Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

В тылу врага

Конец февраля.

Наступивший новый день начался как-то суматошно. Завтрак много раньше обычного. Не успели кончить завтракать, как звучит команда: «Приготовиться к движению». Следом новая команда: «Приступить к движению, двигаться за направляющим, выступать по мере готовности».

Обычно указывают место назначения, куда прибыть. Это требуется, чтобы отставшие по каким-либо причинам могли самостоятельно добраться. Сегодня этого нет.

Наш «экипаж» собрался быстро. На повозку кинули ящик с запчастями и готовы в путь. Комендант посадил к нам в повозку еще двоих, да еще поручил отвести оседланного кавалерийского коня до очередного привала.

Наконец, двинулись. Мы где-то в середине штабной колонны (обоза, растянувшегося больше, чем на километр).

Генерал со штабными офицерами где-то позади.

Лошадь решили вести по очереди. Для нас это большая трудность, раньше никто из нас верхом не ездил.

До меня дошла очередь, когда проезжали какую-то деревеньку.

Смело взял повод, остановился, вставил ногу в стремя, готовлюсь прыгнуть в седло. Не успел свободной ногой оттолкнуться от земли, как лошадь пошла.

У меня ничего не получилось. Попробовал еще раз, тоже самое. Лошадь кавалерийская, приучена к тому, что всадник вскакивает в седло на ходу. Покрутился, покрутился и нашел выход. Тороплюсь, повозка наша уже далеко уехала. Подвел лошадь к хате, залез на завалинку, а оттуда в седло.

Получиться — получилось, только лошадь неожиданно для меня понеслась галопом. Тяну за уздечку и так и этак, не слушает меня. За что-то уцепился, стараюсь не упасть, усидеть. Так продолжалось, пока не догнал свою повозку. Конь сразу успокоился и спокойно пошел дальше. А я радуюсь, что остался цел, усидел в седле, получил «кавалерийское крещение», с гордым видом передал коня следующему всаднику.

Проселочная дорога, по которой мы едем, вышла на опушку леса. Справа от нас густой лес, слева — поднимающиеся к горизонту слегка заснеженные поля.

Возможно, под снегом где-то речушка. Прошло с полчаса, обоз еще больше растянулся.

На поле, впереди и левее нашей колонны, обрушились вражеские снаряды.

Но что происходит: голова колонны сворачивает влево, в гущу этих разрывов. Промчалось несколько повозок, бегут, падают люди.

Колонна остановилась. Не могу понять, в чем дело. Сзади в поле послышался шум моторов, нас догоняют танки. Жду, что танки сейчас нам дорогу расчистят.

Первый танк поравнялся с нами. Вот это да, да это же немцы. Из открытых люков высунулись танкисты, кричат «русь» и еще что-то, не разобрать.

Танки совсем близко, жаль, что нечем по ним шарахнуть.

По колонне передают приказ комдива: «Бросить повозки, всем уходить в лес». Мы соскочили с повозки, лошадь отпустили, с собой взяли неисправные радиостанции, без источников питания, и что было с собой продуктов питания.

Оружия с нами не было, обещали выдать на привале.

Бредем по лесу, по неглубокому снегу. До нас здесь кто-то был, снег везде истоптан. Наконец, нашли пункт сбора. Появился генерал. Он сказал, что мы попали в окружение, выбираться к своим будем небольшими группами, самостоятельно.

Затем он показал общее направление, куда двигаться. Наша пятерка решила, что действовать будем вместе. Небольшие группы разбрелись по всему лесу. Слева, справа слышен хруст снега, голоса.

Постепенно стало тише. Послышались новые звуки.

Вдали слышны немецкие команды, лай собак. Немцы прочесывают лес.

Немедленно укрываюсь, удалось залезть в какой-то ворох хвороста. Маскировка хорошая, но от собак не спрячешься.

Немецкая цепь все ближе. Немец с огромной овчаркой метрах в трех от меня. Сердце замерло. Сейчас овчарка схватит меня за руку или ногу, немец повернется и убьет меня или пленит.

Понравился я чем-то овчарке, лизнула она мне руку и побежала дальше.

С трудом верю в свое счастье, в этот раз пронесло. Немцы прошли, стало тихо.

Выбрался я из своего укрытия, огляделся. Откуда-то появился мой напарник, больше никого не видно.

Пошли в заданном генералом направлении. Перед нами лесная дорога. Хотели ее перейти, но услышали слева шум шагов.

По дороге кто-то топал. Кто идет: наши или немцы? На всякий случай замаскировались, наблюдаем.

Приближается колонна солдат, идут строем, по четыре в ряд, форма на них наша.

Хотели выскочить и бежать к ним, но что это? По бокам колонны немцы с автоматами наготове.

Понял я, что это ведут наших пленных, результат прочески леса.

На душе стало тоскливо, надо думать, что делать дальше. Незаметно подкралась ночь. Я подумал, что немцы вряд ли успели создать сплошную линию обороны, где-нибудь проскочить к нашим удастся.

Вышли на опушку леса. В небе большая круглая луна, полнолуние. Прилегающее к лесу поле освещено почти как днем. В поле с не очень большими интервалами стоят немецкие танки. Их пушки наведены на лес.

Здесь не пройти. Побродили по лесу, выходили на опушку в разных местах, везде одно и тоже.

В сторону фронта не пройти. Решили выбраться из леса в обратную сторону, потом повернуть и попробовать пробраться к нашим в другом месте.

Выбрались мы из лесного массива, до рассвета двигались вдоль немецкой передовой, но «окна», чтобы пробраться к нашим, так и не нашли.

Все везде хорошо охраняется. Духом не падаем, не получилось сегодня, получится завтра. Завтра тоже не получилось. Так прошло несколько дней.

Новая беда. К холоду прибавился голод. Имевшийся у нас запас провианта быстро кончился.

Попытались зайти в ближайшую деревню, но чудом не нарвались на остановившихся там немцев.

Немного посчастливилось — в поле наткнулись на копну необмолоченного гороха.

С голодухи набросились на горох, набили карманы и все, что можно, спелыми высохшими стручками. Теперь некоторое время продержимся.

В районе немецкой передовой и недалеко от нас рвутся снаряды. Это наши ведут артподготовку, скоро начнется наступление.

Я обрадовался, сейчас наши прорвут немецкую оборону и мы их тут встретим.

Получилось иначе. Немцы, отходя, дотошно прочесывали местность.

Пришлось и нам отходить. Уже больше двух недель мотаемся в немецком тылу, где-то в окрестностях Липовца, юго-западнее Корсунь-Шевченковского. Все никак не можем найти «окно», завшивели, как-то заскорузли. Свет не мил стал.

Сегодня нашли удобное место для ночлега. Наступило новолуние, ночь темная. В начале все было спокойно. К утру слева в стороне послышался шум, ржанье лошадей, раздаются немецкие команды.

Мы затаились. Уже стало светло, а днем выбираться из укрытия опасно. Тихонько, аккуратно выглянул. В низине, возле нее, а мы на небольшой возвышенности, разместилась немецкая артиллерийская батарея.

С вооружением у них видимо неважно. Пушки на больших деревянных, с металлическими ободьями, колесах.

Из пушек куда-то стреляют. Жалею, что нет у нас радиостанции, а то передал бы координаты батареи нашим артиллеристам, и был бы каюк батарее.

Те неисправные радиостанции, которые были у нас, мы где-то закопали, чтобы они не достались немцам.

Ответный удар наносит наша артиллерия. Кучно рвутся снаряды, но жаль, что чуть в стороне от немецкой батареи. День тихонько просидели в своем укрытии, а ночью постарались подальше убраться от такого шумного соседа.

Немцы снова отступают. Мы не теряем надежды найти «окно», но пока безуспешно.

Ранее утро. Вот-вот из-за горизонта выглянет солнышко, станет совсем светло. Меня это не радует. Передо мной широкое, вспаханное осенью поле. За ним вдали виднеются какие-то заросли. До них нужно добраться, пока совсем не рассвело.

Весна на поле еще не полностью разрушила комья земли, не сравняла борозды, местами сохранился снежок.

Там и тут виднеется что-то похожее на лежащих людей. Что это — в сумерках сразу не разобрать.

Внимательно всмотрелся, и на душе стало муторно. Это же лежат трупы, одетые в нашу военную форму, это же наши погибшие воины. Их довольно много, возможно, больше сотни.

Зимой, развивая наступление, наши войска существенно продвинулись на запад. На некоторых участках фронта наши воинские части были вынуждены отступить. Происходили ожесточенные сражения, теперь эти места находились в глубоком немецком тылу. Волею судьбы мы оказались на одном из таких мест.

Какова судьба сражавшейся здесь части? Сумела она пробиться к своим, или попала, как мы, в окружение — это мне не известно.

Наступающий день торопит. Как только светило поднимется над горизонтом, все наше поле будет просматриваться, как на ладони. Если наблюдателей нет, на поле находиться все равно опасно.

Утром немецкие самолеты-разведчики «рама» и «костыль» совершают облет и наблюдение прифронтовой зоны. Когда обнаруживают что-либо подозрительное, сообщают наземным войскам, которые действуют на месте. Иногда наводят на цель свои самолеты.

Торопиться необходимо, но забывать об осторожности тоже нельзя.

Наше поле может быть заминировано. Внимательно приглядываюсь. Следов минирования не видно. Результаты работы весны — налицо. Комья вспаханной земли деформировались, полурассыпались, позаплыли борозды.

Чтобы уложить мины, необходимо потревожить комья земли вдоль борозды. Придать первозданный вид всему этому очень сложно. На первый взгляд, ничего не потревожено. Но это может быть обманчиво.

Первые шаги делаем очень осторожно, идем след в след. Сделав первые шаги, убедились, что все чисто, пошли уверенно и быстро.

Заветные заросли совсем близко, но и солнышко не дремлет. Последние наши шаги совпали с восходом светила.

Кажется, успели. Спешно маскируемся в густом кустарнике. Подождали некоторое время. Все тихо, нас не обнаружили. Решили по очереди дежурить и немного отдохнуть.

Встретилась нам выжженная деревушка. От хат остались кучи углей и по-украински выбеленные печи. Жителей то ли угнали немцы, то ли они сами куда-то эвакуировались. В деревне никого нет.

Судя по всему, население деревню покидало впопыхах. Об этом можно судить по остаткам вещей на пепелище и остаткам наполовину выкипевшего борща в горшках в печках.

Я обрадовался, сейчас борща похлебаем. Не вышло, он оказался очень соленым, сильно упарился. Воды, чтобы его разбавить у нас не было, а искать и греть воду времени не было.

Если прошлую зиму были лютые морозы, то эта зима была, наоборот, очень теплая. Только это меня не радует, и вот почему.

Немцы прижали нас к речушке. Она не широкая. Но глубокая и не замерзшая. Брода вблизи нигде не видно. Выбора у нас нет. Впереди река, сзади немцы и плен.

Выход один. Плыть через реку. Плыть, но как? Я плавать не умею.

Нашел кусок доски. Вот и выход. Разделся. Узел из шинели со шмотками положил на доску. Полез в реку. Вода ледяная, одной рукой держусь за доску, в другой белье, ногами болтаю изо всех сил.

Спутнику лучше. Он плавать умеет. Окоченел, но до того берега добрался, только свой узел немного подмочил.

Вылез на берег, одел влажное белье. Оно холодит, а не греет. Пытаюсь согреться, машу руками, прыгаю, исполняю танец дикарей.

Ищем подходящее место, где можно надежно замаскироваться и хоть немного согреться.

Жизнь наша снова осложнилась. Прошлую зиму мы страдали от лютых холодов. Теперь не рады теплу. То ли мы забрались далеко на юг, то ли эта зима здесь была необычно теплой, а весна ранней, только реки не замерзли, а черноземы оттаяли.

Поля превратились в сплошную глубокую, липкую, вязкую грязь. Ноги вязнут чуть не по колено. Каждый шаг дается с трудом. Ноги словно засасывает. Вытаскиваешь с трудом ногу и боишься, что остался без ботинка или его подошвы.

Движение теперь возможно только по мощеной шоссейной дороге. Она от нас справа, на расстоянии примерно километра. Ведет она на юг, вероятно, к Могилеву-Подольскому.

По дороге сплошным потоком движутся отступающие немецкие войска. Понятно, что мы этой дорогой воспользоваться не можем.

Впридачу ко всем бедам добавились вши. Они оккупировали все волосяные участки тела. Похоже, что и до бровей добрались.

Это не удивительно. Мы больше двух недель не только белье даже не снимали ни разу, но толком и не умывались.

Нашли чуть заметную извилистую тропочку. Удалось добраться до заросшего травой и мелкими кустиками относительно сухого пятачка. От дороги метров пятьсот.

Впереди, на юг от нас, местность слегка поднимается вверх и просматривается на несколько километров. За полями, у горизонта, виднеется небольшой поселок. По дороге непрерывным потоком движутся отступающие немцы.

Паники у них не наблюдается, но и присущего немцам пунктуального порядка тоже нет. Видимо они торопятся. На расстоянии метров ста от дороги по обеим сторонам находилось боевое охранение.

Надеюсь, что их боевое охранение до нас не доберется. Перед деревушкой немцы готовят рубеж обороны. Вдруг перед этим рубежом из колонны сворачивают вправо два тягача с частями большой пушки. Пушку быстро собирают и нацеливают куда-то влево от нас.

Не могу понять, зачем это делается. Логично было бы направить туда, откуда идет колонна.

Что происходит, вскоре становится понятно. Далеко слева, из-за горизонта, выползает три наших «тридцать четверки», а в небе появляется звено наших штурмовиков «Илов». Надеюсь, что они эту пушку ликвидируют.

Этого не произошло. Самолеты пробомбили дорогу, движение по ней на некоторое время приостановилось. Летчики то ли пушку не видели, то ли строго выполняли свою задачу.

Пушкари танки подбили. Уцелевшие танки не загорелись. Очевидно, снаряды были не бронебойные. Уцелевшие танкисты из танков вылезли и заняли оборону возле них. Послышалась автоматная стрельба, потом все стихло. По дороге продолжается движение.

К вечеру немцы стали заметно нервничать, движущиеся колонны стали пожиже, сняли боевое охранение.

С наступлением сумерек движение вообще прекратилось.

На дороге скопились и стоят машины, повозки. Стало тихо. Складывается впечатление, что немцы все бросили и ушли.

Через некоторое время решили подойти к дороге. Грязь преодолели, двигаемся по одному, по еще днем намеченному направлению, подошли к деревне, немцев действительно нет. Крадучись двигаемся от повозки к повозке, потом осмелели и пошли не таясь.

В поселке к нам двоим присоединились еще несколько человек. Они, наверное, скитались так же, как и мы. К середине ночи прошли более десяти километров.

Перед нами окраина большого города. Вероятно, это Могилев-Подольский.

Когда в каком-либо городе находятся войска, то всегда шумно, а сейчас тихо. Следовательно, в городе нет ни наших, ни немцев.

Пока приглядывался к обстановке, все мои попутчики испарились. Остался я один. Мое внимание привлек домик, во дворе которого стоял сарай с очень высокой крышей. Там, на чердаке, находилось сено.

Тихонько пробрался к сараю. Залез наверх, поглубже зарылся в сено. Если придут немцы и начнут прочесывать город, вряд ли на каждом сеновале проверят каждый сантиметр.

Решил подремать, а утром разобраться, что к чему. Пригрелся, заснул.

Утро проспал. Проснулся ближе к полудню. Глянул в щелку, во дворе стоят встревоженные хозяева дома, со страхом смотрят на мой сарай. Я удивился, почему меня обнаружили, замаскировался хорошо.

Вылез из сарая, спрашиваю, что всех напугало. Мне говорят, что сарай ходуном ходил. Они решили, что здесь прячется несколько человек, и они что-то там не поделили. А это я один так там чесался.

Гостеприимные хозяева меня раздели, дали умыться. Обмундирование стали гладить горячим утюгом.

Мои кровопийцы гибли под ним с таким треском, словно началась автоматная перестрелка.

На следующий день в город вошли наши. Сперва мне захотелось выскочить на улицу и встретить кого-нибудь из своих, но, поразмыслив, решил подождать.

Наступающие солдаты обозлены, они натерпелись от немцев и бездорожья. Сгоряча могут заподозрить во мне дезертира или изменника и шлепнуть на месте без суда и следствия.

В доме долго оставаться нельзя. Положение у хозяев сложное, если меня выдать патрулям, будет мучить совесть, ведь я ни в чем не виноват, если оставить, то могут обвинить в укрытии дезертира.

В городе, а это действительно был Могилев-Подольский, через пару дней установился порядок. Я наконец решился и сдался патрулям. В комендатуре состоялся многочасовой то ли разговор, то ли допрос.

Вопросы задавали с подковырками с явным намерением меня разозлить, чтобы я потерял контроль над собой и ответил грубостью. Тогда будет очевидна причина — наказать за эти несказанные оскорбления органов власти или еще за что-нибудь.

Убедившись, что в трусости и дезертирстве обвинить меня не удалось, поздно ночью отправили в запасной полк второго Украинского фронта. Раньше был на первом Украинском.

Запасной полк размещается в двухэтажном здании барачного типа. Народа очень много, теснота. У некоторых позади госпитали, есть и такие как я, большинство новобранцы, среди них много «вторичных».

Перед началом войны в пограничной зоне скопилось много наших войск. В них поступило пополнение от проводимой в стране частичной мобилизации.

В первые дни войны по ряду причин, о которых до сих пор спорят военные историки, мощная оборона не была организована. В этот период противнику удалось вклиниться на нашу территорию на десятки и даже сотни километров. В окружении оказались целые корпуса и даже армии.

В первых боях часть воинов погибла, часть попала в плен и много рассеялось на занятой немцами территории. Некоторые из них вернулись по домам, а другие как-то устроились. Кроме того, в западных областях, присоединенных в 1939 году, не везде успели провести мобилизацию. Теперь всех призвали. Вот и получились «первичные» и «вторичные» призывники.

Вспомнил, как под Двинском мы искали штаб Прибалтийского военного округа и в лесу натолкнулись на группу молоденьких лейтенантов. Их не успели направить в часть и выдать оружие. Они искали высокое начальство, которое может определить их судьбу. Чем закончился поиск этих молодцев, трудно сказать.

В коридоре первого этажа знакомлюсь с народом, как принято в армии. Земляков не нашел, подошел к новичкам.

Среди новичков всегда найдется один-два стремящихся показать себя «бывалыми волками». Так было и здесь. В руки одного из таких молодцев попал заряженный автомат. Он стал крутить его и так и этак перед новичками.

Случайно заглянул в его сторону и испугался — автомат с диском, заряжен и снят с предохранителя. Быть беде.

Шагнул в его сторону, хотел взять автомат, но не успел. Он случайно нажал на курок и непроизвольно, с перепугу, дал длинную очередь.

В тесном помещении раздался грохот, коридор наполнился дымом, пылью, осколками штукатурки. Все замерли, а потом попадали на пол.

По счастливой случайности пули пошли в потолок. Потолок в бараке жиденький, пули его пробили. Наверху тоже было полно народу, но по той же случайности и там никого не задело.

Так прошло «боевое крещение» новичков и меня на втором Украинском фронте.