Волки и лохи

Глава XLII. Страдания молодого Вагнера

Стиву Вагнеру было тринадцать с половиной лет, когда его непутевая мамашка, тридцатидвухлетняя барменша Джекки Вагнер, неожиданно сбежала со своим очередным ухажером во Флориду и бросила Стива на произвол судьбы. Мамашку заочно лишили родительских прав, а отца у Стива не было, хотя его злоязыкая соседка и говорила, что «у этого ублюдка папашек было много». Старший же брат мамашки, Брюс Вагнер, «чалился на киче» вдали от родного Чикаго, и ему из семилетнего срока оставалось еще пять с половиной лет. Вот так и получилось, что социальный работник Патриция Берд, занимавшаяся Стивом, отдала его на патронат. Патриция, которая была, в сущности, добродушной бабой, а к своим обязанностям относилась очень серьезно, сочла необходимым объяснить Стиву: «Эти опекуны, конечно, не подарок, но ты потерпи с полгода. А может быть, мне удастся и побыстрее для тебя кого-нибудь получше найти!»

Стив честно терпел, а Патриция честно искала. И через четыре с половиной месяца ликующая Патриция Берд отдала Стива под опеку в гораздо более благополучную семью. Люди это были богатые и влиятельные. Новый опекун занимал высокий и очень прибыльный пост в мэрии города Чикаго, а опекунша владела двумя хорошими ресторанами. Патриция сказала Стиву, что новые опекуны сейчас берут его под опеку только потому, что хотят к нему присмотреться. А если все будет нормально, они его официально усыновят.

Через три недели Патриция отчитывала Стива: «Стив, ты всю жизнь будешь мучиться, потому что ты сам себе враг! Тебе прямо неможется, когда у тебя все хорошо, и ты обязательно должен выкинуть какой-нибудь фокус, чтобы все опять стало плохо! Я знаю, что у первых опекунов тебе было плохо, но ты вел себя тише воды, ниже травы. А новые опекуны носились с тобой, как с подарком, ты у них как сыр в масле катался. Ну зачем ты продал живодеру любимую собачку опекунши? Ты же им обоим так понравился! У них же уже почти все документы были готовы! Они хотели сделать тебе сюрприз на день рождения, ровно в четырнадцать лет тебя официально усыновить!»

Стив и сам понимал, что повел себя как последний осел. Очень уж достала его эта поганая болонка. И он так обрадовался, когда сговорился с живодером (тот согласился купить болонку за пять долларов, а Стива она так достала, что он и сам готов был живодеру приплатить, лишь бы тот ее забрал), что забыл снять с нее ошейник. Патриция подробно ему все рассказала. Шеф живодеров увидел, что собачка ухоженная и явно домашняя, проверил ошейник, нашел там телефон хозяев и позвонил. Опекуны тут же примчались. И если опекунша была просто счастлива получить назад свою собачку, да еще и целой и невредимой, то опекун хотел знать, как это все произошло. Позвали живодера, он и рассказал, что болонку ему продал всего за пять долларов пацан лет тринадцати-четырнадцати, волосы черные, глаза карие. Опекуны показали ему фотографию Стива, и он подтвердил: да, вот этот самый пацан. Но Патриция, впрочем, сказала Стиву, что даже если бы он снял ошейник, это ничего не изменило бы: опекуны просто проехали бы по всем собачьим шелтерам и за день или самое большее за два дня нашли бы собачку, а потом через собачий шелтер вышли бы и на живодера.

Крыть Стиву было нечем. А Патриция, хотя и жалела его, и сочувствовала ему, но не могла найти для него другую хорошую или хотя бы посредственную семью, потому что поганая слава о том, как он продал живодеру эту поганую болонку, бежала впереди героя.

После двухнедельных поисков выяснилось, что единственная семья, которая согласна взять Стива, — детдом семейного типа, где опекуны еще до него набрали семерых детей в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Патриция, скрепя сердце, была вынуждена отдать его на патронат в эту печально известную семью. Опекуны с удовольствием взяли его восьмым и теперь каждый месяц получали от органов опеки и попечительства штата Иллинойс кругленькую сумму в семь с половиной тысяч долларов, из которых реально на детей не тратили за месяц и двухсот долларов, а одевали, обували и кормили их за счет множества благотворительных программ.

Патриция Берд была очень расстроена и предупредила Стива: «Смотри же, Стив, не вздумай там выкидывать фокусы! У этих опекунов есть двое родных детей — близнецы, два здоровенных лба по восемнадцать лет каждый. Если что, они тебя самого, пожалуй, живодеру сдадут!». Стив понял, что это очень серьезно, и изо всех сил старался вести себя хорошо. Но все равно два года, проведенные им в этом «детдоме семейного типа», были самыми тяжелыми в его жизни. За эти два года не было ни одного дня (за исключением Рождества и Дня Благодарения), когда он был бы сыт. И в то же время не было ни одной недели, когда близнецы не отколотили бы его два или три раза, и не за какую-то провинность, а просто для профилактики. При этом они были достаточно осторожны и никогда не били по лицу.

А у опекунши в органах опеки и попечительства была хорошая знакомая, которая за небольшую мзду сообщала ей, когда намечается проверка. И в тот день, когда приходили проверяющие, оба холодильника ломились от еды (проверяющим, естественно, и в голову не могло прийти, что обычно на холодильниках висят замки), все восемь детей были чисто умыты, подстрижены и одеты в хорошую, чистую одежду, которую сразу после ухода проверяющих они возвращали опекунше, а та прятала все это добро под замок. Чистейшее постельное белье тоже возвращалось под замок, так же как и многочисленные настольные игры, книги, три ноутбука, пять велосипедов, два самоката, хоккейные клюшки, футбольные мячи и прочее добро, которое выставлялось напоказ только в дни проверок и которое тоже, как и одежда, обувь и белье, было получено совершенно бесплатно от разных благотворительных организаций.

Стив каждый раз следил за проверяющими и абсолютно точно знал, что взяток они не берут, никаких денег от опекунов не получают. Да, они были честными людьми и старались хорошо выполнять свою работу, так же как та же Патриция Берд. Но разве Стиву было от этого легче? Первые пару месяцев он даже обдумывал, как можно сообщить проверяющим, что все это показуха, но потом вспомнил предупреждение Патриции о том, что близнецы, пожалуй, способны его самого сдать живодеру, и смирился.

Стив очень обрадовался, когда услышал, что один из близнецов вроде бы хочет после школы завербоваться на Военно-Морской Флот, но тот, к сожалению, в последний момент передумал. Оба близнеца поступили в близлежащий двухлетний колледж, так что никаких послаблений Стиву не было, все оставалось по-прежнему. А единственной надеждой Стива был дядька Брюс, который благодаря образцовому поведению должен был досрочно «откинуться» через пару недель после того, как Стиву исполнится шестнадцать лет.

И вот наступил долгожданный день. Брюс Вагнер, высокий представительный мужчина, произвел на Патрицию хорошее впечатление. Она знала, что он отсидел четыре года за участие в многоходовой финансовой афере. Но ведь это же не убийство, не грабеж, не изнасилование! Очень важно было то, что Брюс был отличным официантом. Он был настолько хорош, что его прежний хозяин сразу после отсидки взял его на работу! Брюс принес Патриции справку от хозяина, что с завтрашнего дня он работает в его ресторане, а также договор о том, что он уже снял двухкомнатную квартиру в приличном «спальном» районе. А самое главное, он предоставил нотариально заверенное письмо от начальника тюрьмы, в котором тот писал, что з/к Брюс Вагнер с первого дня пребывания в его заведении встал на путь исправления, вел себя идеально, добросовестно выполнял все порученные ему работы и по ходатайству администрации тюрьмы за образцовое поведение был досрочно освобожден.

Брюс из семи лет отсидел только четыре года. А особое благоволение всемогущего и грозного начальника шулер экстра-класса Брюс Вагнер (это и было его основной «специальностью», а финансовая афера была лишь разовой попыткой быстро обогатиться) заслужил тем, что два-три раза в неделю по тридцать-сорок минут в день обучал его шулерскому мастерству и карточным фокусам. Учеником начальник был хотя и прилежным, но не очень способным, и пальцы у него были короткие и толстые, поэтому обучение растянулось на несколько лет. Но он упорно тренировался, рос над собой, a когда достиг хорошего уровня, в награду за учебу досрочно освободил своего наставника.

Брюс Вагнер деликатно откашлялся. Он, Брюс Вагнер, очень хорошо понимает, что миссис Берд не может отдать племянника ему под опеку, потому что он сидел в тюрьме. Но Стив говорит, что миссис Берд была к нему очень добра и прошла не то что лишнюю милю, а целый марафон. Миссис Берд — человек очень опытный. Так не подскажет ли она какой-нибудь вариант, чтобы Стива все-таки отдали ему? Уж очень Стиву плохо в том «детдоме семейного типа»…

Патриция Берд, подумав, сказала, что один вариант, пожалуй, есть, но и дяде, и племяннику придется быть очень осторожными. У нее на примете есть одна тихая алкоголичка, у которой до сих пор имеется лицензия на патронат. Можно будет официально отдать Стива на патронат этой алкоголичке до тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать лет, а жить он все это время сможет у дяди. Алкоголичке это будет выгодно, так как она будет получать на Стива от властей штата больше тысячи долларов в месяц. Мистеру Брюсу Вагнеру и Стиву придется смириться с определенными неудобствами. Периодически она, Патриция Берд, будет предупреждать их, что грядет проверка. И тогда мистеру Брюсу Вагнеру и Стиву придется заранее ехать к алкоголичке, приводить там все в порядок, доставлять продукты, вытрезвлять саму алкоголичку, а Стиву надо будет там оставаться, пока проверяющие не уйдут. Ну и, кроме того, Стиву придется записаться в школу в районе, где живет алкоголичка. Опять же, за день до родительского собрания ее надо будет вытрезвлять, а в нужное время доставлять в школу. А в восемнадцать лет Стив станет совершенно самостоятельным человеком. Органы опеки уже не будут иметь над ним никакой власти, договор о патронате будет автоматически расторгнут, и Стив сможет официально переехать к дяде. А заодно, если он захочет, можно будет на последний год учебы перевестись в школу поближе к дядиному жилью.

Брюс пришел в восторг от этого плана. В тот же день они с Патрицией навестили алкоголичку, и та, конечно, согласилась. Дело было на мази!

Вот такие дела, друзья мои. Мораль сей басни такова: Так выпьемте же за Настоящую Родню!