Волки и лохи

Глава XXXIV. Дурдом и его обитатели

Медсестра сказала, что доктор Фельдман скоро придет, и ушла. Комната, в которую она привела Сваакера и Алекса, была приятной, просторной, светлой, веселой, обставленной отличной мебелью, и Алекс даже подумал, что психам здесь, похоже, живется неплохо. Но Сваакер, удобно устроившийся в шикарном мягком кресле, угадал его мысли и сказал: «Понимаете, Алекс, эта комната, которую, пожалуй, можно даже назвать салоном, предназначена не только для встреч посетителей с докторами, но и для встреч с пациентами. Иногда кому-нибудь из родственников или друзей может взбрести в голову навестить пациента, ведь от людей можно всякого ожидать. И когда восседаешь в таком салоне, не подозревая, что психа только что приволокли сюда из клетушки, можно подумать, будто ему и в самом деле здесь хорошо живется. Но вообще-то у психиатрического отделения Синайского госпиталя с маркетингом дело обстоит очень плохо. Вот в этом буклете, который нам дала медсестра, они, например, пишут о самых современных методах лечения, об отличном питании и уходе за больными, о массе света и воздуха и о прочих благоглупостях, но при этом не решаются упомянуть изолированные палаты. А ведь в этом бизнесе изолированные палаты — это основа основ! Здесь также ничего не говорится о сохранении строгой тайны, которая, тем не менее, гарантируется, можете в этом не сомневаться. А людям надо все разжевать и в рот положить. Я так считаю… Слова «полная тайна», «строгая конфиденциальность» или что-нибудь еще в этом роде были бы маяком для тех, кто хочет пристроить на лечение братца или сестрицу, имеющих право на долю наследства, или старого дурака-папашу, который вдруг задумал жениться».

Алекс с благоговением впитывал эту концентрированную мудрость, но монолог Сваакера был прерван появлением доктора Фельдмана. Доктор сразу взял быка за рога: «Доброе утро, джентльмены! Очень рад вас видеть! Надеюсь, вам понравился наш салон? Отделан лучшими дизайнерами и лучшими декораторами Среднего Запада! Мы не жалеем денег, не экономим на наших больных. Все лучшее нашим пациентам — вот наш девиз!». Алекс хотел было сказать, что салон и правда шикарный, но совершенно неожиданно Сваакер расхохотался, зааплодировал и сквозь смех сказал: «Браво, молодец! Но теперь беги отсюда, пока не пришел настоящий доктор и не отправил тебя в узилище в наказание за то, что ты его изображаешь и притворяешься доктором!»

«Доктор» мгновенно исчез, а Сваакер объяснил ошеломленному Алексу: «Некоторые психи за хорошее поведение пользуются привилегиями. Им даже дозволено довольно свободно перемещаться по территории отделения. Этот парень много раз слышал, какими словами доктора начинают встречу с посетителями. Вот он нам все это и выдал. В этой профессии врачи со временем становятся внешне похожими на своих пациентов. Да и не только внешне… Так что этот парень, пожалуй, мог бы ввести меня в заблуждение. Но ему удалось где-то достать только докторский халат, а шлепанцы и пижамные брюки, которые я сразу заметил, ему нечем было заменить. В общем, Алекс, как видите, здесь надо держать ухо востро!»

Алекс не успел ничего ответить. В салон вошел доктор Фельдман и сказал то же самое, что до него говорил находчивый псих, и даже с теми же интонациями. Алекс посмотрел на Сваакера. Тот кивнул, мол, да, этот — настоящий! Алекс все еще не был уверен, но все-таки сказал, что салон действительно шикарный. После этого, как они и договорились, в разговор вступил Сваакер: «Рад вас видеть, доктор Фельдман! Меня зовут Томас Сваакер, я член правления Первого Национального Банка. Вот моя визитная карточка. Позвольте вам представить моего друга и делового партнера, мистера Алекса Гаррисона. Понимаете, доктор, несколько лет назад я тесно сотрудничал с вашим психиатрическим отделением. В решении проблемы, которая возникла у одного из моих друзей, мне тогда очень помог доктор Саттон. Мне было очень приятно узнать, что за эти годы доктор Саттон стал заведующим отделением. Теперь некоторая проблема возникла у моих молодых друзей Гаррисонов. Доктор Саттон сказал мне, что вы лучший его сотрудник и человек понимающий. А я как раз сейчас, пока мы вас ждали, говорил Алексу, что доктор-психиатр — это все равно что адвокат. Ему можно рассказать все, и ему нужно рассказать все, а он обеспечит полную конфиденциальность и решит проблему. Ведь я прав?»

Доктор Фельдман ответил, что уважаемый мистер Сваакер абсолютно прав. Насколько он понимает, речь пойдет о Джеймсе Гаррисоне, которого доставили сюда вчера утром? Сваакер подтвердил, что это именно так. Джеймс Гаррисон двенадцать лет назад выгнал своего девятнадцатилетнего сына из дома. По существу, он бросил парня на произвол судьбы. Несмотря на такие неблагоприятные обстоятельства, Алекс Гаррисон добился успеха. На данный момент он богат, счастлив в семейной жизни, живет в самом престижном районе города. В мае у них с женой Нэнси родилась дочка — чудесная малютка. Алекс и Нэнси просто хотят защитить свое счастье и свою чудесную малютку Нину от вторжения в их жизнь этого шизофреника. И они имеют на это полное право и по закону, и по совести. Но в то же время они хотели бы сделать все это и максимально гуманно (хотя отец, выбросивший на улицу девятнадцатилетнего мальчишку, и не заслуживает гуманного отношения), и так, чтобы людям не за что было их осудить.

Алекс и Нэнси понимают, что такое деликатное решение проблемы потребует от психиатрического отделения некоторых дополнительных затрат. Сваакер думает, что проще всего будет внести требуемую сумму наличными, ведь серьезным, деловым людям ни к чему все эти бухгалтерские заморочки. Сегодня утром, когда Сваакер разговаривал с доктором Саттоном, тот сказал, что доктор Фельдман выступает как его доверенное лицо и уполномочен говорить от имени всего отделения. Какая сумма потребуется отделению на дополнительные организационные расходы? Доктор Фельдман подтвердил, что внесение требуемой суммы наличными — проще всего. Саму же сумму он написал на листочке бумаги. Сваакер посмотрел на цифру, одобрительно кивнул и передал листочек Алексу. Алекс был приятно удивлен: это была как раз та разумная сумма, которую предсказывал Сваакер. А он-то думал, что Сваакер неправ и потребуется раза в два больше! Сваакер спросил, где доктору Фельдману будет удобнее с ним встретиться? Оказалось, что на этой улице есть небольшое, уютное кафе, в котором доктор Фельдман ровно в час дня пьет кофе. Дело было на мази!

Попрощавшись с доктором Фельдманом, Сваакер и Алекс отправились в логово старшей медсестры. Там Алекс сказал дословно то, что посоветовал ему сказать Сваакер: он хочет, чтобы за отцом был хороший присмотр, чтобы он не мог нанести вреда ни самому себе, ни, боже упаси, кому-нибудь другому. Доктор Саттон и доктор Фельдман уже в курсе, вопрос с ними будет решен уже сегодня. Но он, Алекс, отлично понимает, что реально все вопросы в отделении решает старшая медсестра. И он, Алекс, очень надеется, что старшая медсестра уделит его отцу, мистеру Джеймсу Гаррисону, особое внимание, а уж он в долгу не останется! И он будет приезжать в госпиталь каждые две-три недели, чтобы узнать у старшей медсестры, все ли в порядке, и чтобы выразить ей свою благодарность! Старшая медсестра хорошо отработанным движением смахнула две сотенные купюры в ящик стола и заверила мистера Гаррисона, что за его отцом уход будет как за президентом! Это так замечательно, так трогательно! Дай бог каждому таких замечательных сыновей, как мистер Алекс Гаррисон!

Должен вам сказать, дорогие читатели, что старшая медсестра действительно правильно поняла Алекса. Эта схема была идеально отработана ею и ее подельниками, доктором Саттоном и доктором Фельдманом. Старина Гаррисон был обречен на то, что, начиная с понедельника и до самого дня суда, его будут накачивать успокоительными средствами, а после суда его будут «лечить» от «шизофрении» до тех пор, пока Старина Гаррисон не отдаст богу душу.

В фойе филиала Первого Национального Банка Сваакер вполголоса объяснял Алексу: «В этом отделении такими вопросами занимаются четверо врачей: завотделением доктор Саттон, его правая рука — доктор Фельдман и еще два доктора. Старшая медсестра тоже в деле. Когда мы с доктором Саттоном встретились, я прямым текстом сказал ему, чего мы хотим, а он все это передал доктору Фельдману и старшей медсестре. За эти деньги они гарантируют следующее: во-первых, начиная с сегодняшнего дня и до самого дня суда и даже еще месяц спустя после суда старик будет жить в таких условиях, что даже если к нему нагрянут телешакалы с Девятнадцатого канала, даже они не найдут, к чему придраться! Все продумано! У них есть отдельное небольшое крыло, скорее даже не крыло, а отсек, в котором находится всего четыре палаты. Каждая из них рассчитана на двух человек. Идеальные условия содержания, чистота и порядок. Питание на уровне хорошего ресторана, шеф-повар отдельно готовит на них, на врачей и на старшую медсестру. Остальные пациенты тихие, спокойные, хотя у каждого, ясное дело, имеется свой пунктик. То, о чем мы договорились со старшей медсестрой, что вы каждые две-три недели будете ей давать пару сотен долларов, — это очень важно! В психиатрическом отделении старшая медсестра значит больше, чем любой рядовой врач. Пожалуй, даже больше, чем завотделением. А навещать отца вам больше абсолютно ни к чему: один раз завтра — и этого достаточно.

Во-вторых, хотя на самом деле у старика реактивный психоз, но ему поставят диагноз «шизофрения». Вообще острое психотическое расстройство возникает внезапно и продолжается от нескольких дней до месяца, в среднем около двух недель. При таком реактивном психозе, как у старика, больной может очень быстро прийти в себя. Часто для этого даже не требуется специального лечения. Просто отдых, покой и сон. И через считанные недели он уже абсолютно нормальный, здоровый человек. А вот шизофрения — это уже диагноз, который требует лечения. Диагноз на всю жизнь.

В-третьих, психиатрическое отделение предоставит заключение, в котором будет сказано, что старик представляет опасность для себя и окружающих и не может отвечать за свои поступки. Мы предъявим это заключение в суде, а если понадобится, то доктор Саттон и доктор Фельдман готовы в суде свидетельствовать, хотя я и уверен, что это не потребуется. В общем, в судебном процессе по признанию старика недееспособным и учреждению над ним и над его имуществом опеки доктора будут огромным подспорьем!

В-четвертых, начиная с понедельника и до самого дня суда, старика будут накачивать успокоительными средствами, а после суда его будут «лечить», а точнее, держать в психиатрическом отделении до тех пор, пока он не отдаст богу душу. Сколько он там протянет, ни один врач точно сказать не сможет, но, учитывая его возраст и состояние здоровья, не больше, чем полтора-два года».

Алекс от всей души поблагодарил Сваакера, сказал, что он перед ним в неоплатном долгу, получил в банке нужную сумму, передал деньги Сваакеру и со спокойной душой отправился домой рассказать Нэнси, что все прошло хорошо.

Сваакер ровно в час дня передал доктору Фельдману симпатичный желтый конвертик, выпил кофе и откланялся. Содержание конвертика медики-разбойники поделили по-братски. Как и обычно, сорок процентов получил завотделением доктор Саттон, сорок процентов — лечащий врач, то есть доктор Фельдман, и двадцать процентов — старшая медсестра. Доходы же, получаемые лично старшей медсестрой, дележу не подлежали. Доктора закрывали на это глаза, понимая, что для железной леди, которая держит в ежовых рукавицах все отделение, двадцать процентов — маловато. Но, как говорится, кто на что учился! Заключение, подписанное врачами, имеет силу в суде, а подписанное старшей медсестрой — нет!

Назавтра, в пятницу, Алекс снова приехал в госпиталь. Заранее предупрежденная старшая медсестра провела его сразу в кабинет доктора Фельдмана. Оттуда они втроем отправились в южное крыло. Алексу и стыдно было за свое любопытство, ведь это же больные люди, но все-таки он с интересом осматривался. По дороге к палате отца им встретились всего четыре пациента. Двое просто стояли в коридоре, безучастно прислонившись к стене и уставившись в одну точку. Третий стоял, повернувшись к дверному косяку, время от времени проводил по нему пальцем, будто за чем-то следил, и повторял: «Ползет, ползет, ползет».

Активнее всех был четвертый пациент — невысокий худощавый парнишка лет двадцати. Сначала он тоже стоял у стены, но потом, увидев троицу, пошел им навстречу, немного задел Алекса локтем, сказал скороговоркой «прошу прощения, сэр», уступил Алексу дорогу и пошел дальше. К величайшему удивлению Алекса, старшая медсестра погналась за парнишкой, обыскала его, отругала и, вернувшись, протянула Алексу его собственный бумажник! Алекс только ахнул, а доктор Фельдман, улыбаясь, добродушно сказал: «Мистер Гаррисон, вы уж не сердитесь на нашего Чарли! За последние два месяца он добился большого прогресса, но бывают и рецидивы. Ну, вот мы и пришли. Самое спокойное место во всем отделении!»

Старшая медсестра подтвердила, что этот отсек — самое спокойное место не то что в отделении, а, пожалуй, и во всем госпитале. Здесь четыре палаты, в каждой по два пациента. Вот, например, палата номер 121. Здесь находится пациент, который считает, что создал вечный двигатель. К сожалению, его нельзя поместить в одну палату с человеком, который помнит хотя бы самые основы физики. Сразу же начинаются споры, он доказывает свое, оппонент — свое, и все заканчивается дракой. А так-то он тихий, если не трогают его вечный двигатель. Вот они и свели его в одной палате со старичком, который не только законы физики, но и таблицу умножения уже забыл, потому что единственное его занятие — он раз пятьдесят в день перестилает свою постель. И старшая медсестра открыла дверь.

Изобретатель вечного двигателя, худющий тип со взъерошенной шевелюрой и горящими глазами, сидел за столом и делал какие-то записи, время от времени отрываясь от своего занятия и вперяя свой взор в потолок. Старшая медсестра вполголоса сказала Алексу, что сейчас гениальный изобретатель работает над созданием репликатора. Этот прибор позволит каждому человеку по заданным параметрам создавать себе еду, одежду, обувь и вообще любые материальные предметы, включая даже жилье. Сказал, допустим, «сделай мне стейк с жареной картошкой и бутылку кьянти». И репликатор тут же из ничего создаст в своей внутренней камере стейк с жареной картошкой и бутылку кьянти. Вам останется только достать их оттуда нажатием кнопки. Вышел на пустырь, сказал «построй мне дом с тремя спальнями и двумя ванными комнатами». Смотришь, а там уже и не пустырь, а вполне ухоженный участок с этим самым домом!

Старшая медсестра показала Алексу санузел палаты — чистейшее, благоухающее свежестью помещение. После этого она открыла холодильник и пригласила Алекса взглянуть: апельсины, бананы, яблоки, минеральная вода, кока-кола, спрайт, апельсиновый сок. Ну а отличное четырехразовое питание — это само по себе. Одна и та же официантка доставляет им горячее, только что приготовленное, а через полчаса забирает посуду. Да-да, хорошую, настоящую посуду, а не какое-нибудь одноразовое убожество, прости господи!

Великому Изобретателю повезло. У него были любящие, заботливые и очень хорошо обеспеченные родители. Они охотно платили за пребывание сына в привилегированном отсеке. Будущее Великого Изобретателя тоже было обеспечено. Главным пунктом завещания родителей был траст, который будет создан после их смерти и который обеспечит все нужды Великого Изобретателя.

Второй пациент, морщинистый старичок лет шестидесяти, в это время перестилал свою постель, озабоченно приговаривая: «Нет, в Северном госпитале кровати куда лучше, чем здесь!». Чего старшая медсестра не сказала Алексу о старичке, так это то, что это был бывший мультимиллионер, двум дочерям которого надоело ждать, когда папаша умрет, и они провели сложную многоходовую комбинацию, итогом которой стали опека над папашей и его миллионами и пожизненное содержание его здесь, в психиатрическом отделении Синайского госпиталя. Содержание отца в привилегированном отсеке понадобилось дочкам на случай, если брат отца неожиданно, без предупреждения прилетит из Австралии (там-то братья в свое время и разбогатели) и захочет повидаться. А привычку перестилать постель в старичка вколотили санитары печально известного Северного окружного госпиталя.

Алекс был приятно удивлен. Все те ужасы, которые заранее рисовало ему его богатое воображение, не выдержали столкновения с реальностью. Отличная, светлая, просторная палата, красивая и прочная мебель, никаких неприятных запахов, белоснежное постельное белье, чистейший пол, с которого можно было есть, свежие цветы на подоконнике, досмотренные и ухоженные, чисто выбритые пациенты, благоухающие дорогой туалетной водой и одетые в добротные, чистенькие пижамы… Чего же еще желать?

Медики, убедившись, что Алекс впечатлился, подвели его к палате номер 122, в которой содержались филателист и «математик». История филателиста была самая что ни на есть печальная. Он был из богатой семьи, марки начал собирать еще подростком, тратил на них почти всю свою долю дохода от семейного бизнеса, и к сорока пяти годам его коллекция оценивалась в семь с половиной миллионов долларов. Его отец, хотя и был недоволен, но решительных мер не предпринимал. Зато когда отец умер, старший и младший братья филателиста добились опеки над ним, а знаменитую коллекцию продали его злейшему конкуренту за семь миллионов двести тысяч долларов. Его содержали в привилегированном отсеке, потому что его братья опасались, что какому-нибудь другому, тоже сумасшедшему, но еще остающемуся пока на свободе филателисту может прийти в голову навестить своего несчастного собрата, попавшего в узилище. Медики-разбойники, естественно, не стали рассказывать Алексу эту поучительную историю. Доктор Фельдман просто сказал, что якобы филателист осознал, что у него есть проблемы, и якобы сам пришел сюда, чтобы эти проблемы решить.

«Математик» был на самом деле не математиком, а игроком, который считал, что изобрел систему выигрыша при игре в рулетку. Его историю, в отличие от истории филателиста, доктор Фельдман рассказал Алексу без каких-либо искажений. Он скромный клерк транспортной фирмы «Лакросс». Около восьми лет он работал над своей системой, а когда решил, что система готова, наодалживал у разных родственников, друзей и сослуживцев в общей сложности тридцать тысяч долларов и проиграл все эти деньги в городском казино за один вечер, а если точнее, всего за три часа. Прогноз по нему самый благоприятный. Он не шизофреник, у него просто реактивный психоз. При таком хорошем уходе, как здесь, его можно будет буквально через три недели выписать уже здоровым человеком. И сама палата, и ухоженность обоих пациентов произвели на Алекса самое отрадное впечатление, тем более, что филателист играл сам с собой в шахматы, а «математик» грыз яблоко и читал свежий номер газеты «Чистодел».

В палате номер 123 — все то же самое. Великолепная комната, ухоженные и довольные жизнью пациенты. Один из них даже охотно поговорил с Алексом. Да, он действительно сам обратился сюда с запущенным неврозом. И хотя он здесь пробыл меньше месяца, у него уже колоссальное улучшение. Его лечащий врач, доктор Купер, очень доволен его прогрессом. Скорее всего, через два-три месяца он выпишется совершенно здоровым человеком. Алекс от всей души пожелал ему успеха. Этот пациент был человеком очень обеспеченным и охотно платил медикам-разбойникам хорошие деньги за палату в привилегированном отсеке. Другой пациент был не таким общительным, но вел себя совершенно адекватно, спокойно читал «Графа Монте-Кристо» и отхлебывал апельсиновый сок из красивого высокого стакана. Про него старшая медсестра в коридоре сказала Алексу, что он, бедняга, очень уж остро отреагировал на измену жены, потому сюда и попал. Да, тоже реактивный психоз, тоже прогноз самый благоприятный. Через месяц он будет все это вспоминать, как дурной сон.

Ну а в палате номер 124, кроме Старины Гаррисона, содержался наш старый знакомый, дюжий горластый ирландец Джордж Финли. Увы, после месяца, проведенного в дурдоме, он уже не производил впечатления ни дюжего, ни горластого. По просьбе Кабатчика Финли его брат добился, чтобы Кабатчика вместо тюрьмы поместили в дурдом, но на этом свою миссию счел законченной и не потратил ни одного доллара на то, чтобы сделать условия содержания брата более приемлемыми. Он, мол, и так заплатил совершенно чудовищную сумму, чтобы Кабатчика держали в дурдоме, а не в тюрьме. Поэтому первые четыре недели Кабатчика Финли держали в клетушке размером три на три шага, с соответствующими этим скромным условиям режимом, сервисом и питанием.

И только когда Сваакер по телефону договорился о встрече с доктором Саттоном и объяснил ситуацию со Стариной Гаррисоном, было принято решение расконсервировать палату номер 124 (последние две недели она стояла пустая, ожидая очередного перспективного клиента), а в качестве компаньона для Старины Гаррисона был избран Кабатчик Финли. Доктор Саттон сказал, что такая знаменитость в одной палате со Стариной Гаррисоном произведет хорошее впечатление на судью, да и вообще на кого угодно. Сваакер с ним согласился. Доктор Саттон и Сваакер были абсолютно правы. Когда старшая медсестра сказала Алексу, что про соседа его отца по палате он наверняка слышал, ведь это тот самый Кабатчик Финли, о котором добрых три недели трубили все СМИ, Алекс по-настоящему впечатлился. Уж если в этом отсеке содержится настоящая знаменитость, за условия содержания отца можно не беспокоиться: у судьи не будет никаких сомнений, что сын и невестка обеспечили отца всем лучшим, что только можно купить за деньги!

Прежде чем войти в палату, доктор Фельдман сказал Алексу, что диагноз мистера Джеймса Гаррисона не вызывает никаких сомнений. К сожалению, у него шизофрения. Резкое ухудшение было вызвано тем, что его обокрали, забрали из сейфа очень крупную сумму. Но Алекс ведь и прежде наверняка замечал за ним странности? Алекс подтвердил, что, сколько себя помнит, странностей у отца было множество. А перед тем как выгнать его из дома, старик совсем помешался на почве экономии. Ввел, например, лимит на потребление воды… И при этом отец всегда отличался прямо-таки иезуитской хитростью. Алексу и его матери приходилось постоянно быть начеку.

Доктор Фельдман сказал, что у шизофреников чаще всего так и бывает: много лет они просто ведут себя странно, но при этом никто в их дееспособности не сомневается. А в один прекрасный день какое-то событие служит триггером, и они становятся опасными и для себя, и для окружающих, и вообще перестают отвечать за свои поступки. И большинство шизофреников необыкновенно хитры, коварны и расчетливы и умеют быть поразительно убедительными. Так что что бы отец ни говорил мистеру Гаррисону, ко всему этому надо относиться как к изощренной хитрости и не поддаваться на его уловки! Алекс от всей души поблагодарил доктора, а про себя решил, что с лечащим врачом ему здорово повезло. Да, он готов к встрече с отцом, и тому не удастся заморочить ему голову. Единственное, чего он хочет, так это чтобы за отцом был хороший уход и ему были обеспечены хорошие условия. Как в таких случаях шутит его жена Нэнси: надо, чтобы все было не хуже, чем у людей, то есть все самое лучшее! Алекс и доктор Фельдман засмеялись, и даже суровая старшая медсестра заулыбалась. Алекс сказал, что после всего, что он видел в тех трех палатах, он знает, что уход и условия здесь действительно наилучшие, а на все остальное, что будет говорить ему отец, он вообще не собирается никак реагировать.

Доктор Фельдман велел старшей медсестре отвести Кабатчика Финли на психотерапию, чтобы отец и сын могли побыть наедине. А сам он это время побудет в сто двадцать второй палате. «Математик» в последние пару дней показывает явное улучшение. Надо его поддержать! И когда старшая медсестра вышла вместе с Финли, Алекс открыл дверь и решительно вошел в палату.

Вот такие дела, друзья мои. Мораль сей басни такова: Так выпьемте же за то, чтобы нас, нормальных, всегда было больше, чем их, ненормальных!