, именно поток воздуха поможет?

Кусая палец, я создаю источник появления дыма. Но я никак не могу его направлять. Что если укусить язык и попытаться выдыхать дым?

Я сконцентрировался. Надкусил кончик, подождал, пока первая вспышка боли пройдет.

— Хатшь.

Дым заполнил рот. Четко почувствовал это. Прохладно-горькое ощущение. Я постарался выдохнуть его, дунуть в какую-то сторону, но стоило приоткрыть губы, как стало ясно, что обычное дыхание не действует на заклинание. Выходит, магический дым ветру не подвластен.

С раздражением потер лицо, сидя в облаке смога и слыша, как гоблин вскрикивает. Видения начали заполнять его голову.

Может, заклинанию достаточно моей воли? Если я просто захочу наслать на кого-то этот дым…

Снова надкусив палец, чтобы создать новый источник, я протянул руку к голове гоблина. Коснулся лба.

— Хатшь, — произнес, концентрируясь на желании заполнить голову существа жуткими видениями.

Но вновь бесполезно. Я почти не видел, но чувствовал, что дым опять по-прежнему повалил из раны, распространяясь вокруг.

Вздох.

— Это бессмысленно, — пробормотал я. — Магию просто так не освоишь.

Усевшись в кресло, в котором еще недавно была Алиса, я прикрыл глаза, слушая вопли гоблина. «Жалко, что отец ничего не рассказывал про свои опыты. Мне бы пригодилось».

***

Уродец пришел в себя нескоро. Тройной Хатшь погрузил его разум в пучины агонии, и до глубокой ночи малыш метался и стонал. Когда дым рассеялся и тело регенерировало, я вновь связал мелкого, чтобы не опасаться побега.

— Что это было? — спросил гоблин первым делом, как вернулся в привычный мир.

— Капля магии, — пробормотал я, открывая глаза и потягиваясь.

— Ты еще и колдун, — с презрением прокомментировал мелкий.

— Колдун, колдун, еще какой. Будешь много трещать — прокляну и яйца отсохнут.

Зеленокожий не ответил. А что ему сказать? Повода для шутки нет, хотя и игнорировать тоже не очень хороший вариант — после того, что я уже сделал, можно догадаться о весомости моих обещаний.

Я посмотрел на перекошенное природой лицо, на кожу с бородавками и когтистые лапы. Выглядящие слабыми из-за худобизны, но я прекрасно знал, что это компенсируется скоростью. Кровь, которой гоблин заляпал пол, была похожа скорее на слизь. И воняла.

— Почему ты такой урод? — спросил я, впрочем, не ожидая ответа.

— А почему тебя мамка родила?!

— Впрочем, ты прав. Я пока видел недостаточно много уродливых тварей. Так что постараюсь привыкнуть к твоему наглому хлебалу.

— Хлебало у тебя, когда ты…

Гоблин запнулся, когда подошва сапога врезалась в лицо.

— Давай без острот, приятель, — вздохнул я.

— Мать твою, нос!.. — визжал карлик, катаясь по полу и прижимая руки к лицу.

— Кстати, не хочешь рассказать, где прячутся твои братья? Мне что-то захотелось убить парочку тварей.

— Можешь опять начать пытать, это я не расскажу! — с готовностью признался мелкий.

— Пусть все святые будут свидетелями, сейчас на твою пытку у меня нет терпения. Настала ночь, гоблины вроде как спят, так что я должен поторопиться. Ты и так мне все расскажешь.

— Да? Пока не похоже на то!

— Похоже. Ты. Расскажешь. О братьях, — отчеканил я, внимательно глядя в глаза карлику. — Это мой приказ.

Взгляд гоблина остекленел. Я видел, как уродец борется с Даром фиолетового, но сопротивляться не мог. Если зрительный контакт был, значит, разум впустил в себя слова.

— Они к востоку от моей норы. Обустроились под холмом.

— Точнее.

— На холме огромный камень с какими-то рунами. В округе такого нет.

— Спасибо, — вздохнул я, поднявшись.

Гоблин пришел в себя тогда, когда я уже коснулся ручки двери.

— Почему? — спросил он. — Зачем ты пытал меня, если мог просто приказать выложить все, что я знаю?

— О? — я обернулся, с удивлением посмотрев на гоблина. — Ну, все просто. Я обожаю делать больно. Бывай! К утру твоих братцев уже не будет.

— Ты — самая худшая погань этого мира, — прошипел малец. — Надеюсь, ты сдохнешь.

— Я бы не надеялся, — буркнул, закрывая за собой дверь. — Похрен, если сбежишь. Все равно уже некуда. Пора навести шорох.

Гоблины очень хорошо нападают. Сбиваются в толпу и проходят по чужим домам гибельным вихрем. Но посреди ночи, у себя на земле, эти твари из-за тупости расслабляются. И тогда расплата смерчем настигает их.