Восемь дорог Желтого источника

Глава 1.28 Господин Рэн

Он проводил Его Величество взглядом, дождался, когда стихнут шаги, мысленно пожелал ему покровительства Небес, удачи и сил… простых человеческих сил. А потом неспешно подошел к позабытому старику, все так же тихо стоящему у одной из колон зала, несколько неуклюже опустился на колени и замер в глубоком почтительном поклоне.

— Что же это? — удивился тот. — Зачем такие почести недостойному предсказателю?

Тан Лан позволил себе слегка улыбнуться.

— От моего учителя Юань Чэна мне приходилось слышать о мудром Инь Ване. Он в совершенстве владел науками о невидимом: составлял небесные карты, гадал о будущем и умел очень точно предсказывать смерть. Ходили слухи, что он — колдун, способный изгнать сильнейших демонов и заставить их делать то, что нужно ему. Я склонен верить в это, ведь многие знания мой учитель получил от него.

А еще поговаривали, что почтенный Инь Ван бессмертен, что принят во всех трех мирах, что не раз бывал у Желтого источника — и возвращался обратно. Я могу ошибаться — молва бывает обманчива, — но все же отважусь сделать предположение… — он снова поклонился, сложив перед собой руки, — и поприветствовать со всей учтивостью и уважением Владыку Желтого источника и Великого Князя демонов.

— Хм… Это неслыханная дерзость, — послышался довольный, почти добродушный возглас. — Встань, Жадный Волк, ты угадал.

Тан Лан поднял взгляд на своего собеседника — и замер в изумлении: черты лица старика неуловимо менялись, будто время понесло свои воды вспять. Тело на глазах становилось больше, крупнее. И скоро вместо привычного господина Ву перед советником оказался сам Повелитель Ада. Высотой в три человеческих роста, он имел темный, но благородный лик, обрамленный угольными бровями вразлет, аккуратными длинными усами и смоляной бородой. Статная фигура его, облаченная в черные с золотом одежды, внушала почтение и не имела звериных черт, а богатый головной убор, расшитый знаками смерти и золотыми бусинами в виде черепов, отбрасывал малейшие сомнение в том, кем именно является его хозяин.

Янь-вана позабавило его удивление: все же некоторое самолюбие свойственно и богам. Он удовлетворенно крякнул, потом одним движением холеной руки с длинными черными, но совершенно человеческими, ногтями создал из воздуха достойное Владыки кресло и опустился в него.

— Чем я могу служить вам, о Справедливейший? — осторожно поинтересовался северянин, скрывая за этой вежливостью волнение.

— Видишь ли, любимый ученик Инь Вана — Юань Чэн — слезно просил меня присмотреть за одним талантливым, но бестолковым юношей. Тот оказался настолько проницателен, что смог прочесть знаки Небес, и настолько умен, что сумел ими распорядиться. Однако страсти, бушующие в его сердце, привели к тому, что он подвел и своего учителя, и его учение. Я хочу напомнить ему об этом. — Владыка слегка подался вперед и продолжил, смотря ему в глаза так пристально, что колдун словно в землю врос — ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни даже помыслить о чем-то, кроме слов, пронзающих его сознание одно за другим. — Как нельзя одновременно быть легким ветром и твердой скалой, так нельзя читать волю Неба, нося в себе ярость воина. Ты не должен был обагрять лезвие меча кровью, Тан Лан, и лелеять жар в своем сердце. За это тебя ждет расплата.

Великий Янь-ван договорил и сел прямо, смотря куда-то над головой советника, дав тому возможность выдохнуть, смахнуть со лба проступившую испарину и немного прийти в себя.

Что ж… справедливо. Он бы нынешний тоже был не прочь проучить себя прежнего — самоуверенного, наглого, не видящего дальше своего носа. Но что толку жалеть о содеянном.

Взгляд его, слегка рассеянный, скользил по золотым узорам на одеждах Великого Князя Преисподней — и вдруг остановился на рукояти короткого меча, лежащего на его коленях.

Воспоминания обступили северянина плотной стеной. Околдованный ими, позабыв обо всем остальном, он безотрывно смотрел на единственное во всех трех мирах оружие, способное справиться с защитой самого Небесного Владыки.

— Узнаешь? — Оказывается, Хозяин Желтого источника следил за ним все это время. Он провел ладонью по золоченым ножнам и продолжил неторопливо: — В нем нечасто возникает необходимость. Но иногда, когда воля сына Поднебесной совсем расходится с желанием Неба, приходит его черед. Наступает время перемен. Десять небесных стволов, десять первичных элементов сходятся между собой. Только они могут владеть священным клинком. Только от них, от их взаимодействия и воли зависит, сменится правящий род или останется прежним, пройдя очищение. Ты все это знаешь, Тан Лан, не так ли?

— Десять первичных элементов… Это мы? Все, кто оказался здесь?

Владыка кивнул.

— Все вы вместе с почтенным Инь Ваном, чей лик я иногда принимаю, и Цзя Циньху. Жизнь тех, на кого пал выбор Неба, непроста. Вам отпущено много испытаний и… смерть. Но и после нее испытания продолжаются. Каждый встретился здесь с тем, чего боялся больше всего — и с тем, чего подспудно желал, каждый сделал какие-то выводы и выбрал свою дорогу. То, что случится дальше, всецело в ваших руках.

Ну а теперь, советник Тан, мне придется взыскать с тебя долг, иначе он неминуемо настигнет тебя по ту сторону.

С этими словами Владыка Янь-ван поднялся, взмахнул рукой — и величественное кресло растаяло, разошлось в воздухе легчайшей темной дымкой. Он подошел к северянину и вынул меч из сияющих ножен.

— Тебе придется умереть столько раз, сколько жизней ты отнял, — произнес он, и в голосе его не было ничего, кроме печали. — Воспользуйся этим опытом правильно.

Отражения факелов на гладкой поверхности лезвия слились в единый поток, несущийся навстречу — и холодный до дрожи клинок легко пронзил его грудь, словно та была сделана из масла или свежего сыра.

Удивление оказалось так велико, что он и не вспомнил о боли. А она набросилась тут же, вонзила в него свои острые зубы, распорола грудину вдоль и поперек. Он закричал, забился, растворившись в этой боли, позволил захватить свое тело и разум, напрочь забыв, что теперь в состоянии ее укротить. Это воспоминание мелькнуло в нем почти случайно. И он вцепился в него, как тонущий в реке цепляется за проплывающую мимо ветку. Целая вечность прошла, пока ему удалось вспомнить нужные ощущения и повторить их, сначала срываясь обратно в агонию, а потом все увереннее и увереннее. Отрешиться от боли, успокоить разум, уловить разорванные потоки ци и направить их на восстановление. Будто со стороны он наблюдал, как шумит кровь в сосудах, как создаются заново их поврежденные стенки, как стягиваются края раны и нарастают на них рубцы.

Спустя еще одну бесконечность времени он открыл глаза — и увидел над собой высокую фигуру в черном.

— Неплохо, — произнес знакомый голос, — для первого раза.

Раздался легкий свист, сверкнула перед взором яркая сталь — и все дальнейшее слилось в единую спираль без конца и начала. Его пронзали насквозь, рубили едва не напополам, перерезали горло, вспарывали брюхо — и боль снова и снова заявляла на него свои права, пока воспаленный, мечущийся в непрекращающихся предсмертных судорогах разум не спохватывался и не находил способ обуздать эту муку. С каждым разом ему казалось, что вот теперь-то он никогда не забудет, как это делается, — и каждый раз все повторялось снова. Только подчинить себе тело получалось все легче и легче…

И когда вместо того, чтобы нанести новый удар, Владыка Янь-ван протянул ему руку, одобрительно приглаживая другой бороду, он даже не испытал облегчения — лишь некоторое удивление — как, неужели все? — и… благодарность. Потому что знал, для чего нужны были эти мучения.

— Теперь ты готов, пожалуй, — произнес Справедливейший из судей, внимательно его разглядывая. И Тан Лану казалось, что он весь — со всеми надеждами, страхами и мыслями, даже теми, о которых и сам не подозревает — подобен глупому мотыльку на раскрытой ладони. — Иди. Я передам Юань Чэну, что его ученик способен укротить огонь и приручить ветер.

Пальцы Владыки сжали его кисть — сильно, едва не до хруста. Кожу на тыльной стороне вдруг обожгло. Длинный черный ноготь легко постучал по мерцающей золотой печати.

— Врата Тревоги. Самое то для колдуна.

Северянин усмехнулся, вспоминая жуткие маски, украшающие эти врата. Суть врат Тревоги — страх. Запутать, напугать, подсказать, шепнуть… Но не ранить, не убивать. Все верно: его меч теперь — лишь слово и разум.

— Так, — подтвердил его мысли Владыка. — Помни также: чтобы проникнуть в суть вещей, тебе достаточно внутреннего зрения.

Несколько озадаченный подобным напутствием, он в последний раз поклонился Владыке Желтого источника и направился к последним оставшимся здесь вратам.

— Здравствуй, дитя!

Когда пространство вокруг заполнилось чистым сияющим светом, а внутри и снаружи зазвучал Голос, он испытал радость узнавания. Это ощущение благодатного спокойствия и умиротворения было ему знакомо: он словно был маленькой одинокой каплей, вернувшейся вдруг в полноводную реку. Тан Лан впитывал это чувство всем своим существом, желая слиться с ним, постичь его.

— Что ты выберешь: отправишься дальше или же предпочтешь родиться заново?

— Конечно, дальше, — ответил он сразу. — Ты же знаешь.

— Знаю, несломленное дитя, но ты должен был произнести это сам. — В голосе почудилась ему ласковая, немного печальная улыбка. — За право продолжить путь ты должен отдать мне что-то ценное, что-то, чем ты дорожишь. И такого я вижу немало: твой дар, знания, жажда жизни…

— Нет, — он покачал головой. — Без дара и знаний я буду бесполезен, а без желания жить…

Он замолчал, припоминая последние свои дни в земном мире. Да, без желания жить ему вовсе не вытянуть. Мысли своевольно полетели дальше, возвращаясь все время к странному наставлению Владыки Янь-вана. Решение пришло быстро, но ему потребовалось несколько ударов сердца, чтобы его озвучить.

— Примешь в качестве платы мои глаза? — спросил он почти беззаботно. — Насколько я помню, от них и так уже было немного толка.

— Хорошо, дитя, — ответил Голос, подумав. И Тан Лану показалось на миг, что поток теплого белого света ласково погладил его по волосам. — Пусть будет так. Ступай.

Сияющая дорога сама ложилась под его подошвы, ему даже не пришлось думать, куда их направить. Каждый шаг давался легче предыдущего. Он не смотрел под ноги, но широко раскрыв глаза, вбирал в себя бесконечный ласковый свет. Потом тот померк, и последняя мысль, промелькнувшая в его сознании, была о том, что это уже навсегда.