Восемь дорог Желтого источника

Глава 1.16 Госпожа Гуй

Время похоже на течение Великой реки. Иногда бег его ленив и неспешен. Долгие, ничем не отличающиеся друг от друга дни тянутся и тянутся. И ты плывешь по ним, переходя в завтра совершенно таким же, каким был вчера. Кажется, что так будет всегда. Но вот русло реки внезапно уходит вниз — и перед глазами твоими проносится вся жизнь. Ты падаешь, борешься, ты выживаешь, ты тонешь, тебя бьет о камни и тащит дальше. Прошло-то всего ничего — мгновение — но ты выбираешься на берег и понимаешь, что никогда уже не будешь прежним.

Вот и с ней произошло подобное.

Поначалу ей казалось, что она отлично все придумала: пусть варвар добудет табличку сам, она поможет, отвлечет внимание остальных на себя (видят боги, как непросто ей это далось), а потом она выберет момент и просто стащит у него добычу. Мысли о краже вовсе не казались неправильными. Кто как может, тот так и выживает, так ведь?

Да и найти красноволосого оказалось нетрудно: он же сам сказал, что связь заклинателя и мастера сильна, выходит, и она за эту нить подергать может. Смогла, пришлось только снова палец расковырять и сосредоточиться как следует, думая о своем странном учителе.

Она долго шла за ним, выжидая случая приблизиться и стянуть табличку, но его все не представлялось. А потом откуда-то взялась лицемерная сестрица Дин и спутала ей все планы. И вовсе не собиралась она подслушивать и подглядывать, просто дело свое решила до конца довести. Вот. Пришлось, правда, снова в Тень нырять, чтобы поближе подобраться. Кто же знал, что там такое начнется?

Госпожа Гуй смотрела, как эта распутная девка увивается перед варваром, только что росой под ноги не ложится. А тот и рад, будто не понимает, чего она от него хочет.

Злость жгла изнутри, грызла внутренности, разъедала кислым уксусом… Нет, не злость — ревность. Дикая и закоренелая, давно проросшая… Что? Осознание этого потрясло ее и снова открыло ту саму шкатулку с воспоминаниями. Да так, что крышка у последней отвалилась, и все содержимое разом вывалилось на голову.

Было… Все это уже было. Она так же стояла, боясь дышать, и смотрела на то, что ее глазам видеть не полагалось. Женщина у него на коленях… та же самая, только звали ее иначе. Как она ей завидовала… Зря как оказалось.

Ночь, всплеск, всколыхнувший черную озерную гладь, украденный жемчуг…

«Ты похожа на отражение Луны в воде: изменчива, тревожна и… кхм… бледна»… Той он бы сказал «красива», а ей вот слова пожалел.

И еще… еще… обида, горькая, почти детская, страх, пробирающий до костей… Гарь, запах крови, грязь, блеск солнца на чьих-то доспехах, скрип колеса… Холод, зверский холод… но страх сильнее.

Ее руки ощупав отброшенный в сторону пояс, вытащили из него тонкий золотой слиток, но глаза видели другое… Борьба, жестокая, отчаянная, звон клинков и снова кровь, мешающаяся с грязью. Крики, насмешливая фраза, прерванная руганью и жестокими ударами… Паника, бег, кровавый привкус во рту и колотье в боку… Снова ужас. На сей раз от осознания того, что натворила.

Вот как, оказывается, бывает: ты боишься всех и вся, трясешься, что испуганные кролик, ненавидишь, считаешь всех через одного злодеями, а на самом деле, выходит, самая последняя дрянь — это ты и есть.

Рука разжалась и табличка, предательски звякнув, отскочила в сторону. «Смерть». Она подняла ее дрожащими руками и снова с головой окунулась в воспоминания.

Смерть… Смерти в ее жизни было чересчур много, а еще тьмы, боли, унижения… Да вовсе не было там ничего стоящего, кроме одного-единственного светлого пятнышка, и то она растоптала своими же ногами.

Слезы катились по ее щекам, но она их и не замечала. И когда он позвал ее, вышла, даже не пытаясь скрыть смятения. И стояла, не зная, что сказать. Жалкая, нелепая, не умеющая даже попросить о прощении. И на колени бросилась от того, что не могла выразить переполняющие ее чувства иначе.

— Вы дали мне имя, — произнесла она, не поднимая головы, — а я… я… — голос ее прервался и больше она не могла произнести ни слова.

— Перестань, Ин Юэ, я же сказал, что не держу на тебя зла.

Он не стал поднимать ее, просто подошел и сел рядом, еще и по голове погладил, будто ребенка или больную зверюшку. И она совсем позабыла обо всех приличиях, о том, что нельзя, что можно, о том, что давно уже не маленькая — подалась к нему, обхватила его колени, прижалась к ним лицом, размазывая слезы по драгоценному шелку и долго-долго ревела, выплакивая жгущее ее огнем чувство вины, утраты и бесконечного презрения к себе самой.

Мастер не торопил ее, ждал, лишь руки опустил ей на плечи, и от тепла их плакалось легче.

Когда слезы кончились, она не сразу успокоилась, а все вздыхала прерывисто и горько. Боль не ушла до конца, но она смогла наконец мыслить — и еще сильнее сжала в пальцах золотую табличку.

— Вы же хотели, чтобы я выбрала этот путь, правда? — спросила она, едва осмеливаясь поднять на него взгляд.

— Для заклинателя не найти врат более подходящих, — согласился он. — Они могут дать тебе многое, если не побоишься принять свою силу.

— А вы? — спросила она помолчав. — Вы ведь найдете для себя лучший путь?

— Возможно, — ответил он просто и продолжил очень тщательно подбирая слова: — Это лишь один вопрос из многих и далеко не самый сейчас важный. Но по крайней мере за тебя мое сердце будет спокойно.

И она ощутила такое воодушевление, которое, должно быть, испытывают воины, бросающиеся в атаку за своим командиром.

— Мастер, клянусь, вы будете гордиться своей ученицей! — горячо проговорила она, склоняясь в почтительном поклоне — и, бросив последний взгляд на своего слегка изумленного учителя тут же вскочила на ноги и понеслась прочь, желая скорее исполнить задуманное.

— Колючка… — донесся до нее его голос. Не окрик даже, удивленный выдох… Внутри что-то кольнуло и так сильно захотелось обернуться, но она только стиснула сильнее зубы и побежала еще быстрее. Быстрее мысли, быстрее сомнений, быстрее страха, который так и норовил обвить ее холодными липкими щупальцами. И остановилась, лишь когда увидела перед собой высохшие стволы огромных деревьев и табличку «Смерть» над ними.

«Странно», — подумалось ей, пока она смотрела на врата, пытаясь отдышаться, — ведь они и раньше не казались мне уродливыми. Деревья и деревья…'

И грозди пустых коконов не пугали ее до дрожи, как красотку Дин. Глядя на эти оболочки, она скорее думала о том, что те неуклюжие насекомые, которые прятались в них, смогли обрести прекрасные крылья. И она сможет. Должна.

— Владыка, — тихо произнесла она вслух и повторила уже громче: — Владыка Желтого источника, взываю к тебе!

И едва не вскрикнула, когда табличку пополам прочертила пурпурная молния. Страх снова заговорил внутри, призывая одуматься, выбросить проклятое золото и бежать отсюда. Он был убедителен, но она не стала его слушать. Хватит… Один раз она ему уже поддалась, и теперь готова резать и есть собственную плоть, только чтобы исправить содеянное.

Девушка быстро переломила табличку и, стиснув зубы от боли, наблюдала, как та растворяется, оставляя на ее ладони сияющий иероглиф. Потом достала из-за пазухи чудом уцелевшую маленькую флейту-сюнь и взяла несколько пробных нот. Сюнь запел торжественно и нежно. И глубокий его звук, казалось, заполнил все пространство от земли до той странной черноты, которая служила им небом, проник сквозь Тьму и мрак. С ним было не так страшно, и она нашла в себе силы сделать первые несколько шагов. Одинокие еле слышные голоса присоединялись к этой странной песне, готовые следовать за ней куда угодно. Шаг, другой, вот так… И совсем не страшно. Тьма расступалась перед ней, отодвинулась, будто огромная черная ширма, а она все шла даже не видя этого: тот свет, что вел ее, находился внутри нее, и походил на горящие голубым пламенем глаза. Мудрые… Волчьи.

— Здравствуй, дитя!

Она вздрогнула, открыла веки и нашла себя в странном месте, светлом и бескрайнем. Похожим на сон. Только вот именно сейчас ей казалось, что она, наконец, проснулась.

Сотни, тысячи дорог лежали под ее ногами, но это было не важно. Все было не важно, кроме Голоса. Она чувствовала его так, словно сама была флейтой, через которую он пел. И хотела слушать еще и еще, потому и не ответила сразу.

Голос понял, и она услышала тихий смех, приятно щекочущий изнутри и наполнивший ее весельем.

— Тебе придется выбрать, — пояснил ее невидимый собеседник, — хочешь ли ты идти дальше или желаешь родиться заново?

— Дальше, — ответила она быстро.

В чем-чем, а в этом она была совершенно уверенна.

— Смелое дитя, — одобрил Голос. — Тогда тебе придется что-то мне отдать, — и задумался. — Даа… выбор-то не велик. Что желаешь оставить, дитя — свой дар или связь, что существует между тобой и твоим мастером?

Глупый выбор, совсем очевидный. Зачем же нужна ученица без дара? Да и как она тогда исполнит свое обещание? И все равно дышать стало трудно, будто что-то острое под ребра впилось. «Колючка»… — она даже ущипнула себя, чтобы снова не разреветься.

— Дар, — отозвалась она глухо.

— Так тому и быть. Иди, дитя!

Стало так светло, что она почти ослепла и следующий шаг сделала, не видя ничего перед собой. Лопнула внутри какая-то нить. Она охнула, ощущая, как уходит земля из-под ног, как вместо свободы наваливается на нее растерянность и одиночество, как вздрагивает, хватаясь за сердце тот, кто был с ней связан — и рухнула почти с облегчением в объятия обступившей ее тьмы.