Восемь дорог Желтого источника

Глава 1.14 Госпожа Гуй

Ночью она снова слышала шум и грохот. Но он прекратился раньше, чем она успела спрыгнуть с кровати, а ей так сильно хотелось спать, так лень было покидать своей уютное теплое гнездышко, что она не стала выходить на улицу и проверять, что случилось. Она пообещала себе узнать все с утра пораньше, устроилась поудобнее, натянула одеяло на голову и тут же уснула. И, как водится, проспала.

— Пора просыпаться, юная госпожа! Да, да! Уже пора! — мельтешили в воздухе суетливые белые ласточки.

Госпожа Гуй открыла глаза и некоторое время размышляла лежа, что же такое она должна была сделать. Ах да!

— Что так гремело ночью? — спросила она прислужников.

Но те лишь испуганно затрезвонили в ответ: «Мы не знаем, мы ничего не знаем, юная госпожа!»

Пришлось признать, что спрашивать их о чем-либо бессмысленно.

Одевшись, она поддалась неожиданному порыву и чуть иначе уложила волосы — так, как показывала ей красавица Дин. От помощи прислужников девушка отказалась — ей не нравилось, когда те вьются вокруг нее — и вышло не так красиво, как у Дин-цзе, но результат ей понравился. А еще она впервые надела серьги — те самые, из жемчуга. Ну вот, если улыбнуться, она вполне сойдет за милую барышню.

Фу, глупость какая! И вовсе ей не хочется быть милой. Чтобы на нее пялились все, кому ни лень? Ей просто нравится такая прически и такие серьги. Ясно?

Она сначала рассердилась на себя, а потом рассмеялась. И впрямь, сумасшедшая. Нужно думать о серьезном: о прошлом, о том, как раздобыть табличку с нужными вратами, а она о всякой ерунде…

— Скорее, скорее, юная госпожа! Яства готовы, гости ждут! Пора, пора!

Она лишь махнула рукой — от писка жоу-чжи начала болеть голова — и поспешила в Главный дворец.

Прислужники не обманули: когда она вошла в зал для приемов, большинство гостей уже было в сборе, не хватало лишь нескольких.

Что-то неуловимо изменилось здесь. Проходя к своему привычному месту, она пыталась понять, в чем дело, но ответ ускользал от нее.

— Ты уже слышала, Гуй-цзе? — поймала ее за рукав «фея жасмина». Сегодня она казалась снова спокойна и даже весела. — Врата Жизни закрылись ночью. На их месте теперь какие-то заросли.

Значит, вот что она слышала этим вечером.

— Не печалься, — должно быть сестрица приняла ее задумчивость за грусть. — В этом есть и хорошее. Нам больше не нужно терпеть присутствие заносчивого господина Гэн.

— Я бы не торопился с выводами, красавица! — подал голос варвар.

Госпожа Гуй невольно повернулась в его сторону, хотя не раз давала себе слово не делать этого — один вид этого человека вызывал в ней не ясную ей самой смесь чувств, болезненных и тяжелых. Вот и сейчас она сразу же пожалела об этом и дала себе еще один зарок сторониться этого грубияна: слегка прищурив голубые глаза, он смотрел прямо на нее, точнее на серьги, которые она надела. С таким выражением на лице, будто сейчас спросит: «Где ты украла это украшение, Колючка?».

— Полно вам, Рэн-лан, — рассмеялась серебристо девушка в красном. — Видите, сегодня даже столиков здесь на один меньше…

Только теперь госпожа Гуй поняла, что же не давало ей покоя: столиков-то в зале, и вправду, убавилось.

… — значит, мы избавлены от необходимости видеть перед собой этого высокомерного, холодного негодя…

— Не поведаете ли нам, что сделал вам тот, о ком вы говорите? — прозвучал вдруг низкий, совершенно невозмутимый голос, заставивший всех резко обернуться в сторону говорящего, а сестрицу Дин и вовсе замереть на месте с открытым ртом. — Или чего не сделал? — многозначительно добавил господин Гэн, шествуя к своему столику.

Молочная кожа госпожи Дин тут же пошла некрасивыми красными пятнами от смущения и злости.

Всеобщее растерянное молчание длилось недолго — господин Бин нарушил его первым.

— Что это все значит, Гэн-лан? — спросил он, вскакивая на ноги. — Где барышня И?

Число присутствующих к этому времени сравнялось с количеством мест для гостей, и вопрос мужчины в красном взволновал всех.

— Госпожа И вчера играла на цине, — с непроницаемым спокойствием поведал ему Гэн. — И я так пленился ее… игрой, — он всего лишь сделал небольшую паузу и едва уловимо повел бровями, но господин Бин при этих словах стал мрачнее тучи, — что подарил ей табличку. Ночью она нас покинула.

В зале снова повисло молчание… Напряженное, непонимающее.

Сестрица Дин при этих словах едва не переломила пальцами палочку для еды.

Господин в сером посмотрел в сторону все еще стоящего господина Бин и неодобрительно покачал головой.

— Бин-лан, осторожнее, такое количество уксуса может пагубно сказаться на вашем самочувствии.

И тот не выдержал.

— Ах, вы… Ах, ты…

На мгновение госпоже Гуй показалось, что он набросится на своего обидчика с кулаками прямо здесь, но мужчина сдержал свой первый порыв, и бросил в лицо господина Гэн решительно

— Я вызываю вас на поединок, Гэн-лан. На этот раз при всех. Или снова сбежите?

«Бин-лан! Гэн-лан! Перестаньте!» — послышалось с разных сторон.

— Это обещает быть занятным. Я принимаю ваш вызов, — господин Гэн улыбнулся. Очень нехорошо так, предвкушающе. — Но сначала зачитаем новое послание Владыки. Было бы невежливо заставлять его ждать.

Только тут все заозирались и заметили на столике в центре новый сложенный бумажный лист и знакомый черный мешочек. Госпожа Гуй могла бы поклясться, что, когда она вошла, ни того, ни другого там не было.

— Позвольте мне, — госпожа Дзи поднялась и, не встретив возражений, направилась к столику с посланием, по пути поигрывая веером.

Сегодняшнее послание было кратким.

'Они следят, безмолвно осуждая,

За каждым шагом вашим и за словом.

Не всем даются. Только тем, кто знает.

И кровью землю напоить готовым.

Кто к середине дня соберет больше черных нарциссов, тот и получит табличку'.

— «Кто знает»… Знает что? Что еще за черные нарциссы? — снова прервал молчание Бин.

— Только мне здесь видится какой-то подвох? — слегка нахмурившись, задал новый вопрос господин Гэн.

Какие-то неясные картины — то ли сны, то ли воспоминания замелькали в голове девушки.

«Нарциссы… Они следят… Они… следят»…

— Это… это же, — зашептала она чуть слышно — и тут же осеклась, наткнувшись на неожиданно острый, проницательный взгляд варвара.

А потом и вовсе позабыла о своих мыслях: пол в центре зала засиял мягким синеватым светом, приглашая к себе всех желающих.

Они поднимались один за другим — кто уверенно, а кто просто не желая отстать от остальных. Она же вовсе не собиралась этого делать, но любопытство в этот раз пересилило страх.

«Я же помню… помню… Что именно?»

И госпожа Гуй встала — одной из последних, вместе с дедушкой Ву, и тоже направилась к сияющему кругу.

Ни одного человека в этот раз не осталось за столиками.

Когда невесть откуда взявшаяся Тьма заволокла их, она даже не испугалась, просто позволила ей окутать себя — и выбросить чуть позже, мягко, почти заботливо, на прохладную, немного скользкую траву.

Поле… теперь они оказались на бескрайнем поле. Под сумеречным, уходящим в густую черноту небом. Остро пахло свежей травой и чем-то еще, сладковатым и дурманящим. Она поднялась и вздрогнула — всюду, насколько хватало глаз раскинулся по земле зеленый ковер, из которого черными звездами с ярко-желтыми зрачками смотрели на нее нарциссы…

«Видишь эти цветы? Они часто растут на могилах, поэтому их называют….»

— Глаза мертвых! — воскликнула она, припоминая…

Словно в наказание за то, что посмела сказать это вслух, приоткрывшаяся было шкатулка с воспоминаниями тут же захлопнулась.

— А вот и подвох, — послышалось справа, и девушка оглянулась на госпожу Дзи.

Та держала в одной руке раскрытый веер, а в другой — срезанный им только что цветок. И цветок этот на глазах корчился, словно был чем-то живым и умирал. Густой черный сок его казался похожим на запекшуюся кровь. — Владыка не соврал: они и в самом деле «не всем даются».

— Гэн-лан! — раздался задиристый окрик. — Будешь дальше цветочки нюхать или все же окажешь мне честь?

Тот выпрямился, выпуская из пальцев звездчатую чашечку нарцисса, и издевательски медленно подошел к желающему его внимания господину Бин.

— Окажу.

Противники поклонились друг другу и спустя мгновение их клинки, мерцая, уже рассекали пропитанный густым ароматом, воздух.

Госпожа Гуй следила за из битвой жадно, не отрывая взгляда. Она никому не отдавала предпочтения, просто выхватывала из красно-серого вихря тот или иной интересный прием.

Бин нападал стремительно, почти неистово, Гэн действовал осторожнее и хитрее: часто уворачивался, оборачивая скорость и силу соперника против него самого, удары наносил не так часто, но выверено, не щадя. А еще раззадоривал того то снисходительным смешком, то язвительной фразой. И они почти всегда достигали цели.

Прошло не так много времени, а оба уже разжились первыми ранами — кто на плече, кто на бедре.

— Отлично выглядишь, Колючка, — она сначала дернулась на голос, а потом в очередной раз себя обругала и отвернулась обратно, продолжая следить за сражением. — Жемчуг тебе к лицу.

Между тем бой становился все ожесточенней, атаки страшнее. Бин нанес еще одну рану своему противнику, не глубокую, вскользь, но господину Гэн пришлось перехватить меч другой рукой. Бин торжествовал недолго: кое-как уклонился от обрушившегося на его голову клинка, а вот от коварного удара ногой увернуться так же ловко не смог, и тот пришелся ему по лицу.

«Остановитесь!» — ' Бин-лан, Гэн-лан, вы что, поубивать друг друга решили?' — воскликнули Синь и Рэн одновременно.

— И пусть! — выкрикнула вдруг запальчиво сестрица Дин. — Пусть поубивают, тогда нам всем хватит врат и дорог, еще и выбрать сможем.

Крикнула, и тут же спрятала лицо за рукавом, должно быть, пожалела о своих словах.

— Заманчиво, — медленно произнес господин Гэн, упираясь острием клинка в шею распластавшегося на траве противника и пристально смотря тому в глаза. — Очень заманчиво. Но, боюсь, без разрешения Владыки Ада никто из нас не волен умереть. Хотя…

Губы мужчины искривила улыбка, в глазах сверкнуло что-то зловещее, а в следующее мгновение он чуть подался вперед и вместо того, чтобы отвести клинок, резким движением всадил его поглубже.

Раздались вскрики — испуганные, а потом и удивленные: острую сталь заволокла мгла, неуловимо изменив направление удара, будто не меч это, а лишь отражение меча в выпуклой медной чаше. Острие зацепило лишь край темно-красных одежд и уткнулось в землю.

— Так и знал, — кивнул Гэн слегка разочарованно, вытирая лезвие. — Что ж, не будем спорить с волей Янь-вана.

Господин Бин сел, глядя на противника с острой неприязнью, утер ладонью лицо, сплюнул кровь и что-то сказал в ответ, но госпожа Гуй уже не слышала что именно — она смотрела на цветы. Те, испив человеческой крови, оживились, затрепетали, завращали черными головками, еще больше напоминая зрачки какого-то многоглазого чудовища.

— Смотрите… — прошептала она, указала на них пальцем — и все разговоры стихли.

Даже господин Бин, позабыв и о своем поражении, и о несостоявшейся смерти разглядывал какое-то время нарциссы, а потом взмахнул мечом и подхватил срезанные стебли…

За долю мгновения до этого, она поняла, что ничего не выйдет: не то, не так… Не та кровь.

" … она должна быть отдана тебе добровольно, — донеслись до нее отголоски прошлого. Голос звучал странно, словно сквозь толщу воды . — Чем искреннее человек, который тебе ее дал, чем бескорыстней и чище его желания, тем больше черных нарциссов ты сможешь собрать. С меня, как ты понимаешь, многого не взять, но для дела хватит…»

Цветы в мужской руке скрючились, забились вытащенными из под земли червями — и иссохли.

— Кровь нужна чужая, добровольно отданная, — произнесла она вслух, ни на кого не глядя. Собственный голос слышался будто со стороны.

— Тише-тише, — шепнула ей госпожа Дзи, но поздно — как ни тих был ее голос, его расслышали все — и замерли, поглядывая друг на друга в недоумении.

— Вот так-так, — призадумался дедушка Ву.

— Да уж, это многое меняет, а? — хохотнул варвар.

Еще бы. Можно захватить, победить, урвать, отнять, наконец. Но как заставить человека искренне пожелать тебе помочь?

— Доказательства? — коротко спросил господин Гэн. — Пока их нет.

— Верно, Гэн-гэ, — согласился красноволосый и подошел ближе. Так, что не смотреть на него не получилось бы при всем желании. — Давай-ка проверим. Госпожа Колючка, подставляй ладони.

Она даже спросить ничего не успела, так быстро он полоснул по своей ручище кинжалом. Ее кинжалом! Как толькосвумел вытащить его так, что она не заметила? — и, собрав достаточно горячей темной крови в горсти, выплеснул ее прямо ей на руки.

В голове снова зашумело от этого чувства. Будто такое уже было — и повторялось снова: светлые глаза, насмешливые и серьезные одновременно, запах — соли, сладости, разогретого металла — и теплая кровь в ее руках.

«…многого не взять, но для дела хватит…» Дела? Какого дела?

И еще: " … не все это могут, но у тебя должно получиться. Держи крепче…»

В каком-то полузабытье она перевернула ладони — и цветы зашумели, потянулись к ней, жадно впитывая багровую теплую жизнь, облизывая с кожи кровь, будто маленькие дикие звери.

Рукоять кинжала ткнулась ей в руку. Она невольно сжала ее и странно-знакомым, почти привычным жестом полоснула лезвием по сочным зеленым стеблям.

И слишком поздно вспомнила, что именно должно у нее получиться.

Она словно нырнула в холодную темную воду, вдруг оказавшуюся почти прозрачной на просвет — и смотрела и слушала теперь сквозь нее.

Шелест травы, смутные тени слегка качающихся от ветра деревьев, кажется, сосен… и небо — то серое, то безоблочно-синее, то черное с россыпью сияющего бисера звезд.

«Покой… наконец-то покой, — вздыхает женский голос. Он звучит изнутри, и она слышит его так ясно, он и ее, и нее ее… — Скоро, уже скоро я смогу уйти к остальным…»

И снова небо, но уже другое и вместо сосен — молодые дубы вокруг. А еще лица тех, кто приходят сюда иногда и среди них одно — столь же вежливо-печальное.

«Негодяй! Ненавижу! — сдавленно кричит мужчина. — Убил меня и еще смеет делать вид, что сожалеет о моей смерти…»

Опять небо — вездесущее, всезнающее. Белые горы и крики птиц в вышине.

«Смелее, яркая волна, луна прекрасна, цель ясна, — тихо поет детский голосок и вздыхает тяжко: — Не грустите обо мне, не надо, мне больно от этого»

Вода схлынула, голоса смолкли, и госпожа Гуй обнаружила, что так и стоит, сжимая в одной руке кинжал, в другой — небольшой букет нарциссов и безотрывно смотрит в их ярко-желтые зрачки.

Она вздрогнула, и хотела было вскрикнуть, но воздух застрял в горле, вызвал приступ необъяснимого страха — и она тут же отбросила цветы так, будто они были засохшей уродливой жабой, и обняла себя за плечи.

— … похоже на правду, — говорил кто-то.

— Осталось только выяснить, кто и кому готов принести подобную жертву.

Она еще толком не пришла в себя: сердце трепыхалось, как птица, застрявшая в силках, звуки и цвета никак не желали связываться в единое целое.

— Эй, Колючка, ты в порядке?

Она замерла, не в силах оторвать взгляда от пугающих голубых глаз, и снова ощутила нехватку воздуха.

«Конечно нет, тебе ли не знать! — хотелось ей закричать. — Ты же сам меня учил».

Но она лишь кивнула и быстро отвернулась, сжав кулаки. Потом, об этом она подумает потом…

Она заметила, как господин Синь подошел к сестрице Дин и спросил о чем-то, но та затрясла головой, едва от него не отшатнулась и поспешила к подзывающему ее господину Бин. Тот занимался ранами и поделился с девушкой кровью.

Жестокий Гэн, к ее удивлению, пожертвовал свою в пользу госпожи Дзи. Должно быть, решил, что не пристало такой ценности пропадать без дела. Да и варвар, кажется, мыслил весьма сходным образом.

— Красавица Дин, примешь ли помощь от меня? — спросил он игриво.

И барышне Гуй тут же захотелось бросить в него чем-нибудь тяжелым, а после убежать самой туда, где она сможет побыть в одиночестве. Да и сестрица тоже хороша — улыбнулась приветливо, еще и пальчиком погрозила.

— Подожди, Рэн-лан, — подошел к нему господин Синь. — Позволь сначала осмотреть твою рану, она внушает мне подозрения — и в глаза тому глянул так пристально.

Не странно ли — двое раненых рядом, а он о чем волнуется… Да разве такого быка свалишь царапиной?

Она подумала было, что сейчас на голову Синь-лану обрушится целый град насмешек, но варвар проявил внезапную покладистость и руку тут же предъявил.

— Для тебя всегда пожалуйста.

Она вовсе не собиралась смотреть в их сторону, но стояла слишком близко и заметила, что ладони господина в белом, когда он склонился над порезом, были красны.

— Порез очень глубок, смотри сколько уже натекло, тебе нужна повязка — заключил Синь, размыкая их руки и оставляя в горсти варвара в несколько раз больше крови, чем там было до этого.

— Какой ты умный и заботливый, кто бы мог подумать, — восхитился Рэн, качая головой.

«Во дурак!» — читалось в его взгляде.

А потом он направился к красотке Дин.

Не желая смотреть на эту сцену, госпожа Гуй отвернулась и увидела дедушку Ву. Тот стоял особняком, опираясь на посох, всеми позабытый и такой потерянный, что у нее сжалось сердце. Поддавшись порыву, она подошла к старику и провела по руке лезвием кинжала.

— Прими от меня, дедушка.

— Что ты, что ты, куда ж мне-то… Другому вот кому… — замахал он руками, но видя ее решительность тут же размяк и подставил сморщенные ладони.

И, казалось бы, крови-то было совсем немного, но цветы накинулись на нее, словно изголодавшиеся собаки на кусок мяса. Потому охапка черных мертвых глаз в руках господина Ву вышла знатная.

Больше оказалась только та, что у сестрицы Дин.

Последняя, снова веселая, легкая, словно яркий язычок огня в холодный день, смеялась и шутила с Бин-ланом и варваром одаривая то одного, то другого благодарными взглядами. Смотреть на это совершенно не хотелось.

Поэтому когда их снова окутала Тьма, перенося в зал для приемов, она была только рада этому. И ей даже почти не хотелось знать, какую именно табличку вытянет Дин-цзе. Она собиралась тихонько, не потревожив никого, выйти из зала и отправиться к себе, чтобы обдумать наедине все произошедшее и даже прошла половину пути к выходу, когда услышала тихий вскрик.

Госпожа Дин стояла посреди зала, разглядывая золотую табличку в своей руке. Лицо ее выражало недоверие, быстро сменившееся почти детской обидой, а потом и злостью: подбородок девушки дрожал, в глазах стояли слезы, грудь часто вздымалась…

— Как же так? Нечестно! Несправедливо! — воскликнула она и в сердцах швырнула табличку прочь от себя.

Блестящий желтый слиток отскочил от гладкого камня пола, выбил из него крошку — и отлетел прямо под ноги госпожи Гуй. Она непроизвольно наклонилась, подняла табличку и какое-то время озадаченно разглядывала совершенно гладкую поверхность. Пустышка…

«Не стоит так расстраиваться» — «Ничего страшного пока не случилось» — утешали «фею жасмина» госпожа Дзи и дедушка Ву. Та же, выплеснув свое разочарование, сумела взять себя в руки и даже извинилась перед остальными за недостойное поведение.

Госпожа Гуй хотела тоже подойти к ней и поддержать, но ее сбило с толку веселое чириканье и свист рассекающих воздух маленьких крыльев. Она даже головой потрясла, чтобы понять, что ей это не кажется.

Странно, раньше жоу-чжи никогда не появлялись в Главном Дворце, они всегда провожали гостей до входа в него и разлетались по ведомым только им самим делам. Значит, случилось что-то важное или…

— Послание! Послание! От Владыки Ада, Великого Янь-вана! Слушайте! Слушайте! — прислужники верещали так, что хотелось закрыть уши руками. — «Тот из вас, кто принесет сюда к ночи пустую табличку, получит право выбрать еще одну». Слушайте, слушайте! 'Тот из вас…

Жоу-чжи повторяли послание снова и снова. И по мере того, как смысл его становился понятен, все взгляды обращались на госпожу Гуй. И та замерла, невольно сжимаясь под ними. Острый уголок зажатого в кулаке слитка впился в ладонь.

«Гуй-цзе!» — «Госпожа Гуй!» — «Колючка, стой!» — сразу три фигуры шагнули ей навстречу, вызвав в теле животный нутряной страх: догонят, убьют… Не дать… не дать себя поймать. И она бросилась прочь отсюда, вылетела из зала, пронеслась черной тенью по широким ступеням, пробежала наискось через двор, нырнула в спасительную тень одной из построек и помчалась дальше, не останавливаясь и петляя. Она не оглядывалась: собственный ужас гнал ее сильнее, чем целый отряд преследователей.

«Я не дамся им живой, ни за что…»

Она бежала до тех пор, пока ноги ни стали тяжелыми, будто их глиной обмазали, а дыхание — хриплым. Тогда она остановилась, чтобы отдышаться — и заметила, что дверь того флигеля, около которого она стоит, совсем немного, но приоткрыта. Госпожа Гуй тут же подошла, распахнула ее сильнее и оказалась в просторном зале. Здесь царил полумрак. Свет, просачиваясь сквозь натянутую на окна бумагу, отвоевал у мрака несколько узких прямоугольников на полу. От ее движений прямо над ними затанцевали в воздухе пылинки. Но темных уголков в зале хватало, и девушка тут же устроилась в самом укромном из них — за ажурной ширмой.

На несколько вдохов и выдохов она позволила себе поверить, что в безопасности, а потом услышала легкое шелестение — и замерла от пугающей догадки: «Прислужники… Вот кто может выдать ее с головой. Стоит кому-то отправить их с посланием для нее… Боги, как же просто…»

Она тихо запаниковала и закусила палец, чтобы не всхлипнуть в голос: шелест послышался снова, теперь еще ближе.

«Неужели мне не скрыться от них? Я ведь могла когда-то… точно могла…»

Новый всплеск воспоминаний пришелся как нельзя более кстати. Торопливо, слегка подрагивающими от напряжения пальцами, она выхватила из ножен кинжал, проткнула острием палец и начертила кровью на тыльной стороне ладони иероглифы «тень». Голову повело и вновь накатило ощущение, что она ныряет в холодную воду. Тусклый свет совсем померк, все вокруг приобрело грязно-пепельный оттенок, будто она следит за происходящим через закопченное стекло. Стало холодно, и перед глазами зашевелились неясные тени. Смотреть на них было неприятно, но откуда-то она знала, что бояться их не стоит. Зато ни одна живая душа не найдет ее здесь.

Звук шелеста крыльев стал еще громче, маленькие клювики заколотили в дверь, потом послышался

топот крошечных ножек, звук открываемых дверей — и жоу-чжи, вновь обернувшись ласточками, залетали по комнате.

— Госпожа, юная госпожа! Где вы?

Девушка затаилась, задержала дыхание, хотя могла бы этого и не делать: юркие ласточки не увидели ее, хотя несколько раз их белые крылья едва не коснулись ее макушки.

— Нет, ее нет… Летим, летим, нужно найти юную госпожу!

После того, как они покинули зал, она еще какое-то время сидела недвижно и лишь потом выдохнула и привалилась спиной к холодной каменной стене. Ничего, потом отогреется. Сейчас ей важнее побыть в тишине. Одной, если не считать эти неясные колышущиеся фигуры. Но даже с ними она готова примириться: просто склонит голову, закроется ладонями и притворится, что их здесь и нет вовсе. Да, вот так.

Холод и отрешенность оказались сейчас даже кстати: в нынешнем состоянии госпожа Гуй могла спокойно вспомнить все события этого дня, каждую услышанную фразу и обдумать их обстоятельно и почти бесстрастно.

Выходит, она и раньше была знакома с господином Рэн. Он даже учил ее смотреть глазами мертвых.

Ей это не нравилось, очень не нравилось, почему же тогда она слушала его? Кем он был для нее? Да и стоит ли вспоминать? Отчего-то ей казалось, что хорошего в ее прошлом немного.

Движение мыслей замедлилось, словно и они тоже замерзли.

Почему она так испугалась, когда другие бросились к ней? Сейчас это казалось ей странным. Она могла просто бросить им табличку, и пусть бы выясняли сами, кому она принадлежит. Ее они бы не тронули, ведь без таблички она не представляет для них никакой ценности.

С другой стороны, с чего бы ей отдавать то, что им не принадлежит? Даже сейчас все внутри нее противилось этому, а воспоминания о подступающих к ней с разных сторон людях отзывались страхом и злостью. Нет уж, она сама принесет табличку Повелителю Ада и сама получит ту, что сможет открыть одну из дорог. А уж потом подумает, что с ней делать: воспользоваться самой, отдать или, может, швырнуть так же кому-нибудь под ноги?.. Пусть знает, что она ловка и умела. И не жеманна, как некоторые потаскухи… А это тут причем? Она что, снова сердится? Почему?…

Слова и образы все больше путались, и госпожу Гуй начало клонить в сон.

Вот и прекрасно, она поспит здесь до вечера, а к ночи вернется во дворец.

Веки налились тяжестью, голова упала на руки, ощущение холода слегка отступило и сменилось странным обволакивающим теплом. Тени обступили ее со всех сторон, но она едва ли это замечала.

Как не замечала ни поскрипывания дверей, ни звуков приближающихся шагов, ни приглушенной ругани.

Зато когда тяжелая рука опустилась ей на плечо и хорошенько встряхнула, она сжалась, а потом замахала руками и ногами, пытаясь достать противника, но голова еще плохо соображала, поэтому удары не достигали цели.

— Нет, ты не колючка, ты — гвоздь в моем глазу! — она узнала голос и притихла. — Как уходить в Тень, она вспомнила, а вот понять, что долго находиться там нельзя, на это ее ума уже не хватило… Уснуть в Тени… Надо же додуматься до такого, а?

Варвар совсем уж бесцеремонно схватил ее за руку и принялся стирать с нее багровые иероглифы, пока они совсем не потеряли своих очертаний. Чуть кожу с нее не снял, грубиян!

Она выдернула ладонь из его лап и отодвинулась в самый угол, вжалась в стену, готовясь, если понадобится, сражаться или бежать.

— К… как ты меня нашел? — спросила госпожа Гуй, оглядываясь по сторонам. Призраки отступили, тусклый свет неожиданно резанул глаза. Внешняя стынь развеялась, но ее затрясло, и она только сейчас поняла, как сильно замерзла…