Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

Через Карпаты

Продвигаемся по сельской местности. Население живет здесь богаче, чем на северных склонах Карпат.

У населения много лошадей. Часть из них — это угнанные из России. Большинство наших солдат — это бывшие крестьяне. Лошадь для них обычное домашнее животное, привычный помощник в труде и быту.

Естественно желание обзавестись лошадями, переложить на них часть забот, ведь часто каждый тащит на себе, как правило, не только табельное оснащение, но и боеприпасы для артиллерии или еще что-нибудь.

В результате обзавелась пехота лошадьми. Практически все едут на повозках. По-румынски повозка — каруца.

Первые годы после войны это название долго гуляло по просторам нашей страны. В обиход вошли тогда и другие румынские слова. Это происходило само собой.

Мы находились в гуще народа. Требовалось как-то общаться.

Довольно быстро усвоили некоторые слова и понятия. Я до сих пор помню, что по-румынски один — уна, два — доу, три — три, четыре — патру, пять — зече. Удивительно, что три на многих языках звучит почти одинаково.

Теперь нас назвать пехотой можно только условно. Полковник скачет на лихом скакуне, а солдаты едут на повозках.

Какое название дать новому виду войск? Есть пехота, мотопехота, артиллерия и т.п. А кто мы? Очень похожи на мотопехоту, только вместо автомашин повозки-каруцы с лошадьми. Подходят названия: «коне-пехота», «повозка-пехота». Жаль, что не помню, как тогда мы себя называли.

Поражает обилие слив в садах. Нам это в диковинку. На юге России, на Украине и Северном Кавказе сливы растут, и не плохие, только население отдает предпочтение черешне и вишне. В прошлом году мы слив как-то не заметили.

В прошлом году все внимание было помидорам. Мы их поглощали в огромных количествах. Теперь пришла очередь слив.

Сперва потреблять в неограниченных количествах не решались. Сложилось поверье, что на желудок действуют они отрицательно.

Все оказалось не так. Опасаться нужно только незрелых слив. Они действительно… того.

Все было нормально, если в рацион добавлять побольше мяса.

За сезон съели, наверное, столько слив, сколько съедает человек за нормальную жизнь. Втроем за день мы расправились с половиной ведра зрелых хороших слив таких сортов как «Венгера», чернослив или вроде них.

Сливы были крупные, сочные, очень вкусные. Каждый сорт имел свои яркие отличительные вкусовые особенности.

Теперь на рынке бывает много слив разных сортов. Но таких по вкусу, с теми, естественно созревшими, только сорванными, никакого сравнения нет.

Иной раз сливами называют культурные сорта терна. От мелкого, дикого терна они существенно отличаются. Ягоды крупные, сочные. По вкусу отличается некоторой терпкостью. Мякоть у терна не отделяется от косточки, у сливы отделяется.

Наступление развивалось успешно. За сутки продвигались до десяти километров, а то и больше.

Бои происходили, как правило, днем, а ночью продвигались вперед.

Ночь. Полк, вернее обоз с солдатами на повозках, движется по горной дороге. Мы ведь в горах, а не в поле.

Дорога — не прямая линия, все время зигзаги, повороты. Слева обрыв, справа скала.

Ночью хотят спать не только люди, но и лошади. В отличие от людей, лошади могут спать на ходу.

Лошадь хоть и спит, но дорогу хорошо чувствует, например, к краю пропасти ближе сантиметров пятидесяти не подходит.

К сожалению, где располагается повозка, она не чувствует. Временами, чаще на повороте, лошадь проходит близко к краю дороги.

Она-то проходит, а повозка срывается в пропасть.

Лошадь изо всех сил старается ее удержать. Некоторое время это ей удается. Дремлющие солдаты мигом просыпаются и как горох скатываются на землю.

Кучер, по-военному, ездовой, торопится обрезать сбрую, освободить лошадь. Обычно он успевает.

Дрожащая лошадь испуганно храпит, хлопает ушами, а повозка летит в пропасть.

Порой возникали ситуации менее драматичные, но достаточно сложные.

Спокойно движется по ночной дороге полк-обоз, от монотонного движения задремали не только люди, но и лошади.

На какое-то мгновенье обоз остановился. Снова продолжается движение.

Впереди развилка.

Лошадки вновь послушно пошли друг за другом.

Только не весь обоз двинулся. Одна заснувшая покрепче лошадка осталась на месте, а за ней и часть обоза.

Проснувшись, через некоторое время она начинает снова топать. Отставший караван двинулся вперед.

Хорошо если «хвост» головной части не скрылся за поворотом. Обычно отставшие постепенно догоняют головную часть.

Бывает и иначе. «Хвост» намного отстал, подходит к развилке. Если из седоков никто не проснулся, лошаденка сама выбирает дорогу дальше. К сожалению, не всегда правильно.

Наконец, кто-то проснулся и понимает, что настоящего вожака у нас нет. Хорошо, если среди оставшихся окажется офицер. Сориентировавшись по карте, он найдет правильный маршрут. Иногда приходилось возвращаться к развилке и двигаться в нужном направлении.

В горах сплошная линия обороны, когда сосед чувствует соседа, как говорят, «локтем», бывает редко. Часто соседние подразделения располагаются на соседних высотах.

Вместо «прямого» контакта осуществляется «огневая» связь, то есть участок местности между ними простреливается с обеих сторон.

На ночь штаб полка часто занимал круговую оборону, поскольку вполне вероятно, что между соседними подразделениями может просочиться группа противника и создать реальную угрозу штабу полка.

Каждой штатной единице, независимо от звания, устанавливались вид оружия и место размещения, и требовалось должным образом подготовить свое место на огневом рубеже.

Полковнику стало известно, что я единственный из штабников владею станковым пулеметом «Максим». Штат пулемета — несколько человек, но нас было только двое: я — первый номер и радист — второй номер.

Вручили мне «Максим» из резерва, а заряженных штатных пулеметных лент, они в полку были большим дефицитом, не дали.

Выдали отстрелянные, не заряженные. Рассудили так, у радистов относительно свободного времени много. Пусть ленты заряжают сами.

Зарядка — дело кропотливое и ответственное. Если патрон вставлен не на нужную глубину или перекошен, при стрельбе пулемет заклинит. Если заклинит во время тренировки — это не беда. Повозишься немного и порядок. Для тренировки это не плохо, лучше овладеешь материальной частью. Другое дело, если это случится в бою.

Зарядкой лент овладели довольно быстро. Стало получаться неплохо. Наши ленты брали даже для штатных пулеметов.

К счастью, трудности заключались только в перетаскивании пулемета с места на место и оборудованием для него гнезда, когда все отдыхают на огневом рубеже. Нападению мы ни разу не подверглись.

По широкой долине движемся на запад. Поступил приказ, согласно которому требуется повернуть вправо и высоко в горах овладеть населенным пунктом.

На первый взгляд — обычная боевая задача. Взглянул на топографическую карту, у меня была трофейная немецкая, понял, что, начиная с пути к поселку, все не так просто.

Дорога в гору как-то странно переплетается с ручьем. Когда подошли, все стало понятно. Дорога идет по дну ручья.

Ручей весело шумит, катит по дну мелкие камешки, как будто радуется, что пробился сквозь толщу скал.

Скалы подступили к самой воде, не оставив места даже для узенькой тропинки.

Чувствуется, что ручей не всегда такой безобидный. Судя по огромным валунам, бревнам и даже целым деревьям, застрявшим в прибрежных скалах, здесь бушевал могучий поток.

Судя по всему, мы попали сюда в благоприятное время, в период мелководья, иначе нам туго бы пришлось.

Двигаться по этой своеобразной дороге можно было только либо верхом на лошадях, либо на повозках. Поскольку вся наша пехота обзавелась каруцами, в этом проблемы не было, ехали все.

Добрались до поселка. Он расположен на краю небольшого плато, обрамленного горами, покрытыми густым лесом. На плато все свободное от леса пространство занято садами и небольшими полями.

С другой стороны поселка есть пешеходная тропа, ведущая в долину. Но она трудно проходимая, даже на карте показана пунктиром. Жителям не позавидуешь, каждое посещение долины — событие.

Сегодня необычный день. Ординарец полковника обрадовал меня сообщением, что я допущен к «барскому столу». Полковник решил, что я достаточно владею этикетом, знаю, как пользоваться ложкой, вилкой и ножом, и не скомпрометирую его перед высокой компанией. За столом обычно присутствовали, кроме полковника, его заместители, кто-либо из офицеров штаба и командиров приданных частей (артиллеристы, минометчики, танкисты).

Такого решения я не ожидал. Оно сперва меня обрадовало. Льстило моему самолюбию. Значительно приятнее восседать за столом, чем болтать ложкой в котелке, сидя где-то в сторонке на полу.

Потом закралось сомнение — хорошо ли это? Высокая компания может меня унизить. Причем даже не специально, а так, походя, касаясь темы взаимоотношений с подчиненными. Это, конечно, заденет мое самолюбие.

Встанет вопрос — как поступить? Воинская дисциплина требует принять это как должное и смириться с таким оборотом дела. Внешне с этим смириться можно, но в душе след останется.

К счастью, этого не случилось. Возникли и другие трудности. Например, внешний вид. На передовой, когда солдат находится в окопе, в бою, к внешнему виду особых требований не предъявляется.

Чтобы оправдать оказанное доверие, здесь на КП или НП полка нужно выглядеть более-менее опрятно. Следовало иметь свежий подворотничок у гимнастерки, ежедневно бриться (по норме раз в два дня) и т.д. И это при том, что мы располагались подчас в окопах или траншеях, а ординарца у меня не было.

Трудности вроде пустяковые, но учтите, что мы на фронте, на передовой. День у нас не нормированный, иной раз в сутки удается вздремнуть 2–3 часа.

Конечно, я присутствовал не на всех трапезах полковника, а лишь иногда, когда находился в одном с ним помещении во время дежурства на радиостанции, и в некоторых других случаях.

На КП полка, обычно он выполнял и функции НП, кроме полковника находились разведчики (наблюдатели) со своей стереотрубой, адъютант, радисты, телефонисты, некоторые офицеры, охрана.

Таков примерный состав командного пункта. Штат собственно свиты полковника был адъютант, денщик, охрана, кучер, повар (кучера позднее сменил шофер) и прикомандированные радисты.

Иногда, в ходе боя, полковник разворачивал НП с сокращенным, по сравнению с КП, штатом.

Несколько слов о свите. Адъютант, молодой лейтенант с хорошей военной выправкой, всегда подтянутый, аккуратный, понимает полковника с полуслова. Жаль, что имеет крупный недостаток — прилично «закладывает», к вечеру часто сильно пьянеет. Внешне этого почти не заметно. Мы же знали, что чем больше он выпьет, тем легче становится шаг и прямее походка, идет строго по прямой. Выпивши может поднять руку на ближнего.

Охране, а это было двое пожилых крестьян, от него иной раз перепадало. Полковнику они не жаловались, опасались потерять относительно безопасное место.

Один раз он хотел поднять руку на меня. Посмотрели друг на друга. Что-то в моем взгляде его остановило. Больше не задирался.

Из нас наиболее яркая личность — ординарец Ваня, или Ванюша. Я удивлялся его таланту чувствовать и учитывать в своих действиях настроение полковника, его находчивости и оперативности.

Он единственный из нас освоил езду на мотоцикле. По окончании войны домой поехал на трофейном мотоцикле.

Вспомнился такой случай. Наступил вечер. Закончился трудный, продолжающийся весь день бой. Противник несколько раз контратаковал. Полк не только выстоял, но и существенно продвинулся вперед.

Сели ужинать. Полковник, он почти никогда не пил, вдруг говорит, ординарцу: «Ванюша, налей-ка мне 100 грамм». Ванюша на мгновенье растерялся.

Полковник знал, что Ванюша утром получил 3 литра спирта. Но он не знал, что Ванюша, зная, что полковник не пьет, распорядился спиртом на свое усмотрение. Короче говоря, вечером спирта не было.

Ванюша быстро нашелся, что ответить, стал перечислять, кого за день встречали и угощали. Были офицеры из полка ИПТАПП, дивизиона АРГК и др. Полковник объяснение принял, но спирт Ванюше все же пришлось добывать.

Мы, за исключением адъютанта, к этому спирту относились без энтузиазма. Объяснение простое — выпивши выполнять свои обязанности достаточно сложно.

Конюх Григорий — внешне и по характеру — словно сошедший с книжной иллюстрации запорожский казак. Лошади, седла, сбруя — у него выглядят образцово, конь полковника всегда готов принять своего седока.

Повар Михаил — яркий пример фанатика, безгранично влюбленного в свою профессию. До призыва он творил свои чудеса в одном из киевских ресторанов, любил повторять, что не бывает плохих продуктов, бывают плохие повара.

Где-то в 60-е годы добирался я до одного из трускавецких санаториев. В Киев прибыл утром, поезд из Львова, в Трускавец отправлялся вечером.

В городе в одном из ресторанов привлекло необычное для нас блюдо — борщ с пампушками. Борщ был вполне приличный. Но главное — пампушки. Это небольшие очень сдобные белые булочки с румяной корочкой и сдобренные чесноком.

И тут вспомнил Михаила, не его ли это творчество?

Михаил старался сделать полковнику что-либо приятное. Каждое утро ставил один вопрос, что сегодня готовить. Полковник почти всегда отвечал одно и тоже: «На твое усмотрение». «Усматривать» Михаилу помогали мы. Наш выбор практически всегда устраивал полковника.

Военврач Клава появилась у нас неожиданно, в конце августа, когда мы забрались в самую гущу Восточных Карпат. Она заменила выбывшего по ранению командира взвода санитаров-носильщиков, обязанность которых — эвакуировать раненых бойцов с поля боя, и быстро вписалась в наш небольшой коллектив. Была она, по существу, предусмотрена штатом.

Место размещения взвода носильщиков, пункт сбора раненых, по традиции располагался вблизи от КП полковника.

Во время боя солдатам останавливаться для оказания помощи раненым запрещалось. Этим занимались санитары-носильщики.

У нас санитарами были пожилые солдаты. Сложилось представление о санитарах как о женщинах. Даже в песне поется: «Подползла санитарка Маруся и сказала «живой»». Однако так было не везде.

Наши санитары вооружены были носилками на колесах, тянули их с помощью лямки. Руки и ноги были свободны, можно тащить раненного, ползя по-пластунски, пользоваться оружием.

Почти у каждого санитара был преданный надежный друг-помощник — собака, помогающая тащить носилки. Преданный друг чутко реагировал на все, что делает хозяин. Часто наблюдал, как он старательно ползет, если ползет хозяин, роет себе яму, если хозяин окапывается.

Подвиг санитаров ценился высоко. Вынесшему с поля боя 100 и более раненных полагался орден Ленина. Только о собаке все забыли, а она заслуживает не меньшей награды.

Были случаи, что пес вытаскивал с поля боя и раненого, лежащего на носилках, и раненного во время его транспортировки санитара.

Со сборного пункта раненых эвакуируют с использованием транспортных средств и пешком.

С вершины занятого нами хребта хороший обзор обращенного к нам склона соседнего хребта и долины внизу, между хребтами, с расположенным там покинутым жителями поселком.

Замаскировавшись в кустах, в тени большого дерева, внимательно оглядываю окружающую местность. Знаю, что на противоположном хребте противник.

Склоны хребтов покрыты густым лесом, дворовые постройки в поселке подходят почти вплотную к опушке леса.

Особое внимание поселку. Раз есть поселок, должен быть источник воды, где он? Дело в том, что ни на нашем, ни на противоположных хребтах, судя по топографической карте, источников воды нет.

Нас все время мучает жажда. Воду нам привозят, но выдают в ограниченном количестве.

Вглядываюсь во дворы, улицы поселка. Ищу взглядом колодец или другой источник. Колодца не видно.

Внимание привлекает обилие кур во дворах, гордо расхаживают петухи, охраняя свои территории, свои гаремы. На пограничных ничейных территориях временами вспыхивают петушиные драки.

Наблюдаемое обилие курочек повлияло на желудок, захотелось курятинки. Неожиданно созрел план. Вечером, когда наступят сумерки, курочки устаиваются на ночь в своих сарайках, на насестах.

Пока не стало совсем темно, можно быстро незаметно прошмыгнуть в сарайку, схватить одну-двух курочек и назад. Конечно, поднимется большой шум, так что всполошится вся округа.

Вечером операцию «курочка» мы провели успешно. Единственное неприятное последствие — это активный обстрел места происшествия с обеих сторон. С курами ясно, но это деликатес, и совсем другое дело жажда.

Просмотрел почти весь поселок в надежде обнаружить колодец или еще что-либо водяное. Но, увы, все нет и нет. Наконец, успех. На окраине поселка невзрачный, спрятанный в зарослях кустарника, колодец, из которого бежит-журчит тоненький ручеек.

Немцев у колодца не видно. Жажда заставляет рисковать.

Взяв котелок, рывком — к колодцу, Володя с автоматом наготове прикрывает меня из укрытия на опушке.

Набрав воды, быстро назад, обернулся, а у колодца — немец, тоже воды набирает. Разошлись мы каждый в свою сторону.

В дальнейшем у колодца нечто вроде очереди образовалось. Подойдешь к опушке, посмотришь, если немца нет — идешь, если есть, ждешь пока уйдет.

Так продолжалось несколько дней. Но вот об этом узнал замполит. Нас капитально отругали, провели воспитательную работу и эксперимент запретили.

Дивизия наступает вдоль долины, окаймленной горными хребтами. Наш полк — на левом фланге. Два полка дивизии продвигаются по долине, а нам почему-то всегда достаются горы. Вот и теперь наша задача — занять поселок на одном из горных отрогов, на высоте метров 200. Поселок отсюда не видно. На верху откоса сквозь заросли просматривается лишь крыша одной из построек.

Дорога к поселку проложена по этому склону. Она сперва круто поднимается вверх, затем делает несколько зигзагов и заканчивается перед поселком довольно ровным участком.

Полк наступает не здесь, а правее. Там за небольшим поворотом, где откос менее крутой, были немецкие окопы.

Наши выбили немцев из окопов и теперь преследуют их, продвигаются к поселку.

Полковник подошел к нам и приказал мне оставаться здесь до тех пор, пока в поселке не прекратится стрельба, а затем подниматься наверх. Дав мне указание, сам пошел с одним из комбатов.

Стрельба затихла. Подождали несколько минут, поехали. Подъем крутой, с повозки слезли, идем рядом.

Перед поселком немного ровной дороги. Сели с Володей на повозку, решили въехать как победители, с шиком. Но получилось все не так. Началась сельская улица. На ней никого. Все окна, двери, ворота закрыты.

Удивило это меня. Обычно, когда поселок только что взят, стоит шум, гам. Кто-то ищет своих товарищей, оказывает помощь раненным и т.д., а тут тихо.

Вглядываюсь в окно справа. Там наши солдаты, мне что-то знаками показывают.

Глянул налево, глазам не поверил. В окне за стеклом немец на меня смотрит. Что делать?

Решение родилось мгновенно. Нужно как-то удивить, ошарашить немцев.

Вспомнил, что у ездового под ногами трофейный немецкий пулемет. Приказываю ему стрелять из пулемета, тот ногой нажал на спусковой крючок пулемета, лежащего дулом в сторону немцев. Мчим по улице под пулеметный грохот. Ну чем не чапаевская тачанка.

Нашлись, наконец, открытые ворота. Обрадовался наш ездовой и мы тоже. Свернули во двор. На нас смотрят, как на вернувшихся с того света. Мы сами никак в себя не придем. Не верится, что это было не во сне, а наяву.

Вспомнилось, какое незабываемое впечатление произвели на меня настоящие тачанки в бою. Это было где-то под Киевом.

В упряжке — горячие, резвые кони. Тачанка для них игрушка. Захотят и разнесут ее вдребезги. На тачанке сильные, храбрые ребята. Один правит лошадьми. Дикие бешеные кони на удивление послушны. Остальные седоки управляются с пулеметом.

Тачанки буквально вылетают на поле. Враг ведет огонь. Упал раненый конь, опрокинулась тачанка. Другие мчат и мчат. Вдруг развернулись, открыли огонь. У врага нервы не выдержали, бежит.

Выходит, и в эту войну, войну танков и самолетов, находится место и тачанкам. Понятно, что в гражданскую войну их роль была очень велика, примерно, как танков в отечественной.

Хорошая яркая, патриотическая песня о тачанке.

Тем временем, наш головокружительный вояж воодушевил наших воинов. Одним рывком заняли весь поселок, продвинулись дальше.

Полковник высоко оценил наш подвиг, особенно, действия ездового Пасечного. Его он наградил медалью.

Впервые и единственный раз героя на моих глазах сразу наградили, без бюрократических проволочек.

Нас окружают хребты Восточных Карпат. Забрался на очередную гору. Радует глаз открывшийся ландшафт. Хорошо бы в этих местах побродить туристом. К сожалению, мы не туристы. Идет война. Я военный радист. Мне необходимо обеспечить надежную связь комполка с комдивом и комбатами полка. Времени на созерцание красоты природы почти нет.

На равнине проблем со связью не было. В горах все иначе. Иной раз между станциями (у нас радиостанции РБМ — коротковолновые) всего по прямой два-три километра, но они расположены на противоположных склонах одной горы, и связь установить не удается. Не проходят радиоволны сквозь гору.

Если в радиосети, кроме этих двух станций, назовем их первая и вторая, есть третья радиостанция, выход из положения можно найти, применив так называемый «переприем». Сущность его заключается в том, что первая станция передает радиограмму третьей. Третья радиостанция принимает радиограмму и передает ее второй. Оперативность передачи информации снижается, но связь все же осуществляется.

В моей практике такое случалось в радиосети комдива несколько раз. Мне иногда доставалась роль третьей, первой и второй были радиостанции комдива и одного из полков дивизии.

В некоторой степени это объясняется тем, что я выбирал место для размещения своей радиостанции по карте так, чтобы обеспечить связь с комдивом, а помехи от гор были минимальными. Связь с другими полками зависела от случайного взаимного расположения станций.

Находясь на ПУ, требовалось установить радиосвязь в двух радиосетях. Направления на корреспондентов могли быть самые разнообразные. Установить связь со всеми необходимыми корреспондентами иногда не удавалось. Тогда на карте выбирал место, расположенное как можно ближе к ПУ, с которого нужно установить необходимые связи. В этом случае прокладывали телефонную линию от станции к ПУ. Полковник мог вести переговоры по радио, находясь на ПУ, так как конструкторы радиостанции предусмотрели возможность ведения переговоров с использованием телефонной линии.

На трофейной топографической карте мое внимание привлекла одна румынская провинция, расположенная недалеко от нашего маршрута. Меня удивило, что главный город провинции назывался Хуед, а протекающие в ней реки в своем названии имели слова Секель, видимо в этой местности река вообще называется Секель, отсюда такие названия рек, как Секель-Керестур, Секель-Уй-Вар, и др.

После войны в Атласе мира, изданном в 1954 году, такой провинции на карте Румынии обнаружить не удалось. По всем данным, эта провинция с главным городом Сталин.

Что переименовали город, это возможно. После войны переименовали много городов, но ведь на карте и реки называются по-другому.

Возможно, что географические названия немецкой карты даны жителями одной национальности, а на современной карте — другой.

Так, в Трансильвании город Дебрецен имеет славянские корни, то же и многие другие географические объекты.

За прошедшие тысячелетия на территории Румынии сменилось много племен и народов. Видимо, это и сказывается на географических названиях.

Перебираемся с одного горного хребта на другой. Внешне горы как горы. Особенность в том, что эта часть Восточных Карпат называется Трансильванские Альпы. Трансильвания — это историческая, а не административная область с богатой историей, расположенная в северо-западной части Румынии и восточной части Венгрии. До Первой мировой войны она принадлежала Австро-Венгрии. После войны эта область перешла к Румынии.

Не вся Трансильвания занята горами. На ней расположено Трансильванское плато, окруженное горами.

Сегодня к нам должен прибыть новый комбат — майор Масюк. Он заменяет раненного в бою за перевал одного из комбатов полка. Вокруг майора некий ореол таинственности. Обычно новое назначение в кулуарах офицеры обсуждают. В этот раз все молчат, что необычно. Лишь кто-то мельком сказал: «А, это тот Масюк».

Вновь прибывшего комбата успел разглядеть, когда он пришел доложить полковнику о своем прибытии. Он производил приятное впечатление. Стройный, подтянутый молодой человек, лицо продолговатое, обычное, назвать волевым его нельзя. У комбата много боевых наград, есть даже орден Ленина.

Прошло некоторое время. Батальон Масюка сражается как все, не лучше и не хуже. Тем временем высшее командование нашло новый выигрышный тактический ход, заключавшийся в применении при наступлении так называемых «передовых отрядов». Смысл этого решения заключался в том, что перед самым началом наступления в тыл противника скрытно засылается достаточно сильная боевая группа — передовой отряд. Одновременно с началом наступления с фронта эта группа наносит удар по врагу с тыла. Противник чувствует себя в окружении. Он не знает какие силы атакуют его с тыла, и не готов к отражению атаки с этой стороны. Пока противник в растерянности, часть, наступающая с фронта, этим пользуется и добивается успеха. В гористой местности, при определенных условиях, проведение такой операции вполне осуществимо.

Высшее командование решило, что такие условия у нашего полка есть. Полку приказали занять населенный пункт с задействованием передового отряда, причем командиром отряда приказали назначить комбата, майора Масюка.

Отряд скомплектовали на базе батальона. Связь должна осуществляться по радио. Моя радиостанция должна быть все время на приеме. Комбат должен докладывать о прибытии на определенные рубежи.

В назначенное время отряд ушел в ночную тьму. Напряженно вслушиваюсь в привычные шумы эфира. Узнал знакомую по почерку морзянку, кто-то кого-то вызывает, кто-то ведет переговоры. Иногда слышна и немецкая речь. Вслушиваюсь и во внешние шумы. Больше внимание горе, что перед нами.

Время идет. «Молчит и эфир», «молчат и горы». Если противник обнаружит отряд, начнется перестрелка, «заговорят» горы.

Наконец, послышался знакомый позывной. С замиранием сердца слушаю первый доклад отряда. Им удалось скрытно углубиться в тыл противника.

Через некоторое время доклад о том, что вышли на намеченный рубеж, то есть достигли высотки южнее населенного пункта. Снова доклад о том, что достигли района сосредоточения для атаки.

У них последняя рискованная задача перед наступлением. Одной роте необходимо скрытно перебраться через довольно оживленную дорогу.

Последний доклад короткий — к наступлению в назначенное время готовы. Утром полк начал наступление основными силами с фронта, а отряд ударил по немцам с тыла.

Эффект превзошел все ожидания. Гарнизон населенного пункта капитулировал. У нас небольшие потери. Взяли много пленных и богатые трофеи.

Примерно через месяц после описанных событий стало известно, что майор Масюк награжден орденом Ленина. Это у него уже второй такой орден.

Неожиданно пришел приказ о переводе майора в другую дивизию. Меня это очень удивило, потому что офицеру, прослужившему в части более трех месяцев и отличившемуся в боях, могли присвоить очередное звание.

Судя по имеющимся у Масюка наградам, его переводят не первый раз. По-видимому, у него где-то с кем-то возникли проблемы.

Прошло некоторое время. Снова поступил приказ, чтобы при занятии очередного населенного пункта опять задействовать передовой отряд.

Кому командовать отрядом — оставили на усмотрение полковника. Вначале все шло, как прошлый раз. Поступали бодрые доклады о занятии намеченных рубежей.

Жду сообщения о занятии исходного рубежа для наступления на село, а его все нет и нет. В тылу у немцев послышалась стрельба.

О худшем не хочется думать — неужели наших обнаружили? Есть слабая надежда, что это ведет бой не наш отряд, а чья-то разведгруппа наткнулась на немецкий караул.

Увы, иллюзии исчезли. Радист отряда сообщает, что их обнаружили.

Без помех добрались почти до цели, вышли на опушку леса наверху горы. Внизу склона с пожухлой травой, ровного, без заметных неровностей и скал, поселок.

Думая, что их не обнаружили, торопясь занять исходный рубеж, стали спускаться, не разворачиваясь в боевой порядок, не маскируясь.

Вдруг мощный огневой налет. Комбат приказал окапываться, но было поздно. Окопаться не успели.

Сообщение тревожное. Они ведут бой. Практически погиб весь отряд. У меня еще теплится надежда, что может быть комбат сумеет организовать оборону. Только увы. Следующее сообщение еще тревожнее — ранен комбат.

Через некоторое время радист сообщил, что его ранили, а комбат погиб.

Снова ожил эфир. Радист сообщает, что его ранили второй раз. Это было последнее сообщение.

Погиб наш отряд. К вечеру заняли мы этот злополучный поселок.

Вышли к месту разыгравшейся утром трагедии. Глазам предстала ужасная картина. На пригорке по одному и группами лежали погибшие воины.

Увидел я и погибшего радиста, лежащего рядом с разбитой радиостанцией. Немцы захватили их врасплох, когда они были совсем близко от деревни. Еще немного, и они бы заняли удобный рубеж.

В захваченной деревне удалось взять несколько пленных. Они показали, что наших обнаружили в самом начале операции, вскоре после того, как они прошли передовую.

Из разгрома своего гарнизона в одном из поселков, когда исход боя решило участие в нем отряда Масюка, противник сделал для себя выводы. Он по-новому организовал наблюдение и охрану.

Мы же что-то не учли. За проникшим к ним в тыл отрядом противник внимательно следил. Он ожидал подходящий момент для нанесения сокрушительно удара. Вышедший на открытый пригорок отряд представлял прекрасную мишень, а необходимые силы и средства были рядом, в деревне.

Давно я уже на войне, всякое случалось, но все равно не могу спокойно воспринимать гибель своих друзей, товарищей. Особенно больно, что все понимаешь, чувствуешь себя там, рядом с ними, а помочь ничем не можешь.

Я на сельской улице. С обеих сторон чистенькие беленькие домики с черепичными крышами. К улице они обращены торцевой стороной. Усадьбы ограждены штакетником. Двор от огорода тоже в большинстве случаев отгорожен таким же штакетником.

Достается нам от этих штакетников. Дело в том, что мы обычно, входя в поселок, перемещаемся не по улице, она хорошо простреливается, а по задворкам, перелезая то через один, то через другой заборчик.

Иной раз, правда редко, место штакетника занимает живая изгородь.

Как правило, дома трехкомнатные. С одной или нескольких сторон у них открытая галерея. Вход в дом в центральную комнату с галереи. Центральная комната многоцелевая. Она и кухня, и столовая, и гостиная. Из нее двери в соседние комнаты.

Если в русских хатах основным атрибутом является русская печь, то тут это плита. Плита большая, аккуратная. Внешняя арматура у нее обычно бронзовая, начищенная до блеска.

За плитой легкая, не доходящая до потолка, перегородка отделяет кладовку.

У боковой стены, рядом со входом, два разделочных стола. Столешница одного из них частенько обита оцинкованным железом. Под столом ведра и бачки для отходов. На стене против плиты полки или навесные шкафчики для кухонной посуды. Непременный атрибут — это развешанные по стенам тарелки с рисунками на донышке. Некоторые рисунки, да и сами тарелки, представляют собой настоящее произведение искусства. Особо запомнилось приспособление для размещения крышек от кастрюль. Это нечто вроде висящего на стене остроугольного треугольника со штырями, куда вставляются крышки.

Из двух примыкающих с противоположных сторон комнат — одна «теплая». В ней живут круглый год, она отапливается. Вторая — «холодная», без отопления, ею пользуются для жилья примерно с середины марта до середины ноября.

Обстановка в комнатах стандартная. Высокими спинками к противоположной от входа стене стоят две плотно сдвинутые кровати. К коротким спинкам приставлена тахта. В непременном шифоньере на полочках аккуратно разложено постельное белье. В комнате могут быть и другие предметы.

От достатка семьи зависит не количество мебели, а ее качество.

Кровати застелены огромными объемными одеялами. Набиты они не ватой, а чем-то легким.

С утра мы наступаем. Полковник все время на передовой. Часто меняет местонахождения. То мы у одного комбата, то он облюбовывает какой-то бугор, с которого, по его мнению, хороший обзор. С радиостанцией и автоматом тащусь рядом. Радиостанция все время включена.

Большую часть времени в полковой сети. Слушаю донесения комбатов, передаю распоряжения полковника, по графику включаюсь в главную сеть, докладываю обстановку комдиву. Кроме основной деятельности стараюсь не пропустить новости, переключиться на Москву, послушать Левитана, своим магическим голосом сообщающего, что один из фронтов освободил такие-то города.

В дивизионной сети стараюсь не пропустить доклады соседних полков комдиву о складывающейся у них обстановке. О том, что услышал, говорю полковнику.

Слушать их мне вообще-то не полагается, но полковник за это не ругает. Даже иногда спрашивает: «Радист, а что там у соседей?» Послушает он, что я промямлю, и у себя на карте пометки какие-то сделает.

Во время наступления, когда управление боем идет по радио, я имел некоторое представление об обстановке как на фронте нашего полка, так и всей дивизии.

Судя по сообщениям соседей, мы продвинулись вперед несколько дальше их. Перед нами противник продолжает атаковать. Подошли к горе, у подножия которой бежит речушка. Справа от нас, на горе, крутой поросший лесом склон, отвесные скалы подступают к самой воде. Слева горы. Между горой и речушкой деревенька в одну улицу, домов 40–50. Огороды ближней к нам стороны подходят к самой речушке, а справа к подножию горы.

Улица начинается почти от уреза воды. Речушка здесь раскинулась широким перекатом, метров 50–60 шириной. Дорога, по которой мы идем, перед речушкой заканчивается. Далее брод — и начинается улица. Брод мелкий, вода бежит очень быстро, холодная, катит с шумом мелкие камешки.

Течет река справа налево. Левее, ниже поселка, течение замедляется, река становится уже, но глубже. Перед бродом остановились, заняли исходное положение для наступления.

Наши теснят немцев. Вся улица уже свободна. С полковником дошли до середины поселка. Полковник и мы остановились в одном из домиков.

Развернул радиостанцию, установил связь с батальонами. Комбат батальона, оседлавшего впереди дорогу, докладывает, что противник подтянул резервы, где-то на дороге, за пределами видимости, слышен шум танковых моторов.

Сообщение тревожное. У нас только стрелковое вооружение. Поддерживающий нас полк ИПТАПП поотстал.

Полковник принял решение: отойти на рубеж у брода. Там у нас оборона подготовлена. Приказывает мне передать это его решение комбатам.

Пока я передавал сообщение, полковник собрался уходить. Мне показал на карте, где он будет находиться, и ушел.

Быстренько свернул радиостанцию. Антенну, а это был обрывок телефонного кабеля, сворачивать не стал.

Вышли с радистом Володей во двор, бросил взгляд на улицу, а у нашей запертой калитки остановился немец с автоматом. Думать некогда, прыгаю через изгородь со двора в огород. Глянул он в нашу сторону и дал очередь из автомата.

Автоматные пули впились в забор около меня. В этот раз вроде пронесло, остался цел. Бежим с Володей параллельно улице, кувыркаемся через заборы. У нас ведь упаковки радиостанции, с ними особенно не попрыгаешь.

Вижу, что немцы нас обгоняют, раньше их мы к броду не успеем. Выход один, поворачиваем к реке. Нужно ее форсировать. Загвоздка в том, что я плавать не умею. Пробежав огород, вышли на берег.

Река не очень широкая, но, судя по всему, не мелкая. Хорошо хоть, что дно каменистое. Поднимаю автомат и радиостанцию над головой, и в воду. Мыслю так: река не широкая, пройти по глубокому месту, где скроешься с головой, вероятно нужно всего несколько метров. Затаив дыхание, это преодолимо, как-нибудь выберусь.

Двигаюсь медленно, шаг за шагом. Вода достигает шеи. С трепетом делаю следующий шаг, задрав голову. Подбородок весь в воде, но рот еще над водой, дышать можно.

Делаю еще шаг. Глубина та же. Володе легче. Он несколько выше меня. Еще с десяток таких шагов, когда нервы были на пределе, и испытание окончилось.

Вылезли на берег, Володя говорит: «Что это у тебя с рубашкой?» Посмотрел на рубашку, ничего особенного, мокрая она после купания. Пригляделся и ахнул, сбоку две дырки от пуль. Не промахнулся немец, только попал не в меня, а в мою рубашку, раздуваемую ветром.

Однажды вечером сидим, отдыхаем, обсуждаем события прошедшего дня. Один телефонист, герой дня, вспоминает, как устранил повреждения телефонного кабеля. Разговаривал он по телефону, неподалеку разорвалась мина и вдруг связь оборвалась. Пошел проверять кабель.

Где пригнувшись, где ползком добрался до места обрыва. Второй конец нашел быстро, соединил концы, проверил связь. Все в порядке. Катушку с кабелем, которую брал на всякий случай с собой, взвалил на спину и уже собрался ползти обратно.

Вдруг недалеко разорвался снаряд. На всякий случай, прежде чем ползти обратно, проверил связь. Нет связи, опять обрыв. Второй конец кабеля нашел не сразу. Разорвавшийся снаряд, видимо, оборвал кабель в нескольких местах и обрывки куда-то унесло. До второго конца было метров 50.

Хорошо, что с собой была катушка с кабелем, сделал вставку. Связь заработала.

Другой телефонист вспомнил дела недавнего прошлого. Полку были приданы танки. Танки, находившиеся в ближайшем тылу, пошли вперед, обогнали пехоту. Пехоте они оказали ощутимую помощь. В этот день полк добился больших успехов. Все были довольны, кроме связистов. Продвигаясь вперед и маневрируя, танки в мелкие клочья изорвали почти все телефонные линии. Телефонистам пришлось попотеть, чтобы установить связь.

Наши беседы прервало появление нового связиста. Он прибыл к нам с маршевой ротой из резерва. У новичка была необычная фамилия Насань. Имя не помню. Лет ему было около 30. До последнего времени он на гражданке был телеграфистом на одном из узлов связи, имел бронь от призыва в армию.

Он неоднократно обращался в военкомат с просьбой направить его на фронт, но начальство узла связи его не отпускало. На фронт он стремился не только из патриотических чувств. Были и другие причины. Его как наиболее опытного специалиста часто заставляли работать сверхурочно, по 10–12 часов в сутки. Это бывало в тех случаях, когда шли правительственные и другие важные телеграммы.

Такое отношение к себе он посчитал несправедливым, перессорился со всеми, решил наказать руководство — пусть поработают без него. Неизвестно, как им это удастся. В результате всего этого он оказался у нас.

У меня сложилось впечатление, что он смутно представлял, что ожидает связиста на фронте, думал, что таких нагрузок, как были у него на гражданке, на фронте не будет.

Так заблуждался не он один. Были и другие искатели приключений, легкой жизни, считающие, что на фронте не так трудно, как в тылу.

На душе у Насаня накипело много. Прошло немало времени с того момента, как он покинул свой узел связи, а спокойно говорить о своих делах он не мог, начинал кричать, жестикулировать.

Сегодня он дежурит у телефона. У нас, на фронте, он уже более двух недель. Функции телефониста освоил. Телефонную трубку у уха не держит рукой, а привязал обрывком бинта, как бывалый связист.

Слушает телефонные разговоры, обменивается фразами с соседями. На передовой жаркий идет бой. Внезапно телефон замолк.

Покричал он некоторое время стандартное алло. Никто не отвечает.

Ясно, на линии обрыв. Катушку за спину, автомат в руки — и проверять линию.

Прошло минут 15–20. Молчит телефон. Насаня нет. Проверять линию пошел другой телефонист.

Линия заработала. Вернулся телефонист, и не один. Притащил он Насаня. Только, к сожалению, не живого.

Судьба, а вернее воля командования, посылает нас, при общем направлении на запад, то на юг, то на север. Двигаемся то на северо-запад, участвуем во взятии Пьетру-Ньямц, то на юго-запад, и мы овладеваем Одорхеем. Сегодня 11.09.44 г. — заняли Сигишоару.

Все время горы, горы и горы. Есть новые трофеи. У полковника два автомобиля. Один автомобиль большой, черный, почти копия горьковского «эмки» (М-1), второй — чешский армейский вездеход-амфибия.

Последний — очень оригинальная модель фирмы «Татра». Кузов машины похож на большое корыто. Машина четырехместная. Мотор воздушного охлаждения расположен сзади. Привод на задние колеса или гребной винт.

Любопытная коробка передач, которая позволяет переключать ведущие колеса или гребной винт. Переключение очень простое. Если поднять и закрепить в поднятом положении гребной винт, что делается вручную, включаются колеса. Если винт опустить – включается гребной винт.

Машина на удивление легкая, надежная и проходимая. Как правило, едем вчетвером, шофер и полковник впереди, а автоматчик и я с радиостанцией сзади. Иногда умещались вшестером.

Наш водитель вездехода-амфибии, Петр, не только хороший специалист, но и хороший парень, не обижается на розыгрыши.

Решили разок над ним подшутить, машина у него легкая, заднеприводная. Вчетвером мы можем ее приподнять.

Однажды сел он за руль, завел мотор. С приятелями подходим сзади, почти вплотную к машине, делаем вид, что интересуемся его работой.

Он рассказывает, что нужно сделать, чтобы машина тронулась с места, берется за рычаги переключения скоростей.

Этот момент мы только и ждали, боялись прозевать.

Машина легкая. Мы чуть-чуть приподняли задок, так чтобы он этого не почувствовал, а шины чуть-чуть оторвались от земли.

Он включает скорость. Колеса бешено закружились, и мотор буквально взревел. Так было два раза.

Вылез Петр из машины, пытаясь понять, что произошло. Взглянул на наши озорные лица и понял, что это наша проказа.

Сперва он рассердился, а потом вместе рассмеялись, говорит: «Как это вы догадались устроить такую пакость?»

Одним словом, остались друзьями.

Однажды едем в гору. В машине нас трое.

Полковник ушел вперед. Нам приказал минут через 15 догнать его.

Подъем крутой, машина еле ползет, мотор гудит от перегрузки, но не глохнет. Вдруг «трах», машина села на левый бок и заскребла днищем по камням, мотор заглох.

Соскочили с машины, смотрим что случилось.

У заднего колеса срезало шпильки. Оно соскочило и, набирая скорость, покатилось вниз. Действует закон бутерброда, колесо не падает, а катится и катится. Побежал за ним, но куда там, догнать не смог, подобрал, когда упало, прокатившись не менее полукилометра. Полковник нас отругал за опоздание, но не очень. По-моему, он нам сочувствовал и ругал только для порядка.

В горах телефонную связь установить не только сложно, а порой в приемлемое время просто невозможно. Действительно, если прикинуть расстояние между двумя пунктами по карте получается, например, метров 400–500.

На местности между этими пунктами овраг или ущелье. Возможная трасса прокладки кабеля составляет километры, да еще по труднопроходимой местности.

В таком случае командир руководит боем по радио. Боем по радио руководили даже командиры армии.

Сегодня как раз такой случай. Все время то передаю приказы и принимаю сообщения, то трубку берет сам командир и ведет переговоры.

Вдруг приемник замолчал. В чем дело? Включил передатчик — работает. Значит, причина в самом приемнике.

Быстренько вынимаю приемо-передатчик из кожуха, рассматриваю схему, неисправность обнаружил сразу.

Перегорела лампа одного из каскадов двухкаскадного усилителя промежуточной частоты.

Причина ясна, но как ее устранить? Запасной лампы у меня нет.

Можно исключить неисправный каскад. Приемник работать будет, только уменьшится усиление. Но как это осуществить в полевых условиях?

Вспоминаю схему. В цепи сетки сгоревшей лампы стоит контур, настроенный на промежуточную частоту, в цепи анода такой же контур. Если их соединить, приемник будет работать.

Кажется, проще простого — соединить соответствующие гнезда ламповой панельки проволочкой и все в порядке.

Только так сделать нельзя. Произойдет короткое замыкание анодного напряжения и нарушится настройка контура.

Выход есть. Нужно поставить конденсатор. Высокочастотный сигнал пройдет и короткого замыкания анодного напряжения не будет. По счастливой случайности подходящий конденсатор у меня нашелся. Подошел конденсатор от недавно разгромленной, разбитой трофейной немецкой радиостанции.

Перерыв связи был минут 15–20. Полк свою боевую задачу выполнил в срок.