Вампир без клыков

Глава пятьдесят девятая, в которой история кончается

— Ты убил его, — тихо сказала Ае’Оа. — Жестоко и тихо. Вижу, он лишил тебя клыков…

Они — мои зубы — лежали неподалеку от кровати, на полу. Как ненужный мусор, который придется кому-то прибрать.

Наставница молчала. Долго. Стояла и смотрела, но не на труп — на меня. Я не мог выдержать этот взгляд, не мог его встретить. И легкие колебания воздуха вокруг… только утяжеляли груз вины. Ветер касался меня, обвивался вокруг горла.

Пока не сжал.

— Зачем его было убивать? — Ае’Оа подошла ко мне, протягивая руку, движением пальцев перекрывая возможность дышать.

Я был полностью в ее руках. У меня не было ничего, чтобы защититься. Не было возможности даже схватиться за горло, пытаясь освободить его от пут ветра. Не мог ничего сказать. Перед глазами начинало темнеть, и я невольно дернулся, сбросив одеяло на пол.

— Дай ему сказать, — попросил Осин, и ветер ослаб.

— Я не мог себя контролировать… — прохрипел я. — Это была случайность. Я не хотел лишаться клыков…

— И ты убил того, кто должен помогать нам? Кто должен помочь покровителю вернуться в наш мир, набраться сил… Ты хочешь исполнить предназначение так скоро? Убить Люцифера?

— Я ничего не хочу. Я просто защищался, даже не зная точно, кем является Киор сейчас.

Ае’Оа вздохнула. Ветер ослаб, и воздух в комнате вновь застыл. Девушка отвернулась.

— Я не смогу многому тебя научить. Когда раны заживут, и ты окрепнешь — уходи отсюда. Нельзя позволить еще одной смерти случиться. Осин пойдет с тобой и поможет, чем сможет. Научит тому, что знает.

— Но…

— Магии Разрушителей я не хочу тебя учить. Киор был моим другом. Это будет несправедливо по отношению к нему.

Я опустил взгляд. Это было справедливо. Невозможно просить чего-то большего после того, что случилось. И все же, внутри так много… чувств. Слов.

Я промолчал. Хоть это далось нелегко. Ае’Оа кивнула и вышла. Остался только Осин. Оборотень сел на стул, не глядя ни на меня, ни куда-то еще.

— Прости, что так вышло, — пробормотал я.

— Ты стал таким слабым после потери рук? Или всегда склонялся перед другими?

— Я… — хотелось что-то ответить, но в этот раз слов не нашлось.

— Понятно. Не жду ответа, Вангр. Как бы там ни было, мне нужно будет тебя научить общаться с другими даже без рук. Быть может, не сразу сможешь, но калечность не должна тебе мешать.

— Постараюсь, — буркнул я, падая на окровавленную подушку.

Понятное дело, без рук я стал ничтожеством. Мне было сложно это отрицать даже перед самим собой, что уж перед другими… Если я упаду, я не смогу зацепиться ни за что. Если меня будут бить, я не смогу ответить…

Или мне теперь нужно прибегнуть к магии? Рухнуть перед ней на колени, умоляя простить за долгие годы презрения? Ха, тогда я стану еще более ничтожным.

Все, что остается в такой ситуации, — собрать остатки сил и приумножить их. Использовать магию, но не думая об извинениях. Делать то, что могу. И не бояться. Ведь мне больше нечего — без рук я уже стал тенью. Смерть не важна.

«Ты прав, Вангр», — прошептал в голове Ян.

***

Истории кончаются, а раны заживают. И то, и другое оставляет шрамы. Я уходил из поселения рампивов, так и не научившись почти ничему. У меня появился новый друг, и почему-то мне хотелось назвать его последним. А еще… последняя цель. Нагнать Айви. Попытаться вернуть то, что так важно.

— Куда мы пойдем? — спросил Осин, когда мы развели костер, чтобы обогреть свои кости.

— Куда?.. — задумчиво спросил я, оглядываясь.

Мошка не заставила себя ждать. Вон оно, пронырливое насекомое, которое в последнее время все чаще появляется перед моим носом.

«Следуй за ней, Вангр, она приведет к судьбе Джордана», — сказал однажды Ян.

И я прислушался к этому совету. Не знаю, откуда южанин знал то, что я не знаю… но его словам хотелось верить.

— Мы пойдем туда, — кивнул в сторону, показывая подбородком направление.

— Зачем?

— Нужно постараться вернуть одну беременную, сошедшую с ума девчонку.

— Понятно, — кивнул Осин. — Если это та девица, о которой я помню, нам придется торопиться.

— Скорее всего, — улыбнулся я. — Но ее всегда можно будет отследить, это не проблема. Она частенько будет оставлять позади трупы и пугающие байки.

— Ты ведь знаешь, в чем разница между старым вампиром и тем, что лишен клыков? — Осин мрачно ткнул палкой в угли. — Твои раны будут заживать плохо, даже если пить кровь. Если девица отгрызет твои ноги, ты можешь легко умереть от заражения крови… или ее потери. Старый вампир мог бы выжить, даже если у него выпали клыки. Но ты… искалечен. И ты слаб. Будешь таким до конца жизни.

— Я убил одного вампира без клыков, — усмехнулся я. — И я не забуду, какую судьбу он мне подарил. Именно поэтому ты здесь, Осин, верно? Чтобы я не сдох как идиот?

— Почти, — мягко улыбнулся оборотень. — Этой ночью будет холодно. Нам нужно обогреться.

— Как крысы зароемся в мусор. Он греет лучше всего, — вздохнул я, жалея, что не могу запахнуться в плащ получше. Ветер пронзал.

Пронзал — как, наверное, мог бы пронзить клинок Осина. Короткий меч, зажатый в ножнах, заботливо накрытый полой плаща. Каждый раз, когда я смотрел на это оружие, амулет Плачущего на груди странно вздрагивал. И даже не было возможности достать его из-под рубахи, чтобы понять, в чем дело…

— Осин, обнажи клинок, — попросил я, неожиданно для самого себя.

— Пожалуйста, — вежливо ответил оборотень, плавно вынимая меч и направляя его острием на меня.

— Красиво, — прошептал я, внимательно разглядывая металл.

На нем виднелись странные разводы. Будто разноцветные жилки. Это не обычная сталь, но и совершенно не похожа на святую.

Я смотрел, чувствуя, что амулет Спящего дрожит все сильнее. И в какой-то момент все мое внимание полностью ушло в меч. В плавность его линий, остроту лезвия…

Кровожадность. Страсть. Каждый удар этого меча отнимает одну жизнь. И дарит ее обладателю.

Страх. Вот, что я почувствовал, когда в голову пришло это осознание. Поднял взгляд на Осина… помню, как он посмотрел на меня. С вечной улыбкой вежливого засранца.

— Ты понял больше, чем хотел бы, да, Вангр?

— Этот меч… — я нахмурился, не веря тому, что промелькнуло в голове.

— Это особенное оружие. Не меч, а проклятие… — улыбка оборотня стала еще шире, он провел кончиками пальцев по клинку. — Некоторое оружие не создано ни для тренировок, ни для дружеских поединков. Рассказать побольше?

— Давай…

И он поведал. Поведал меньше, чем я увидел. И все же, достаточно, чтобы я мог наконец-то полностью осознать суть этого оружия.

Воины используют самые разные способы убийства. Смертельные орудия, в которых живут чьи-то души… Освященный металл, позволяющий разрезать нечто большее, чем плоть. Обычная сталь, что угрожает лишь телу.

В руках Осина действительно было не просто оружие. Это было проклятие. Порча, воплощенная в бессмертном металле. Этот клинок не сломать, не расплавить. Но он не верный спутник — а безумный убийца, жаждущий отнимать жизни.

— Каждый удар должен отнять чью-то жизнь. Если однажды я замахнусь этим мечом, но не отниму ничью жизнь одним ударом… я умру сам. И тогда клинок получит мою душу, в качестве уплаты за верную службу, — рассказал тогда Осин.

— Разве нет способа избавиться от меча?

— Как только я его брошу, моя душа будет вырвана из тела. Как только я умру от старости или ран, моя душа впитается в клинок. И как только я промажу или не смогу убить одним ударом… — оборотень замолчал, заворожено глядя на меч. — Его лезвие всегда остро, клинок ничто не сломает. И каждый развод на нем — чья-то душа внутри. Признаюсь честно, когда-то это оружие было моей целью. Я потратил очень много сил, чтобы достать его. Я верил, что оно подарит мне невиданную силу. Но оказалось, что оно несет лишь страх. Когда ты молодой, редко задумываешься над будущим своей души. А для меня теперь… даже нет смысла думать о таком.

Я не знал точно, раскаивается ли Осин. Даже если так — он все еще смотрит на своего убийцу с любовью и страстью. Так что, возможно, оборотень нашел свое счастье. Пусть оно и безумно.

***

Зима наконец-то проявилась. В Файльге пошел снег. Безрадостное событие. Нам пришлось идти медленнее, ведь сугробы мешали шагать, а мошка то и дело пропадала в клубах мороза. Я точно не знал, нормальны ли такие холода здесь; а спрашивать у Осина не было охоты. И потому лишь молча шел, отвечая на вопросы и слушая рассказы.

Практиковаться в магии не выходило. Мой спутник был Созидателем, а я — Разрушителем. Не самое подходящее сочетание для обучения. Иногда я чувствовал, что внутри что-то готовится пробудиться, но потом оказывалось, что это лишь голод.

Как на зло, после потери клыков я стал испытывать его гораздо чаще. Хоть мы и питались в селениях, попадавшихся на пути, я не чувствовал себя сильнее. Казалось, я слабел с каждым днем все больше.

«Это нормально», — сказал Осин. И я знал, что это нормально. Потому что я калека. А калека обречен на медленное угасание.

Неужели это то, с чем жил Киор? Вампир без клыков, постоянно теряющий силу?.. Каким образом Белому удалось стать генералом армии Люцифера, почему он обрел такой авторитет? Неужели в нем было столько силы, что даже без клыков Киор оставался пугающим и опасным?..

Эти вопросы беспокоили меня, но лишь до определенного момента. Я спросил об этом Осина. И он сказал, что белые вампиры лучше всех способны поглощать силу других вампиров. Я вспомнил, что пожирал фиолетового. Спросил, почему это не дало мне большой силы. И Осин рассмеялся так, будто я пошутил.

«Съесть кусок чьей-то силы недостаточно. Надо уметь пожрать душу. Целиком и полностью. Из вампиров на это были способны лишь белые, им для этого даже не нужны клыки. К счастью, этот вид сейчас вымер. Киор был последним».

И я успокоился. Значит, моя судьба — угаснуть. Не такая уж и трагедия.

Мы шли довольно долго. Однажды наткнулись на поселение, полностью истребленное кем-то. Дома изломаны, тела разорваны. Осин посмотрел на меня с немым вопросом, а я лишь пожал плечами. Это мог быть как монстр, так и Айви. Мошка все еще вела меня вперед, так что это не имело значения.

***

«Вангр, скажи, ты точно уверен?» — спросил Ян.

«В чем конкретно?»

«Ты сможешь достичь цели, когда встретишь Айви?»

«Время покажет. Сомневаешься?»

«Ни капли. Просто хочу знать, достаточно ли в тебе решимости. Это важное чувство. Не только для тебя, но и для твоего друга».

Я пожал плечами, больше ничего не сказав южанину. Смысла не было. Я сам чувствовал, что Айви близко. Я сам задавался вопросом, смогу ли я сделать то, что желаю. Хватит ли мне сил?..

— Вангр, ты знал, что Киор был одним из первых инквизиторов?

— Он упоминал о том, что служил Кресту…

— Помни эту историю. Иногда, стараясь угнаться за своей целью, можно потерять то единственное, что связывает тебя с ней. Киор был охотником на нечисть, но сам стал ею. Уверен ли ты, преследуя свою цель, в сохранности собственных мотивов?

— К чему ты ведешь, Осин?

— Стремясь спасти что-то, ты можешь сам погибнуть и сделать ситуацию еще хуже. Не добившись своего, напрасно обречешь себя на гибель.

— Это не то, о чем стоит думать, приятель, — вздохнул я. — Мне нужно либо умереть, либо выполнить просьбу. Иначе я буду жить в бегах от своей совести. Я однажды потратил целую жизнь на гонку с самим собой. Не хочу повторять. Пускай умру, но хотя бы успокоюсь навсегда, не став неприкаянным призраком, который даже не знает, куда себя деть и как найти мир в самом себе.

— Похвальные мысли, — пробормотал Осин. — Жаль, что не в той голове…

***

Осин стоял передо мной, закрывая своим телом. А впереди, в десяти шагах… Алиса?.. Адель?.. Айви…

Так странно смотреть на лицо… которое столь знакомо… И в то же время — меняло владельцев слишком часто. Я понял, что больше не могу знать, что именно скрывается под личиной той, что я любил и продолжу любить. Это больше не Алиса. Больше не Адель. Это нечто — страшнее любого моего кошмара.

— Ты явился, ублюдок! — радостно крикнула Айви. — Ну надо же! Ты явился за своей смертью!

Она расхохоталась. Безумие сочилось через ее дыхание. Через ее взгляд. Она была не в себе. Я знал, что эта девушка сломалась, не раз. Но не знал, что ее душа искалечена настолько.

— Он не умрет, — спокойно сказал Осин. — Он пришел не за смертью. Он пришел попросить тебя сохранить ребенка. Остаться с нами, родить чадо. И потом — уйти, куда душа пожелает.

— Чадо? — Айви склонила голову к плечу. — Ребенок? Ха, о чем вы, болваны?! Этот плод во мне, он принадлежит моей матери, и он останется со мной. Я не позволю вам, слабакам, защищать наследие Алисы. Потому что вы ничтожество! Вы сами это знаете!

Ее смех… он был столь ядовит. Мне было трудно дышать. По какой-то причине я задыхался, глядя на ненависть в глазах Айви.

— Не стоит быть самонадеянной, девочка, — предупредил Осин. — Если ты не хочешь, мы всегда сможем найти компромисс. Убить твою душу, оставив лишь плоть. Ребенок уже многое перенес, я бы не хотел такого решения. Но если ты не оставишь выбора, я пойду на крайнюю меру.

— Компромисс… — вампиресса хихикнула. — Что за слово-то такое? Самый умный здесь? Нет никакого компромисса. Прямо сейчас вы валите отсюда, пока я не разозлилась и не разорвала вас обоих. Идет, ну?

Оборотень вздохнул. Вскинул руки. И земля содрогнулась.

Из-под снега вырвались тонкие корни. Я не успел моргнуть, как Айви оказалась опутана ими. Руки и ноги… были скованы кольцами растений, которые все росли и росли. Почву выворачивало, разгребая снег, разрывая землю, обнажая силу, что дремала под нашими ногами все это время.

Я посмотрел на Осина, что движением рук призвал такую силу. И почему-то я увидел в нем Адель. Ее осанку, ее гордость… Ее Дар. Почему-то я знаю, что Адель могла бы стать Созидателем. Великим рампивом, хозяином… Показать всему миру свою мощь. Жаль, что у нее это не вышло. И так хорошо, что это удалось Осину.

Оборотень переменился. Его волосы стали розовыми. А из-под одежды полезли стебли с бутонами на концах. Нежные лепестки распускались, несмотря на холод вокруг. Осин стал… чем-то иным. Столь тесно связанным с землей, с тканью нашего мира, что обнаженный клинок в его руке смотрелся неуместно.

— Я мог бы разорвать тебя, девочка, — сказал Осин. — Но это разрушило бы жизнь ребенка. Поэтому я сделаю один удар, и ты лишишься жизни во всех смыслах. Это тело освободится от тебя, опустев. Но не беспокойся. Я найду мать ребенку. Ради Вангра, ради его цели. И ради справедливости, которую он выбрал.

— Валяй, — усмехнулась Айви, не обращая внимания на скованные конечности. — Попробуй меня уделать!

Осин согнулся, отводя руку с мечом в сторону. Его движения были плавными, как и шумный вдох, который он сделал. Втягивая воздух с тихим свистом, он напрягся… Миг — цветы на его теле качнулись. Он уже стоял возле беззащитной Айви. Его меч был опущен на ее тело. Я был уверен, что это конец. Осин сделал один удар, именно тот, что был нужен мечу. И это значит конец истории…

Стоило мне увидеть правду, как мороз снегов пробрался внутрь. Проник под кости, сжимая сердце ледяными когтями.

— Осин!.. — невольно вскрикнул, делая шаг ближе.

Его клинок остановился на черной змее. Ее туман, кажущийся незначительным… смог остановить рассекающий удар. Оборотень стоял, замерев. Не двигался некоторое время. А затем… его меч рухнул в снег. Следом упал и рампив, за секунду лишившись своих сил… и своей души.

Путы на теле Айви ослабли. Она стряхнула их, пренебрежительно примостив сапог на обмякшем теле Осина.

— Этот слабак что… умер, потому что расстроился? Потому что не смог убить меня так легко?

Она смеялась. Долго. Давилась смехом, корчась, сгибаясь над трупом моего друга. Даже не подозревая об истинной причине его смерти, она нарекла Осина слабаком. Издевалась над ним, хотя он более не существовал в этом мире, став очередным разводом на своем любимом клинке.

Я сделал шаг к Айви. И она мигом успокоилась. Ее глаза, приобретшие серьезность, обратились ко мне.

— Ты хочешь умереть? Умрешь. Ты будешь умирать долго. Я порву твое тело на куски, изуродую всего, целиком. А потом я задам один вопрос. И ты умрешь. Станешь бесполезным куском дерьма на этой земле. И тебя никто не похоронит.

— Я не боюсь боли, если ты пытаешься меня напугать. Я не боюсь смерти, если ты пытаешься меня напугать. Я не боюсь ничего, кроме того, что я мог бы сделать с тобой, — ответил я, глядя в глаза Айви.

Там… там она умирала. Множество раз. Множеством смертей. Мой Хатшь сводил ее с ума, и ее собственные змеи пожирали ее тело. Мои зубы рвали ее глотку. Моя магия… стирала ее конечности в пыль.

Я почувствовал в себе слишком много силы. Никогда не знал, что во мне может быть столько. Я знал, что хочу использовать ее всю.

«Вангр… — тихо окликнул меня Ян. — Мы проиграли. Достаточно борьбы».

И он был прав. Я не мог ничего сделать, потому что ребенок внутри Айви должен жить.

Я говорил себе это каждый раз, когда из меня вырывали кусок плоти. Каждый раз, когда мне ломали кость. Каждый раз, когда меня пытались сломать. Каждый раз, когда им удавалось меня сломать. Каждый раз, когда я падал на землю. Каждый раз, когда я поднимался. Каждый раз, когда я понимал, что не вижу ничего, кроме крови. Каждый раз, когда я почти терял сознание от боли. И каждый раз, когда я приходил в себя, чтобы посмотреть в глаза Айви.

Я повторял это себе бесчисленное множество раз. И тогда, когда мое сознание готово было погаснуть навсегда, я сказал это в последний раз.

Ребенок должен жить.

Это был конец. Не такой, каким я себе его представлял. Отчасти бесславный. Отчасти справедливый. Я шел к своей цели, но я стал Киором. Вампиром без клыков. Противоположностью того, чем я хотел быть.

Что же… истории кончаются. И иногда они оставляют после себя не шрамы, а мертвые тела. Наверное, я мог бы гордиться тем, что хотя бы раз смог унять злость внутри себя. Не искалечить и не убить. Просто принять итог своих решений и поступков.

Я был рад. Правда рад. Я получил второй шанс на жизнь, и перед самой смертью я почувствовал, что смог измениться. Смог сбросить с себя ярмо вора, убийцы, жестокого подонка. Я смог стать обычным человеком. Пусть даже во мне стучало сердце вампира, а магия переполняла мое тело, не давая умереть быстро.

Я стал сыном своего отца. Который однажды умер, потому что не стал убивать тех, кого мог бы убить. И все же…

— Мой вопрос, — прошипела Айви прямо мне в ухо. — Что ты хочешь сказать напоследок?

Я сделал глубокий вдох.

И все же.

— Прости, отец. Я отрекаюсь от магии. Потому что я не хочу быть слабым. Извини, что я разочаровал тебя. Извини, что…

Может быть, мне не дали договорить. Айви и правда никогда не отличалась терпением. Но я знаю, что я хотел сказать. До последнего слова, до последней буквы…

Извини, что не стал тем, кем ты хотел меня видеть.