Вампир без клыков

Глава тридцать вторая, в которой блестит среди грязи

Хруст шейных позвонков… с каких пор стал сладкой музыкой? Черт знает. Но однажды, когда я услышал звук скрученной головы, понял — это мне нравится. Слишком сильно.

Знавал я пару шлюх, которые искренне верили в мгновенную и безболезненную смерть при переломе шеи. Несмотря на то, что это ошибка, это были самые умные бляди в моей жизни. Потому что другие толком и не знали ничего о способах убийства.

Есть то, чего обычные люди не знают: жизнь иронична и в ней нет линейности. Все неоднозначно. Иногда хруст, который многие могут принять за смертельный, окажется вовсе не таким… Я слышал о парнях, которые оставались в живых. Разок даже видел такого. Но шутка в том, что вовсе неважно, что значит хруст шеи. Если она затрещала, то человек либо покойник, либо беспомощный инвалид. И в любом случае он испытывает огромный шок от боли.

Самое болезненное — боль в шее. Потому что чаще всего она значит именно смерть. Но не мгновенную, ха-ха, нет, не совсем. Бывало такое, что я сделал все слишком идеально, и кто-то откинулся сразу же после заветного похрустывания. Но часто я видел, как человек моргал, смотрел замутненным от боли взглядом. Не мог ответить, дыхания толком не было, но я знал, что он пока еще жив.

Самое жестокое — когда приходится ломать шею второй раз. Это делать даже мне неприятно. Когда ты подозреваешь, что ошибся, и рискуешь оставить за спиной болтливый язык, нужно взять голову в захват еще раз. Приятно хрустеть позвонками, когда человек пытается бороться. И мерзко делать это с обмякшим, беспомощным телом. Которое и без того тонет в пучине боли.

Апогей ублюдства — когда приходится взяться за голову в третий раз. Тогда уже проще найти где-нибудь нож или острый камень. Ну или хотя бы отколупать щепку от доски, чтобы сделать несколько дыр в глотке и дать несчастному наконец-то испустить дух.

Я слышал о том, как один парень пережил два перелома шеи за свою жизнь. Так сложилось, что его семейка была довольно богатой, они могли позволить себе врачевателей. И когда мальца едва живого забрали из лап смерти, зафиксировав его голову в одном положении, и когда боль перестала так жечь… спустя полтора месяца за парнем пришли еще раз. На этот раз ему ломали шею не в подворотне, а в собственной кровати. Мерзкая жуть.

Впрочем, это неважно, смотрели гоблины со сломанными шеями мне вслед или нет. После десятка лет, проведенных в практике, я понял простую истину: что сломано — то сломано. Самый надежный способ не бояться за спину — хрустеть. Тем более, мерзкие зеленоватые твари не богатые сынки. Им некого просить и некого ждать на помощь.

Мне было интересно, как выглядит конура этих уродов. Итог разочаровал. Кучка слабаков просто спит под открытым небом на траве. Видимо, огрубевшая кожа и мерзкая начинка тел позволяет не так бояться змей.

Когда нужно убить кучу спящих — лучший друг нож, по мнению большинства. Вонзил в шею, провернул, вытащил, и оставил жертву булькать. Слишком тихо, чтобы разбудить остальных… Другой хороший способ — подушка. Две минуты тихой борьбы… Ха, шучу. Подушка? Серьезно? Истории об этом ходят, но я никогда не рвался проверять. Слишком ненадежно. Никогда не мог представить, с какой дикой силой нужно давить, чтобы задушить через толстую подушку.

Как насчет того, чтобы одной рукой зажать рот, а другой — глотку? Придется потерпеть испуганные удары в живот и грудь, но способ неплохой. Особенно когда это гоблины.

Я оставил за собой три тела, как вдруг чей-то голос холодно приказал:

— Остановись.

К счастью, я не успел взяться за следующего. Как раз опускался на землю, чтобы приступить.

Оглянувшись через плечо, я увидел гоблина, голос которого был на удивление не таким уж и мерзким. В ночном свете все же разглядел ствол револьвера. Адель ехидно улыбнулась.

Подняв руки, медленно поднялся. Никак не удавалось высмотреть глаза противника. К сожалению, способность фиолетового работает лишь при контакте взглядов.

— Ты — Вангр? — спросил гоблин.

— Конечно. С кем имею огромную честь?

— Лила, — сухо ответили. — Приготовься умереть.

— Подожди-подожди! — заторопился я. — Лила? Так ты девушка?

— Да, — ответили, и в интонации я слышал горделивость.

— А где же Лила нашла этот чудесный пистолет, который однажды принадлежал мне?

— Что?.. — удивилась гоблинша.

— Так ты не знаешь? Это мой револьвер.

— Какая разница?! Я тебя убью!

— Особенность этой пушки в том, что она стреляет очень маленьким калибром. Даже попав в голову, не факт, что ты меня убьешь.

— К чему ты это?.. — поинтересовалась Лила.

— К тому, что если ты собираешься убить, то стоит найти что-то другое. Впрочем…

За время, что я выиграл, носок сапога нащупал камень. Все, что оставалось сделать — это пнуть его достаточно метко. Уверен, что Лила не догадывалась о моем плане. Вялая жестикуляция руками, на которую обратят больше внимания, чем на слегка сдвинувшуюся ногу.

Камень полетел в тело гоблинки, и вместе с этим я рухнул на землю. Выстрел стал знамением боли в боку, но лучше так, чем мне пробьет кишки серебром и солью.

Оттолкнуться всеми конечностями, устремившись к вооруженной мелочи. У Лилы было еще пять пуль, если она их сберегла, но это не имело никакого значения — ухватить кисть руки, провернуться, упирая локоть в плечо, рывком накрениться вперед, болезненным броском перекидывая карлицу через себя. Схватить кулак с пистолетом, свернуть его до хруста. Рвануть револьвер из-под левой руки, которой мелкая попыталась ухватиться за рукоять. Отскочить.

Отведя в сторону барабан, я вытряхнул на ладонь содержимое. Три гильзы, три патрона. Швырнул их прочь, пока кожу не разъело.

— Значит, до этого ты выстрелила два раза, — прокомментировал я, глядя, как гоблины просыпаются и хватаются за самодельное оружие. — Надеюсь, охота была удачной.

Твари стали брать в кольцо. Удивительная сообразительность, как для только что проснувшихся болванов. Я не торопился двигаться. Лила тоже поднялась на ноги, сжимая сломанное запястье. Не хныкала, не рыдала — вполне сносная выдержка. Лишь стояла, сгорбившись.

— Но знаешь, в этот раз тебе не повезло. Тебе и твоим друзьям, — я наблюдал за тем, как кольцо становится все уже. Противники собирались перехватить инициативу и проткнуть меня своими дрянными копьями. Боже, и как у них ума хватило выстругать такую жуть?.. — Хатшь.

Из раны на боку брызнул дым. И подошедшие слишком близко — подавились им. Лишь Лила успела попятиться, отступив назад. А я шел за ней. Меня перестали интересовать гоблины, задыхающиеся в слезах ужаса. Во всем этом дерьме я увидел маленький драгоценный камешек, который собирался испытать на прочность. Ведь есть разница между цветным стеклом и настоящим рубином.

— Так что? — спросил я.

— Ч… что?.. — спросила гоблинша, и я чувствовал в ее голосе страх.

— Почему ты боишься? Тебя задел дым?

— Нет…

— Рука болит?

— Нет! — огрызнулась она.

— Тогда чего ты боишься? Или… — я подошел ближе и схватил ее лицо, бросая девушку в землю. — Боже, ты увидела что-то страшное?!

— Чего ты хочешь?! — рявкнула она.

Я выронил перед ней пистолет.

— Пристрели меня.

— Ты выкинул все патроны!

Усмехнувшись, опустился.

— Обычный трус схватил бы пушку и начал бы пытаться стрелять. Как думаешь, сколько таких я видел за жизнь?

Пожал плечами.

— Впрочем, вот что. Ты… да, ты! Что выберешь — хочешь умереть раньше тех, что за моей спиной, или все же останешься смотреть, пока не подойдет твоя очередь?

Она молчала. А что можно сказать? «Да, убей их, мне плевать, я хочу сделать их секундами своей жизни»? «Убей меня, я хочу умереть пораньше»? В ней борется безнадежность с надеждой. Что-то придумать, что-то сделать, хотя рабочая рука сломана.

— Еще поживешь? — спросил я, устав ждать ответ.

Она кивнула. Хорошо. Пускай еще поживет… Я рывком встал, возвращаясь к истерящим в дыму гоблинам. На ходу пощупал свою рану. Удивительно, пуля лишь задела плоть на ребрах. Коснулась вскользь, мимолетным поцелуем. Не оставила на моем теле столько святой соли, чтобы я корчился от боли. Но все же, под пальцами заскользили оплавленные кусочки плоти. Рана совсем не такая, какой должна быть после выстрела.

Ухватил первую голову. Хруст. Второго гоблина я поднял над коленом и разломил спину. Тоже больше не боец.

Иногда жаль, что недостаточно сил убивать одним ударом кулака. Приходится вытворять все эти захваты, использовать хрупкость костей как преимущество. Хороши молотки — один сильный удар по башке и все, не жилец. Еще, когда-то я пользовался кастетом. В те моменты, когда мне нужно было хорошенько кого-то отделать и сделать это побыстрее… Но убивать таким скучновато.

Все же, я попробовал. Было интересно, на что способно тело вампира. Оно ведь, как ни крути, все равно сильнее человеческого.

Удар, удар, удар. Я бил чутка выше уха. Череп костяшками колотить — дело в высшей степени неблагодарное, но это с человеческими руками. За свои я не боялся, даже если что-то сломаю, спокойно заживет. Если уж я оторванную руку прирастить могу…

Судя по тому, как гоблин затих, мозг его отошел в мир более достойный. Но на всякий случай я все же хрустнул шеей. Пока что моих сил было недостаточно для того, чтобы раздавить череп вместе с содержимым.

Решив, что было бы неплохо ускориться, я расправился с оставшимися пятью отработанным движением. Гоблинов было немного, но если уж они живут под открытым небом — очевидно, это вся их община. Не всем удалось переплыть море. И я усмехнулся, вспомнив угрозы того мальца. Вот эти вот слабаки — и угрожать мне?..

— Ну что? — спросил я у Лилы. — Как себя чувствуешь?

— Просто отлично. Закончи это!

— Ну подожди, испортить твое самочувствие я всегда успею. Мне интересно. У вас разве в общине больше никого не было? Мне говорили, что вас много, — лгал я, с интересом наблюдая за ее реакцией.

— Будь нас много, мы бы тебя размазали… — прошипела Лила.

— Не уверен. Но ладно, оставим спор. Ты знаешь другого гоблина, который умеет говорить на моем языке? У него еще была кошка. Чика.

— Да, знаю. Он мой брат.

— Отлично. Откуда у него бессмертие?

— Не скажу!

— Скажешь, просто у тебя есть выбор — ты будешь кричать долго или не будешь вообще. Потому что он вопил, пока я ломал кости.

— Ты ничего…

— … не вытянешь из меня. Эту сказку я слышал, тем не менее — стою здесь, убил всех ваших друзей.

— Значит, это он рассказал, где мы?

— А ты что думала? Что я вот так вот нагадал по картам, где вы живете? Выследил по звездам? Нет, я мог бы, но пытать ведь интереснее. Смотреть за тем, как упрямый ягненок ломается в зубах волка.

— Ты знаешь, что болен?

— Я знаю. А ты знаешь, что можешь умереть?

— Знаю.

— И тем не менее, я продолжаю делать свое, а ты — свое. Нам никак не мешает то, что мы что-то знаем. Так вот. Бессмертие.

— Я смотрю, ты не оставляешь мне выбора… — прошептала Лила. — Впрочем, неважно. Был один демон. С клювом ворона. Он провел эксперимент.

— Хорошо, достаточно. Больше ничего не хочу знать. Другой вопрос. Револьвер. Как ты его нашла?

— Лежал в траве… недалеко от людского поселения.

— Что ты там делала?

— Искала еду.

— Ясно. Скука, — я опустился перед Лилой. — Но ты меня убедила. Пойдешь со мной.

Удар основанием ладони вырубил карлицу. А я почесал затылок.

— Все же будет быстрее, если я понесу тебя.